Великая невидимая стена в Китае

Большинство репортажей СМИ не представляют полного и сбалансированного анализа ситуации в Синьцзянской области Китая - огромной территории, где стабильность и развитие имеют не только стратегическое значение для Китайской Народной Республики, но и являются основными элементами хрупкого равновесия в Центральной Азии.
Поэтому, спустя 16 месяцев после событий в Тибете, трагические столкновения в Урумчи отрицательно повлияют на имидж Китая на Западе. На фоне мирового финансового и экономического кризиса пропасть понимания между Пекином и Западом увеличивается. Надо срочно изменить эту тенденцию.
На пути к пониманию и сотрудничеству стоит серьезное препятствие; Запад от Китая отделяет невидимая стена недоверия, невежества и страха. Эта стена, не являющаяся видимым препятствием, и менее наглядная в отличие от "железного занавеса" или Берлинской стены, трудно определимая – неосязаемая конструкция отдельной и коллективной души, которая должна быть уничтожена.
Великая китайская стена веками была символом изолированной и сокращающейся империи с элитой, не способной приспособиться к изменениям. Сегодня Великая невидимая стена может иметь отношение к неспособности Запада полностью оценить степень преобразования Китая и того, как он перераспределяет мировую власть в XXI веке. Для аналитика противоречие между недостатком ответной реакции Запада на новые исторические условия и величиной изменения, вызванного возвращением Китая к центральному положению, является источником недоумения.
За одно поколение 500 млн. китайцев были вызволены из бедности и к 2020 году ксяоканг или "умеренное процветание" будет характеризовать более гармоничное китайское общество. Несмотря на социальные, политические и геополитические проблемы Китая, пропорциональные его размеру и разнообразию, никто не может отрицать полного прогресса, которого достигла одна пятая всего человечества более чем за три десятилетия.
Спустя 30 лет после революции Мао Цзэдуна и 30 лет эволюции, реформ и "открытий" Ден Сяопиня стало невозможным вообразить мироустройство без Пекина, как заинтересованной стороны или соавтора. Уехав из саммита "Большой восьмерки" в Италии раньше времени для того, чтобы скоординировать реакцию правительства на напряженную ситуацию в Синьцзяне, президент Китая Ху Цзиньтао снизил значение саммита "Большой восьмерки", хотя формально Китай не является членом группы. До некоторой степени, проблемы Китая – это проблемы всего мира и наоборот.
Действительно, нужно признать достижения Пекина, приветствовать надежного партнера и радоваться в ожидании многообещающего будущего. Однако зачастую некоторые с подозрением относятся к намерениям Китая, становятся жертвой насмешливых высказываний в адрес Китая и некоторые даже замышляют маневры для сдерживания китайского возрождения.
Некоторые данные указывают на то, что имидж Китая на Западе ухудшается. В 2006 году результаты социологического опроса, проведенного Исследовательским центром для людей и прессы, показали, что 34% американцев считают, что Китай представляет незначительную угрозу, 47% ответили, что Китай представляет большую угрозу. В 2008 году по результатам исследования "Pew Global Attitudes Project" 72% французов и 68% немцев придерживались неблагоприятного мнения о Китае. Как раз перед началом Олимпийских игр в Пекине тот же самый центр спросил китайцев о том, были они удовлетворены эволюцией страны: 86% ответили положительно, по сравнению с 48% в 2002 году. Контраст между двумя динамиками поразителен.
Сталкиваясь с неспособностью Запада придать Китаю заслуженное значение и, в некоторых случаях, его враждебным поведением, некоторые элементы китайского общества развивают антизападные чувства. Фенгинг, или сердитая молодежь, осуждают различные формы западной синофобии и формулируют, например в книге "Несчастный Китай" (март, 2009), чрезмерный и опасный национализм.
Если ничего не сделать, существует риск вхождения в порочный круг непонимания и взаимного исключения. Только борясь с предубеждениями, учитывая факты, усиливая связи и, прежде всего, неустанно лелея видение конкретного универсализма, можно надеяться на постепенное устранение пропасти и невидимой стены. Французский государственный деятель Лион Блум очень верно сказал в своем эссе "Для всего человечества": "Когда человек в замешательстве и обескуражен, ему надо лишь подумать о гуманности".
Распространенные на Западе предубеждения о Китае относительно неплохо идентифицированы. В "Голубом лотосе" (1936) знаменитый герой комикса Тинтин спасает жизнь Чангу Чонгрену. В реальности Чанг был хорошим другом Херге - создателя Тинтина, и он познакомил китайскую культуру с бельгийским художником. После спасения Чанга происходит короткий, но интересный диалог между молодым европейцем и молодым китайцем. Тинтин говорит Чангу о том, что "многие европейцы думают, что китайцы лживы и жестоки".
Подобное представление о лживости и жестокости объясняет многие предвзятые комментарии и отношение к Китаю. Демонизация через лишение человеческих качеств - к сожалению, не редкий феномен, и была одной из постоянных особенностей предположения Запада о восстановлении Китая. Поскольку контакты и обмен могут с легкостью преодолеть эти абсурдные предубеждения, они должны поощряться и поддерживаться во многом разными правительствами. Более того, учебные планы западных школ должны содержать предметы по изучению глубины, красоты и значения китайской цивилизации, так же, как китайская система образования должна предложить окно в западную культуру.
Также этому разделению способствует нехватка знания. Если "Бамбуковый занавес" был снят после признания Китая в 1964 году французским президентом Шарлем Де Голлем и поездки Никсона в Пекин в 1972 году, многие все еще считают Китайскую коммунистическую партию монолитом, который не проявляет уважения к гражданам Китая и чья единственная цель и навязчивая идея заключается в том, чтобы защитить интересы своих членов. Идеология является компонентом невидимой стены. Фактически, экономическое возрождение Китая, политическая трансформация и усиливающийся социальный плюрализм глубоко взаимосвязаны, и с повторной интерпретацией китайской интеллектуальной традиции, определяют китайский ренессанс.
Китайская академия управления "Пудонг" (CELAP) - новая школа Китайской коммунистической партии в Шанхае - помогает иметь более точную картину политических изменений в Китае. В этой партийной школе XXI века под руководством главы подразделения партийной организации Ли Юнчао больше нет идеологии. Вместо этого студенты изучают менеджмент, управление и лучшую мировую практику, которую можно использовать в китайском контексте для улучшения жизни китайцев. Навыки решения проблем и исследование конкретной ситуации затмили теоретическое предположение и догматические споры.
Чтобы оценить степень открытости Китая, можно также понаблюдать за динамикой в Школе права "Китай-ЕС" в Китайском университете политологии и права в Пекине. В этом новом учебном заведении, официально открытом вице-премьером Ли Кеянгом, который сам изучал право в престижном Пекинском университете, учатся те, кто будет способствовать созданию идеальной судебной системы Китая и укрепит верховенство закона.
Попытка заново принять определенную идеологию, которая началась еще при Ден Сяопине и усиливается, и растущая роль права (фазхи) в контексте, где господство человека (рензжи) было преобладающим – это два свидетельства политической модернизации Китая. Элиты Китая восприимчивы к достижениям мира, и западные лидеры, если не способны признать то, как китайская цивилизация может перевести мир на другой уровень, должны, по крайней мере, знать об этой беспрецедентной восприимчивости.
Связь Китая с остальным миром также является фактором, который может устранить пропасть непонимания. В долгосрочной перспективе транспарентность и доступ (в том числе в Тибете или Синьцзяне) поможет западному общественному мнению ближе познакомиться с китайским миром и реальными намерениями его руководства. Пресс-конференции, общественные форумы, международные события, участие китайских интеллектуалов в дебатах по мировой политике, развитие искушенных СМИ, сосуществующие по всему миру с западными информационными системами, разоблачат миф о непроницаемом и скрытом Китае.
В общем, взаимное сопереживание необходимо для предотвращения порочного круга непонимания и исключения. Тогда как китайские интеллектуалы должны признать, что понимание Запада и приспосабливание к китайскому ренессансу будет долгим процессом, западная элита должна осмыслить, что экономическое развитие и социально-политическая модернизация требуют времени.
По большому счету обе стороны, несмотря на трудности, должны культивировать высокое чувство ответственности и приблизиться к проблемам глобальной перспективы. Разрушив Великую невидимую стену недоверия, невежества и страха, которая стоит на пути к мировой цивилизации, китайское руководство сегодня могло бы гордо заявить в Париже или в Вашингтоне: "Я - гражданин мира", тогда как в Пекине западные лидеры могли бы сказать: "Во ши йи ге шиджие гонгмин".
Отец современного Китая Сунь Ятсен объяснил за год до своей смерти в 1925 году: "Европейцы все еще не могут распознать нашу древнюю цивилизацию, но Китай думал о политической мировой цивилизации, и о космополитизме 2000 лет назад говорили в Китае".
Если все будет адекватно понято и скомбинировано, западный универсализм и китайский космополитизм (датонг) достаточно сильны для того, чтобы освободить нас от любого видимого или невидимого барьера, расширить наши политические горизонты и перевести нас на другой уровень понимания.
(Дэвид Госсет, директор Европейско-китайского центра по международным и бизнес отношениям в CEIBS, Шанхае, а также основатель форума "Европа-Китай").

Дэвид Госсет
"Asia Times", 13 июля 2009 года