Ноев ковчег в океане глобализма

Далеко не один фактор современного мира способствует противостоянию русского и татарского народов – но пойти по этому пути означает пойти против истории

Справедливо, что памятник Льву Гумилеву возвышается в самом центре Казани. Это ему принадлежат мужественные слова, высеченные на памятнике: "Я, русский человек, всю жизнь защищаю татар от клеветы".

Казань нужна всем: и жителям самого города, и всему народу России. Величие Казани нужно и юноше, и древнему старику – последнему жителю какой-нибудь лесной деревушки на краю света.
Гумилев всей своей выдающейся эрудицией и логикой противостоял попыткам политиков и историков принижать роль татарского народа в мироустройстве на евразийской земле и стремлению противопоставлять татар русским. В особо вдохновенные часы Гумилев писал даже о том, что татары и русские – две ветви одного большого народа. Во всяком случае, эти народы породнены землей, пространством, в которое они вросли корнями, в котором они обрели единственную твердь на планете. Свое историческое родство наши народы впитали с соками этой земли, с ее дождями, ветрами, метелями, с шумом лесов и сиянием степей.

Своевременно возвышается петербуржец Гумилев в центре Казани, а самое главное – своевременно восторжествовала в нашем мире историческая истина, явленная Гумилевым. Именно истиной неразрывного славяно-тюркского единства и жива Россия. Возле величия Льва Гумилева ничтожен любой национализм, стремящийся разорвать отечественное пространство.

История начала строить город, в котором суждено было сойтись цивилизациям, много тысяч лет назад – в сердцах людей. А общепризнанное тысячелетие Казани, выпавшее на глобальную эпоху передела мира, оказалось чрезвычайно своевременной датой, подчеркивающей исключительность этого города в истории не только народа России, но и всего человечества.

Всемирный город для вечности был основан тысячу лет назад, и к своему тысячелетию город Казань стала городом любви цивилизаций, значит – городом исторического идеала, а потому – центром истины. И в ХХI веке Казани предстоит беречь в себе как зеницу ока единство великих породненных цивилизаций.

Этому городу, ставшему центром истины, историей предписано вселить в себя культуру всех территорий Отечества, вселить эту культуру для долгой жизни в новом тысячелетии, растить ее и оберегать. И сама культура будет оберегать Казань – как свой Ноев ковчег в океане глобализма…

Возле Казани, совершающей тысячелетний подвиг неповторимого духовного и культурно-этнического самосохранения, все народы России могут присоединиться к этому подвигу и совершить его вместе с Казанью. Следовательно – избежать в новом тысячелетии участи американских индейцев. Всепожирающий глобализм не менее жесток, чем "открытие" новых земель из минувших веков. Народам России необходимо смелее использовать опыт и мужество друг друга – в культурном сохранении себя…

Татары, основавшие Казань, являют собой одну из основ новой цивилизации, которая зарождается на территории России. Зарождается независимо ни от кого. Сейчас более актуальна новая цивилизация, которая сможет противостоять вероломному варварству современного глобализма, сокрушающего на своем пути духовно-этнические миры. Для нашего будущего необходим не "союз традиций", а многоплеменное единство культуры. Тысячелетняя Казань потому метафизически и молода, что, соединяя несоединимое, охватывая неохватное, из двух великих стихий (татарской и славянской) неутомимо творит одну культуру.

Казань нужна всем: и жителям самого города, и всему народу России. Величие Казани нужно и юноше, и древнему старику – последнему жителю какой-нибудь лесной деревушки на краю света, не забывающему, как был когда-то очень давно в Казани, видел башню царицы Сююмбике. А еще – старик помнит, как купил в лавке книгу Тукая и прочитал сказку о лешем Шурале, который мог защекотать человека до смерти. Как ловко защемил ему пальцы молодой дровосек! Обхитрил лешего! Пообещал поиграть с ним, а сам заставил его сунуть руки в щель в бревне, а клин из бревна и выбил. Так и оставил лешего в лесном плену, с защемленными в тяжелом бревне пальцами. Может, он и сейчас там. А может, выбрался из леса и продолжает свое недоброе дело: щекочет амбиции, в том числе и этнические, и сталкивает людей между собой, разобщает. Но леший будет пойман в Казани, великая державная политика выбьет клин из несокрушимого бревна нашего единства, и оно зажмет лукавому его длинные пальцы.

На нашей земле, собранной в историческую державу, Габдулла Тукай неотделим от первых ясновидцев слова. Если когда-то Русь огнем и мечом брала тукаевскую "светозарную Казань", то Тукай своей открытой – солнечной – любовью к русской метафоре "брал" Русь, навсегда заключая ее в новые очертания, как в свои объятья. Такие поэты, как Тукай, собирают по миру золото любви к своим народам.

Тукаю был близок Лермонтов. Оба они прожили лишь по 26 лет. И оба росли сиротами. "Но сердца тихого моленье Да отнесут твои скалы В надзвездный край, в твое владенье, К престолу вечному Аллы", – так Лермонтов обращался к величавому Казбеку. В этом – горнем – смысле Михаил Лермонтов, можно сказать, и мусульманский поэт. И в этом же смысле Габдулла Тукай – и русский поэт. Он охранитель и русской культуры. Только с Тукаем в себе эта культура – по-настоящему русская, как только с Лермонтовым и Пушкиным культура татар – по-настоящему татарская. Тукая на нашей земле невозможно изучать вне Пушкина и Лермонтова. Пушкина и Лермонтова на нашей земле невозможно изучать вне Тукая. Это – объективное условие единства изначально единой Родины, это условие объективного просвещения.

Поэты приходят, чтобы обозначить место родного народа в истории человечества. Место народа – возле поэта, который ни на шаг не отходит от исторической справедливости. И народ в ответе за поэта перед историей.

Моя поэтическая книга, вышедшая в Саранске в 2002 году, была названа "Дорога в Казань". Я имел в виду дорогу туда, где была основана Казань – как город предвечной любви народов и цивилизаций. Такой Казани не одна, а много тысяч лет. И она не устала слышать поэзию.

Другого пути не было у Казани, даже не раз сожженной; отступать было некуда – позади была бездна небытия. Другого пути нет и у народов России: и им отступать некуда, и у них позади бездна, позади исчезновение.
Со статьей о "Дороге в Казань" в печати выступил народный поэт Татарстана, лауреат Государственной премии России Ренат Харис. Он писал: "Дорога в Казань – это не только дорога, возвращающая автора к его родному народу, это еще и путь, ведущий татарский народ в его самое раннее детство, к своей исконной национальной сущности. И даже не только так. Оказывается, это еще и дорога, помогающая поэту быстро, всего за одну жизнь, вобрать в себя тысячелетний исторический опыт своего народа. Тем, кто показал поэту дорогу в Казань и кто ждет от него вестей из Казани, поэт дает ответ, погружающий в глубочайшие раздумья.

Татары, пишущие на русском языке, многие свои произведения посвящают России, Руси. Видимо, для татарина в словах о России заключены особые смыслы, не имеющие такого же значения для других народов. Что ни говори, татары с русскими – два близких соседа, живущие в одном уголке Европы, создавшие здесь свои государства. За многие века между двумя государствами чего только не было! Историческая память и двух государств, и двух народов, глубока и многогранна. Всему миру известно положительное влияние на государственность русского народа Волжской Булгарии, Золотой орды и Казанского ханства. И эта реальность рождает разное: в мелкой татарской душе она вызывает желчную слюну, а в душе гордого татарина – рождает гордые стихи. У Камиля Тангалычева тоже много, даже слишком много стихов о Руси-России. Это стихи не просто на русском языке, они написаны в истинном смысле этого слова – по-русски…"

"Казан" в переводе с татарского языка означает "котел". Сегодня в этом котле, бросив в него степные и луговые травы, сама Вечность варит живительный настой истины – истины нашего совместного неразрывного бытия на отеческой земле. Сегодня каждому из нас Казань дает историческую возможность – отпить этой истины и существовать в истории всегда единым народом.

Чтобы нам не быть поглощенными чужеземным глобализмом, необходимо открыто противопоставить ему величину и величие своего собственного духовного масштаба; свой родной "глобализм". И его явила нам тысячелетняя Казань, сплотившая тюркскую и славянскую духовные стихии. Казань явила историческое породнение этих стихий. Оторвать их сегодня друг от друга – все равно, что вырвать крылья у ангела-хранителя России.

Сегодня Казань являет себя миру городом-поэтом, выражающим истину не безликой общечеловечности. Этот город-поэт, город-мудрец, город-старец, город-аксакал возвещает о теплой вселенной на земле, а не о холодном космосе в небесах. Истина об общечеловечности не космополитична, родина этой истины – непременно в сердцах, не перестающих любить традиций предков.

Творение нового мира на нашей земле длится тысячу лет – творение мира из единства разных племен одной земли. И это происходит в Казани. И это творение не закончено – потому Казань и в новом тысячелетии будет оставаться городом истины, городом общечеловечности, не забывающей при этом своего исторического первородства.

Казань – восточный мудрец в центре России. Россию иные политики и политтехнологи устремляют в сторону Америки, в сторону западных "либеральных" ценностей и морали. Но истина, воплощенная в Казани, как в центре любви цивилизаций, остается в России и не позволяет ей терять свою духовную сердцевину.

Великую истину, оставаясь в Казани, не покидая ее, сегодня ждут Ленин и царица Сююмбике, Тукай и Лобачевский, Муса Джалиль и Шаляпин. А эта истина, завернутая, как в саван, в красный флаг Великой Победы, едет в Казань на повозке, в гремящей телеге, а лошадь, впряженную в эту телегу, торопит мой дед – павший на войне. Он при жизни никогда не был в Казани, но завтра он доберется до этого города в истине, в моих стихах. В стихотворении о моей Казани. О Казани – каждого и любого, а не только тех, кто живет в этом городе. Казань в наших сердцах творит себя – как город истины!

Казань сгорала и вновь восставала из пепла, но не покидала эту землю. "Я приехал в Казань, опустошенную и погорелую. По улицам, наместо домов, лежали груды углей и торчали закоптелые стены без крыш и окон! Таков был след, оставленный Пугачевым!" – писал Пушкин в "Капитанской дочке". Но даже огонь на этой земле, дарованной ей историей, был для Казани милее чужбины.

Истории была угодна неразрывность духовных стихий – стихийно встретившихся; истории было угодно это породнение – пусть даже через огонь и войны. И Русь, и Казань на протяжении тысячи лет бывали и непримиримыми в отношении друг друга. Но, как доказала история, это была агрессивность младенцев, когда они встречаются впервые. Неизбежность предписанного единства племен закаляла себя в огне конфликтов. Истина закаляла себя накануне великого строительства народа, которому предстояло явить человечеству новое просвещение: невиданную человеколюбивую литературу, науку, пронзающую время и пространство, космические корабли, ледоколы, новые сияющие города, Великую Победу. Так вначале недружелюбно встретившиеся племена явили себя через века – несокрушимым народом, который и был необходим истории, чтобы она могла себя убедить в очевидном: исторический идеал соединения племен осуществим. Значит, в сердце самой истории мира эти племена уже были родными.

Другого пути не было у Казани, даже не раз сожженной; отступать было некуда – позади была бездна небытия. Другого пути нет и у народов России: и им отступать некуда, и у них позади бездна, позади исчезновение. У народов, самой историей поставленных рядом, нет другого историей завещанного места.

Колышек, вбитый здесь в землю тысячу лет назад, стал стержнем державного бытия наших народов. Истина многоплеменного единства, без которого невозможно царство Божье на земле, этим колышком метила грядущее место обетованное для себя.

Камиль Тангалычев, заслуженный писатель Республики Мордовия
30 мая 2009