"Агент ЦРУ" и казахский язык
Профессор Гарвардского университета Билл Фирман: Пора вам заняться делом

Слышать в адрес своей страны слова критики от иностранца, да еще в таком животрепещущем вопросе, как вопрос казахского языка, признаюсь, занятие не совсем приятное. В душе скребут кошки. Но, очевидно, и такая точка зрения полезна для общества.

Тем более что высказывает ее языковед, профессор Индианского университета, доктор политических наук Гарвардского университета Билл Фирман, личность довольно известная у нас в республике. Ведь не каждый американец может, подобно ему, похвастать таким отличным владением казахского языка.

ЛИТЕР-Неделя: Билл, расскажите, как вы связали себя с Казахстаном? Как это случилось?

Б.Ф.: Впервые в Средней Азии на стажировке я побывал в 1976 году. Тогда я приехал в Ташкент. В то время на американцев здесь смотрели как на марсиан. И все, разумеется, думали, что я работаю на ЦРУ. Хотя я сюда попал в результате ошибки. В то время шел культурный обмен между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Из СССР в основном к нам приезжали специалисты в области физики, а из Америки посылали обычно ученых, занимающихся русской классикой – Пушкиным, Толстым, Достоевским. А тут выискивается какой-то непонятный Билл Фирман, интересующийся языковым строительством в Средней Азии в двадцатые-тридцатые годы прошлого века. Очевидно в Москве решили, что это какой-то кабинетный филолог. Так что я сам удивился, когда меня к вам пустили. Позже я защитил диссертацию по вопросу языковой политики в Узбекистане на начальном этапе Советской власти.
Кстати, узбекский язык в то время у меня был на низком уровне. Да и откуда мне было его знать, если существовавшие в те годы учебники узбекского языка были довольно скверного качества. Если не сказать хуже. В них разговор, в основном, шел о колхозах и тракторах. Притом что, глядя на мою внешность, никто и не думал разговаривать со мной по-узбекски. Да и мне самому было легче общаться на русском языке.
Однако сегодня я Узбекистаном занимаюсь в меньшей степени. Меня куда больше интересует вопрос языковой политики, проводимой в последние годы у вас, в независимом Казахстане.

ЛИТЕР-Неделя: Уже теплее.

Б.Ф.: Да, и я расскажу почему. Первая причина связана с тем, что знание казахского языка в казахской среде сегодня сродни исполнению патриотического акта. Оно важно для самоидентификации личности. Хотя и в Узбекистане, конечно, русский язык присутствует, как и таджикский. И это важный вопрос, чтобы понять, какая это страна и какие языки в ней преобладают. Но потом, что тоже очень важно, в отличие от Узбекистана, здесь у вас можно свободно говорить на такие темы, открыто дискутировать. В то время как Узбекистан – это закрытая страна.
Я к вам приезжаю каждый год на протяжении последних десяти лет. И дома читаю казахскую прессу: "Жас Алаш", "Заман-Казахстан", "Егемен Казахстан", "Айкын", ну и так далее.
Но вместе с тем я критически отношусь к языковой политике в Казахстане. Поскольку считаю, что с самого начала вы занимались не тем, чем нужно было. Мне думается, когда в восемьдесят девятом году принимался "Закон о языках", не была учтена специфика республики. То есть в ту пору было абсолютно нереально думать об осуществлении такого закона. Ведь в то время говорили, что через два–три года делопроизводство будет переведено на казахский язык. Так писали. Хотя на самом деле никаких предпосылок к тому не было. Не было в достаточном количестве учебников казахского языка, хороших педагогов. Причем вместо того, чтобы вести обучение казахскому языку с уровня детсада, начальной школы, знание казахского языка стали требовать со студентов высших учебных заведений.
Хотя и было много шума, много помпезных мероприятий. Деньги тоже уходили не туда, куда им следовало бы. Что в конечном итоге работало на подрыв авторитета казахского языка. В то время как следовало осуществлять работу на поднятие его престижа. Чтобы казахский язык хотели изучать не только Сауле и Азамат, но и Маша, и Саша, и даже их бабушка, тетя Оля, которая сидит дома с Сашей и Машей.
И потом, я бы еще хотел обратить ваше внимание на изучение казахского языка в школах. Ну, ради бога, объяснит мне кто-нибудь, почему и зачем русскоязычным ребятишкам надо обязательно учить грамматику казахского языка? Ведь даже владея в совершенстве русским языком, немногие из них вам скажут, где в русском языке причастный оборот, а где – деепричастный. Тогда как здесь требуется просто коммуникативный подход, чтобы дети изучали разговорный казахский язык, могли на нем свободно общаться. А не зубрили правила грамматики и синтаксиса.

Литер-Неделя: Я во многом с вами согласен, однако думаю, что в вашем взгляде превалирует логика ученого. Но ведь существует еще и логика политического момента.
Вспомним, когда принимался "Закон о языках", – это был 1989 год. В народе еще была свежа память о декабрьских событиях 1986 года. Люди ждали перемен. А фоном к ним служили пустые магазинные прилавки. В обществе нарастало социальное напряжение.
И понятно, что в этих условиях, чтобы не растерять свою легитимность и не ввергнуть страну в пучину анархии, власть просто вынуждена была прибегать к популистским мерам, заявляя о скором переводе делопроизводства на казахский язык. Хотя и во власти, я думаю, в то время многие понимали, что это не совсем реально.

Б.Ф.: Я с вами согласен. После восемьдесят шестого и событий последующих лет многие здесь у вас в республике задавались вопросом – а чем мы хуже Узбекистана или Латвии, где являлись преобладающими узбекский или латышский языки? Но там была совершенно другая ситуация.

ЛИТЕР-Неделя: А я бы не сказал, что у нас после восемьдесят девятого года произошли какие-то революционные подвижки в области изучения казахского языка. Напротив, вынужден заметить, чиновники во власти, несмотря на существование "Закона о языках", в первые годы независимости отнеслись к изучению казахского языка с большой прохладцей. Дальше громких деклараций дело не шло.

Б.Ф.: Я не говорю, что был форсаж. И сегодня его, конечно, тоже нет. Но может и не надо форсировать?

ЛИТЕР-Неделя: Я думаю, напротив, пришло время для серьезной, углубленной работы. Казахи, согласно последней переписи, составляют 67% населения республики. И это население заявляет сегодня открыто: – А почему правительство не разговаривает с нами на родном языке, почему с нами не разговаривает на государственном языке парламент? Они что, с Луны к нам свалились?

Ведь если и дальше продолжать в вопросе изучения казахского языка тянуть кота за хвост, прикрывая чиновничью лень, то власть рискует утерять доверие значительной части казахского электората. А ведь там, где кто-то теряет, другой кто-то и находит.
Б.Ф.: Вы меня не совсем правильно поняли. Я не выступаю против казахского языка и не призываю его саботировать. Экзамены по казахскому языку нужны в школах и высших учебных заведениях. Но вместе с тем, когда ваши чиновники заявляют, что казахстанское образование приближается к западным стандартам – это, мягко говоря, неправда. Везде на постсоветском пространстве образование сегодня намного хуже, чем оно было в советское время. И требовать от такой израненной школы, чтобы она на все сто процентов справлялась с поставленной задачей – тоже нереально. Ведь пока деньги, выделяемые на изучение казахского языка, не перекочуют из толстых кошельков чиновников в прохудившиеся карманы учителей, мало что поменяется. Поэтому я хочу сказать – пора уже от красивых слов, сказанных с высоких трибун, переходить к живому делу.

ЛИТЕР-Неделя: И вот здесь я с вами абсолютно согласен.

Серик МАЛЕЕВ, Алматы