Валентин Богатырев: Вместо сотрудничества - геополитический разлом

"О многостороннем сотрудничестве в формате Центральной Азии серьезно говорить не приходится и реальных перспектив у такого сотрудничества в ближайшем времени нет. Более того, Центральную Азию ждут нелегкие времена", - об этом говорится в статье кыргызстанского аналитика Валентина Богатырева, написанной специально для Института общественной политики.

В истории отношений между странами Центральной Азии в постсоветское время было несколько попыток организации многостороннего сотрудничества.

Следует отметить две особенности таких институтов.

Первая особенность состоит в том, что в основном подобные объединения носили формат совместного участия стран Центральной Азии в составе различных более широких структур, куда кроме них входили другие страны, прежде всего, Россия. И никогда не было случая, чтобы только страны Центральной Азии выработали договоренности и сформировали механизмы для своего многостороннего сотрудничества.

Вторая особенность состоит в том, что никогда все страны Центральной Азии единовременно не были в составе общих объединений, Всегда Туркмения и иногда Узбекистан не являлись членами тех международных организаций, куда входили другие страны Центральной Азии.

Собственно попыток создать общую площадку для взаимодействия было немало.

В 1990-м Среднеазиатские республики СССР и Казахстан предприняли первую попытку объединить усилия для структурной перестройки национальных хозяйств и подписали Соглашение об экономическом, научно-техническом и культурном сотрудничестве.

С обретением государственной независимости идея региональной интеграции обрела новый импульс. 30 апреля 1994 года Казахстан, Киргизия и Узбекистан подписали Договор о создании Единого экономического пространства (ЕЭП), направленный на реализацию совместных программ по углублению экономической интеграции и предусматривающий свободное перемещение товаров, услуг, капиталов, рабочей силы, а также согласование кредитно-расчетной, бюджетной, налоговой, ценовой, таможенной и валютной политики. Этот договор стал правовой основой региональной организации трех, а затем четырех государств региона - 26 марта 1998 года к ним присоединился Таджикистан. 17 июля 1998 года ее официально назвали Центральноазиатское экономическое сообщество (ЦАЭС). Решение о преобразовании ЦАЭС в ЦАС (впоследствии ОЦАС) было принято президентами четырех центральноазиатских республик на встрече в Ташкенте 28 декабря 2001 года, договор о создании ЦАС был подписан. В 2004 году к ЦАС присоединилась Россия. 6 октября 2005 на саммите ЦАС принято решение, в связи с предстоящим вступлением Узбекистана в ЕврАзЭС, подготовить документы для создания объединенной организации ЦАС-ЕврАзЭС - то есть фактически решено упразднить ЦАС.

Однако все эти организации существовали недолго, и их деятельность была малорезультативной.

В многостороннем формате более-менее успешно работали только группы взаимодействия по отдельным проблемным вопросам, например спасение Арала, или региональные программы, инициированные международными организациями, например ЦАРЭС. (CAREC Program - региональная инициатива Азиатского банка развития), целью которой является укрепление экономического сотрудничества среди стран Центральноазиатского региона. Программа ЦАРЭС была инициирована в 1997 году с целью продвижения межстрановых инициатив в сфере транспорта, торговли и энергии).

С упразднением ЦАС и выходом Узбекистана из ЕврАзЭС общих многосторонних механизмов сотрудничества собственно стран Центральной Азии не существует. Основным форматом их взаимодействия между собою являются двусторонние отношения, где присутствует весь спектр отношений различного уровня: от соглашений по отдельным частным вопросам до союзных договоров, как между Казахстаном и Кыргызской Республикой. И кроме того внутриазиатское взаимодействие частично поддерживается в рамках более широких объединений, таких, например, как СНГ или ШОС.

В чем причины подобного положения дел, и каковы перспективы?

Главной причиной является то, что Центральная Азия не является единым регионом, и не осознается входящими в нее странами как единый регион. Существует только ностальгическая еще с советских времен иллюзия о существовании Центральной Азии как чего-то общего, которая поддерживается либо идеологическими мифами, либо политическими декларациями, но главным образом за счет внутрирегиональных человеческих коммуникаций, в том числе приграничных.

С точки зрения мотивации на создание механизмов многостороннего сотрудничества в Центральной Азии это утверждение означает, что нет ни одной проблемы и ни одной причины, которая бы послужила достаточным основанием, чтобы сформировать региональное видение.

Проблемы, которые представляются в виде общерегиональных, на самом деле не являются таковыми.

Так, например, странами не осознается как реальная общая угроза проблема наркотрафика. Она вообще как проблема существует для стран – потребителей наркотиков, а страны Центральной Азии таковыми не являются. Транспортировка же наркотиков не только на самом деле не беспокоит правительства, но и реально является и негласно воспринимается в качестве одной их теневых отраслей экономики. По этой причине никакой серьезной борьбы с наркотрафиком ни одно правительство не ведет. Об этом свидетельствует и тот факт, что правительственными структурами стран Центральной Азии останавливается не более чем десятая часть реального объема транспортировки наркотиков через Центральную Азию.

Проблема терроризма или исламская угроза также не воспринимаются как общерегиональные. Для одних стран, как например Узбекистан, она чувствительна, так как тесно связана с политическими проблемами, для других же представляется мало значимой, поскольку практически не затрагивает их территории и население, как например, Казахстан.

Многие считают, что общерегиональной проблемой является водопользование. Но это тоже иллюзия, поскольку интересы и позиции одной группы стран здесь прямо противоречат интересам и позиции другой группы. И общей основы для решения нет и не может быть до тех пор, пока вода не кончится совсем. В рамках саммита СНГ в октябре прошлого года была попытка выработки общей политики в сфере водопользования. Состоялась специальная встреча руководителей стран Центральной Азии, в которой принял участие президент Туркмении Гурбангулы Бердымухамедов и куда не пригласили Россию. Однако достигнутые на ней договоренности были забыты сразу же, как только президенты разъехались по домам. Еще больше противоречия между странами региона обозначились в ходе саммита по проблемам Арала 28 апреля с.г. в Астане. Фактически здесь, как верно подметил директор казахстанской Группы оценки рисков Досым Сатпаев, уже в открытой форме проявился региональный раскол.

Еще в меньшей степени можно говорить об общих экономических интересах. В силу приблизительно общей структуры хозяйства в странах Центральной Азии, и отсутствия технологической специализации они являются не партнерами, а конкурентами. До тех пор, пока это так, никакие соглашения о режимах движения товаров, трансграничных протоколах и так далее не будут реально выполняться, и это мы видим на примере многих соглашений в рамках СНГ или ЕврАзЭС.

Экономический кризис еще более ясно обозначил конкурентность как основу отношений между странами Центральной Азии. Это проявилось в ограничениях экспорта ключевых товаров и ресурсов, в частности, например, электроэнергии из Узбекистана и зерна из Казахстана, когда цены на них стали расти. Это проявляется в политике по отношению к трудовым мигрантам.

Мне известен только один случай, когда страны Центральной Азии проявили общность в подходах и позицию, которая объединила их. Это ситуация с российско-грузинским конфликтом. Здесь, пожалуй, впервые были проведены консультации центральноазиатских стран между собой, и впервые была предъявлена совместная позиция, отличающаяся от позиции России, правда, практически совпадающая с позицией Китая. Очевидно, что основой для объединения в этом случае послужило осознание общей угрозы, какой, гласно или негласно, представляются в странах Центральной Азии попытки России установить доминирование в этом регионе.

Более того, все отчетливее видно, что Центральная Азия не только не является на самом деле единым регионом или местом взаимодействия и тем более интеграции, как говорят некоторые политики и идеологи, но и является местом субконтинентального геополитического разлома.

Существует три линии, по которым проходит этот разлом.

Первая – ресурсная. По топливным ресурсам, стоит и расширяется пропасть между тремя странами, обладающими такими ресурсами (это Казахстан, Туркменистан и Узбекистан) и двумя странами, не имеющими их (это Кыргызская Республика и Таджикистан). По водным ресурсам, это принципиальное разногласие позиций между странами формирования водных стоков (это Кыргызская Республика и Таджикистан) и странами- водопользователями (это Казахстан, Туркмения и Узбекистан). Развитие событий показывает, что разрыв по этой линии увеличивается и приобретает все более острый характер. По мере роста цена на энергоносители и введения цены на воду этот разрыв будет все более конфликтоопасным.

Вторая линия разлома – цивилизационная. Мы имеем дело с двумя цивилизациями, условно говоря: оседлой, земледельческой, исламской и кочевой, животноводческой, светской. Хотя виды деятельности в этих странах давно уже не носят узко земледельческий или животноводческий характер, а ислам является общей религией, тем не менее, различия не только существенны, но и носят принципиальный характер. Они определяют многие стороны жизни: отношение к собственности, степень общинности, социальную толерантность, нравственные нормы, культурные традиции, характер отношений с другими странами и так далее.

Третья линия разлома – социально-политическая. Мы видим, что две страны (Казахстан и Кыргызская Республика) в большей степени тяготеют к открытым обществам и демократическим формам социального управления. Другие страны более привычны и склоняются к традиционным авторитарным форматам управления обществом.

Исходя из этого, следует предполагать, что какие бы попытки многостороннего взаимодействия не предпринимали политики и лидеры стран Центральной Азии, они не будут иметь успеха, не продвинутся дальше политических деклараций.

В том, что такие попытки будут – нет сомнений. Именно такой характер носила идея президента Нурсултана Назарбаева о создании центральноазиатского союза, в который могут войти Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Туркмения, Узбекистан.

Думаю, что в ближайшее время, например, Казахстан предпримет такого рода инициативу или реанимирует идею Центральноазиатского или Евразийского союза в рамках подготовки к председательству в ОБСЕ. У такой инициативы есть политический ресурс, так как она позволила бы поставить вопрос о центральноазиатской повестке и политике ОБСЕ.

Завтра и послезавтра и в любой обозримой перспективе основным форматом отношений между странами Центральной Азии будут двусторонние отношения. Они, в отличие от многосторонних, имеют реальные основания для развития и продвижения, поскольку существуют вопросы, решение которых совпадает с интересами двух стран. Так, например, мы видим, что практически готова общая позиция Казахстана, Туркмении и Узбекистана по вопросу о строительстве гидроэлектростанций на реках Аму-Дарья и Сыр-Дарья. И их сотрудничество и координация действий в этой сфере – уже вполне реальная политическая акция. Вполне реальным является совместная работа Кыргызстана и Узбекистана в проекте строительства железной дороги из Китая, поскольку эта магистраль послужит интересам этих двух стран. Также реальными являются даже трехсторонние проекты, связанные с транспортировкой газа или нефти, либо строительством трансазиатских дорог, как в широтном, так и в меридиональном направлении. Их реализация сегодня сдерживается только из-за ресурсных ограничений, в рамках которых существуют центральноазиатские страны.

Определенные перспективы имеются у многостороннего сотрудничества стран Центральной Азии между собой в рамках более широких объединений. Наиболее очевидными здесь являются форматы СНГ, ШОС и ОДКБ.

Однако, также очевидно, что все эти форматы накладывают определенные ограничения на многостороннее сотрудничество. Кроме того, что не все страны Центральной Азии входят в эти объединения, но и участие в них носит различный характер и в основном скрепляется позицией третьих сторон: России или Китая, или той и другой страны одновременно.

Так, в рамках ШОС основная повестка дня и реальность ее выполнения формируется двумя участниками, и страны Центральной Азии могут только участвовать в тех или иных проектах, если они удовлетворяют интересам этих двух стран. Например, энергетический клуб ШОС, который был инициирован Россией.

Создание в рамках ОДКБ коллективных сил быстрого реагирования также инициировано Россией и не будет серьезно поддержано странами Центральной Азии по ряду причин.

Таким образом, о многостороннем сотрудничестве в формате Центральной Азии серьезно говорить не приходится и реальных перспектив у такого сотрудничества в ближайшем времени нет. Более того, Центральную Азию ждут нелегкие времена. Пятнадцать лет назад мы все жили опасениями, что регион может стать местом острых конфликтов. Тогда эти тревоги генерировал в основном Запад и связаны они были с постсоветским становлением новых независимых государств. Сегодня мы видим, что у такого рода опасений появились наконец-то собственные региональные основания. Страны Центральной Азии вступают в новый период. Особенности их внутриполитического тренда и нарастание межгосударственных противоречий обещают сделать этот период достаточно неспокойным.

Валентин Богатырев, координатор аналитического консорциума "Перспектива"
14 мая 2009