Есть нечто такое о Кыргызстане

Это центрально-азиатское государство разбивает сердца.
На прошлой неделе в Кыргызстане прошли вторые президентские выборы со времени "Тюльпановой революции" 2005 года, когда уличные толпы изгнали лидера страны Аскара Акаева после парламентских выборов, которые, как они считали, был сфальсифицированными.
То, что переизбрание преемника Акаева - Курманбека Бакиева - было столь же сфальсифицировано, как и выборы четыре года назад, должно быть, причинило особую боль Соединенным Штатам, которые лишь несколько лет назад рекламировали Кыргызстан как пример того, как сфокусированная помощь в целях развития может способствовать демократизации. Когда Акаев был свергнут, это оказалось провалом усилий Америки по проведению реформ изнутри; с переизбранием Бакиева через покупку голосов и запугивание, надежды Америки на демократический Кыргызстан теперь потерпели крах не однажды, а дважды.
Но такое случается не впервые, когда эта отдаленная центрально-азиатская страна заманивала наивных иностранцев, притягивая их к себе лишь для того, чтобы разбить их надежды. Об этом спросите у моего друга Джека.
Я встретил Джека случайно, в интернет-кафе в Бишкеке - кыргызской столице. Это было весной 2003 года, и город, являвшийся советским болотом на протяжении восьми десятилетий, наконец-таки получал свое место под солнцем.
После 11 сентября 2001 года и вторжения в Афганистан, Соединенные Штаты искали точку опоры в Центральной Азии, и Кыргызстан стал лучшей надеждой в регионе на демократию: менее авторитарный, чем его соседи и представляющий, по-видимому, более плодородную почву для создания современного государства. Вашингтон и его союзники начали инвестировать больше денег и посылать больше людей в страну.
Не только правительства и НПО помчались в Кыргызстан, но и дураки и оппортунисты. Я был одним из них, как и Джек. Каждый из нас приехал в Кыргызстан на этой волне - Джек из Германии, я из Канады. Джек принес с собой несколько тысяч долларов, которые он инвестировал в фабрику по изготовлению печенья. Я наткнулся на работу, связанную с управлением "American Pub", баром для эмигрантов.
Это было хорошее время для того, чтобы делать бизнес. В июле 2001 года ЮСАИД запросил у Конгресса 28 миллионов долларов на финансирование демократизации и программ поддержки малого бизнеса в Кыргызстане. В 2002 году он запросил 36 миллионов долларов; в 2003 году запрос был сделан на 40 миллионов долларов. К тому времени, когда я прибыл в "American Pub", Бишкек кишел от наплыва работников программ помощи и консультантов, как и военных подрядчиков, занятых на растущей авиабазе США "Манас" на краю города - базе, которую кыргызское правительство угрожало закрыть шесть лет спустя.
Американцы не были единственными вновь прибывшими, которые нахлынули в город. Самая прекрасная в городе одежда и оборудование для дома были в "Beta" - сияющем, многоэтажном турецком универмаге, расположенном в центре города. На краю Бишкека находился базар "Дордой" - лабиринт из грузовых контейнеров, из которых китайские торговцы создали кустарные ларьки по продаже миля за милей дешевого импорта. И Россия, не желая полностью уступить свою старую территорию, строила свою собственную военную базу на расстоянии в несколько миль. Это было временем золотой лихорадки, и Бишкек был городом экономического подъема.
Каждый город, возникший в результате экономического подъема, нуждается, само собой, в своей доле присосавшихся паразитов. Я начал работу в понедельник; в четверг появился налоговый инспектор. Он дал указание нам нанять его племянницу в качестве официантки, или в противном случае он закроет нас за уклонение от налогов. Это была моя первая работа вне колледжа. Я спросил своих сотрудников, следует ли нам пойти в полицию. Они засмеялись. "Он и есть полиция", сказали они мне. "Пораскинь своими мозгами получше".
Мы встретились с племянницей. Непривлекательная и грубая, она само собой думала, что проходить интервью было ниже ее достоинства. Как неспособные отказать налоговому инспектору, также несклонные нанимать молодую женщину, которая не потрудилась бы показываться или, что еще хуже, распугала бы клиентов, если бы она показалась, мы выбрали средний курс: Мы сами закрыли бар. Мы закрылись на шесть недель для покраски и ремонта, которые так или иначе были необходимы, держа пари, кстати, правильное о том, что налоговый инспектор и его племянница потеряют интерес и уйдут.
Бар вновь открылся и заполнился народом: датскими и голландскими авиаторами между полетами над Афганистаном и военной полицией, работа которой заключалась в том, чтобы следить за ними. Тесно сидящими подрядчиками, тратящими деньги на своих тощих, легко обижающихся местных подруг. Волонтерами Корпуса Мира в перерывах между обучением английскому языку в безрадостных кыргызских городках. Бизнес-консультантами, оплачиваемыми ЮСАИД для того, чтобы оказать содействие местным фирмам, часто помогая продираться через некоторые особо непреодолимые дебри местной коррупции.
И вспрыснутыми наподобие перца среди них были мужчины-американцы с военной осанкой, чьи имена всегда представлялись единственным слогом, наподобие Роя или Дага или Бена, которые говорили по-русски и неопределенно говорили о том, чем они занимались, отвечая на вопросы об их работе взглядами, полными умеренного раздражения.
Там также был человек по имени Марсель, страшила весом более 200 фунтов, с уродливыми движениями тела, расположенного ниже головы в виде шара для боулинга с седеющими, коротко подстриженными волосами. После нескольких месяцев пребывания в должности, я глянул на штатный список бара и увидел его имя, которое было мне незнакомым. Мне сказали, что это было имя нашего водителя, что мне показалось странным. В конце концов, у бара не было ни автомобиля, ни необходимости ехать на нем в каком-либо направлении.
Мне объяснили, что в Кыргызстане водитель не всегда является водителем, и зарплата не всегда является зарплатой. Плата Марселю представляла собой деньги для обеспечения защиты, выплачиваемые одной из мафий города. Их численность была значительной и колоритной, или где-то около того, как говорили люди. Среди них были такие, каких Вы будете ожидать, наподобие узбекской или китайской мафий, но также и профессионально-ориентированные, как мафия таксистов и мафия ГАИ. Марсель принадлежал к мафии спортсменов, которая состояла из мужчин, которые закончили Институт физкультуры Кыргызстана и оставшись без государственного субсидирования после падения Советской власти, превратились в особо агрессивный стиль предпринимательства.
Однажды Марсель попросил поднять его зарплату. Молодой и гордый, я отказал, не желая выглядеть в качестве слабака перед моими сотрудниками. Это привело ко многим событиям. Во-первых, я начал видеть намного большее в отношении Марселя. Он начал считать обязательным для себя слоняться в баре в конце ночи, сидя в одиночку за столом и улыбаясь мне, с чашкой чая, утопающей в его чудовищных руках.
Во-вторых, Джек и я начали говорить об отъезде из Бишкека. Его фабрика развивалась и работала, и он был готов к чему-нибудь новому. Джек согласился перейти на работу в Алматы, находящемуся через границу с Казахстаном. Я купил билет на самолет в Канаду. Мы организовали совместную прощальную гулянку в баре, и затем разошлись с вечеринки по отдельности.
Я не знаю, знал ли Джек мужчин, которые напали на него той ночью в подъезде его жилого дома. На следующий день полиция спросила меня, кто являлся врагом Джека. Я не знал. Никто не знал. Бишкек был большим городом, и было легко столкнуться с проблемой. Когда я пошел в больницу, где Джек лежал в коме, его доктор вывел меня на лестничную клетку и попросил денег, которые я заплатил. Позже я помог нести Джека вниз по лестнице в санитарную машину, к другому зданию для компьютерной томографии, затем назад по тому же самому лестничному маршу к его комнате, потому что в больнице не было лифта. Мы попытались удерживать его голову неподвижно на носилках для того, чтобы не пошевелить зонд, торчащий из его черепа.
Я уехал из Кыргызстана в октябре 2003 года. Двумя днями позже Джек был перевезен на медицинском эвакуационном самолете назад в Германию. Он находился в коме в течение четырех месяцев. Он научился ходить снова, разговаривать, шутить. Но ему приходится нелегко во время его работы, и большая часть его памяти о Бишкеке улетучилась. Например, он, по всей видимости, не знает, кем я являюсь.
Восемнадцать месяцев спустя я наблюдал из Торонто, как демонстранты штурмовали Бишкек, протестуя против парламентских выборов, которые, как они были убеждены, были подстроены. Президент Акаев сбежал в Казахстан и затем в Россию. Друзья отправили мне электронные письма с описанием хаоса. "Никто не ожидал этого", говорилось в одном электронном сообщении, в котором далее добавлялось:
"Они ворвались в магазин "Beta" вчера вечером и полностью разгромили его. После того, как они вытащили все из магазина, они выломали все окна и подожгли его. "The Century Club" разрушен наряду с базаром "Дордой". Множество небольших ларьков на моей улице было также разгромлено, и они все еще горят. Я видел "Ладу", едущую вниз по улице с новым холодильником, привязанным к крыше автомобиля …, как только он сделал поворот, холодильник упал".
Я задавался вопросом, насколько результаты ремонта, который спас нас от племянницы налогового инспектора, будут уничтожены мятежниками. Я просмотрел фотографии, чтобы увидеть, не было ли среди мебели, растаскиваемой толпой, чего-либо знакомого. Но паб оставили, не тронув.
Как бы то ни было, американская деятельность по демократизации Кыргызстана потерпела крах. Состоялись акции протеста, которые стали известны в качестве "Тюльпановой революции", после "Революции роз" в Грузии и "Оранжевой революции" на Украине. Но вместо большей демократии, революция Кыргызстана, как оказалось, означала больше того же самого коррумпированного стиля правительства.
К началу 2007 года ЮСАИД написал в своем запросе на бюджет в Конгресс, что "многие из ожидавшихся возможностей для достижения прогресса, которые последовали за "Тюльпановой революцией", все еще не осуществились. … Демократические институты Кыргызской Республики функционируют гораздо ниже среднего уровня для стран переходного периода". Запрос по бюджету агентства по его программам демократизации и добросовестного управления упал до 23 миллионов долларов, что стало снижением почти наполовину в сравнении с 2003 годом. Единственное финансирование, которое увеличилось значительно, было связано с борьбой с терроризмом и безопасностью. Обнадеживающий эксперимент был закончен.

(Кристофер Флавелл является пишущим автором журнала "The Big Money" и стажером занимающейся расследованиями службы новостей "ProPublica". Он недавно закончил школу международных отношений и связей с общественностью Колумбийского университета).

Кристофер Флавелл
"Slate", 30 июля 2009 года