Владимир Милов: Газ в обмен на население

Президент Института энергетической политики - о том, почему мы строим трубопроводы, не осваиваем месторождения и бедствуем при 70 долларах за баррель нефти

- Сегодня мы отмечаем одиннадцатую годовщину августа 1998 года. То, что и сегодня наша страна в кризисе, никто не отрицает. Однако некоторое улучшение макроэкономической ситуации как в России, так и за рубежом позволяет чиновникам и проправительственным политикам говорить, что мы уже прошли дно кризиса и второй волны не будет. Разделяете ли вы такую точку зрения?

- О том, что мы достигли дна, говорят чуть ли не с февраля. Оптимистические заявления не подтверждаются официальной статистикой. Можете зайти на сайт Росстата и посмотреть там любые показатели: прирост безработицы, промышленное производство, ВВП, инфляция. Статистика по маю-июню реально хуже, чем была в предыдущие месяцы.

Никакого дна пока не видно, хотя власти очень много денег истратили на поддер-жку экономики. Антикризисные меры не дают эффекта. Говорят, что не дали рухнуть банковской системе. Ради этого потратили 200 миллиардов золотовалютных резервов, выделили триллионы помощи госбанкам. И в результате что? Получили банковскую систему, которая не кредитует реальный сектор, потому что ставки кредита запредельно высоки.

Вторая же волна кризиса будет вызвана падением внутреннего спроса, которое никто не пытается компенсировать. Все помогают банкам, помогают нескольким избранным крупным предприятиям. Но осенью нас ждет новая волна крупных увольнений на предприятиях. На АвтоВАЗе мы уже наблюдали масштабные демонстрации, там объявлены серьезные увольнения. Поверьте, это есть и на других предприятиях. Я в последние месяцы много ездил по разным городам России, и на всех промышленных предприятиях запланированы увольнения на осень.

Нам нужен какой-то локомотив, способный обеспечить дальнейший поступательный рост. Его пока не видно.

- У нас есть традиционный локомотив, на который молятся и пенсионеры, и дети, - это цена на нефть. Сколько черное золото будет стоить в ближайшей и среднесрочной перспективе?

- За последние полгода мировые цены на нефть прилично подросли. Тем не менее российской экономике это видимым образом не помогает. Доходы от нефтяного экспорта в соответствии с моделью, выстроенной в предыдущие годы, аккумулируются в Резервном фонде и не попадают в экономику. Сегодня нефть стоит 70 долларов за баррель, допустим, она вырастет до 100. Резервному фонду продлят жизнь еще на несколько месяцев.

А что касается дальнейших перспектив нефтяных цен, то мы имеем более или менее четкую картинку, связанную со спросом и предложением, только на этот год. Все разговоры о прогнозах на 2010 год абсолютно, что называется, от фонаря. Все это зависит от одного большого фактора - будет ли мировая экономика как-то выходить из большой рецессии и начинать расти опять или не будет. Наука точного ответа не знает.

Нас, возможно, ждет очень длительная стагнация. Потому что очень много недоверия на мировых финансовых рынках из-за лопания пузырей, которые мы наблюдали в предыдущие годы.

Я не уверен, что антикризисные меры, которые сегодня принимаются многими правительствами мира, не приведут к новым проблемам. Их основная идея: еще больше усилить демпинг на денежном рынке, снижать процентные ставки, вбрасывать в экономики огромные количества дешевых денег. Где гарантии, что это не приведет к новым пузырям?

А если в мировой экономике продолжится стагнация, то никакого восстановления спроса на нефть, конечно, не произойдет. Сейчас мы имеем падение (порядка 3%) спроса по этому году. Это самый серьезный провал с 1982 года, а перспектив восстановления не просматривается.

С чего бы ценам на нефть расти? В этом году их рост был необоснованным, скорее спекулятивным. Мы видим вторую серию истории, которая была в прошлом году, когда начиная с января 2008 кризисного года последовательно пересматривались вниз прогнозы по спросу на нефть. Но мировые цены при этом росли со 100 долларов в начале года до 145 в июле. Ясно, что это был спекулятивный пузырь.

- До кризиса много говорили, что власть не хочет проводить структурные реформы, потому что и так все хорошо. И были надежды: придет кризис, и наконец-то они зашевелятся. Но кризису уже год, а структурных реформ как-то не видно.

- Точно такая же дилемма была у Михаила Горбачева и у кабинета министров, который тогда возглавлял Николай Рыжков. Идти на радикальное преобразование в экономической и политической системе или пытаться любыми средствами законсервировать существовавшую экономическую систему. Произошло что? Резко начали обваливаться экспортные доходы из-за падения цен на нефть. Выяснилось, что за время высоких цен у нас выросли целые сектора, которые не могут жить без постоянной подпитки.

Сейчас мы опять наплодили реципиентов госпомощи. Это значит, что нам надо очень и очень много денег для того, чтобы поддерживать такую модель на плаву. Дл этого недостаточно даже нефтяных доходов. В 2005-2008 годах дефицит восполнял приток капитала - дешевых займов с Запада, на которые мы, собственно, вставали с колен. Все это сейчас ушло, и приток не восстановится в ближайшее время.

Если Путин с Медведевым будут действовать по перестроечной модели сегодня, я думаю, что в определенный момент ресурсы, для того чтобы поддерживать нежизнеспособную статичную систему, которую они выстроили, будут исчерпаны. И тогда я боюсь, что нас уже ждут довольно радикальные изменения, но - неуправляемые.

- Как вы думаете, они не понимают этих рисков либо просто не знают, что конкретно сделать, какие реформы провести?

- Нет, они все прекрасно знают. Больше того, в начале первого президентского срока Путина была предложена довольно внятная и проработанная программа экономических преобразований - "программа Грефа". Очень много рецептов, которые в ней содержатся, надо взять, немножко оживить и запустить в работу.

Отказ от этих реформ был сознательным политическим выбором. Я, например, очень близко наблюдал за этим процессом, когда работал во властных структурах. Шаг за шагом они отказывались от одной, второй, третьей реформы.

- Одним из паллиативов структурных реформ стала реализация мегапроектов, в том числе инфраструктурных. Возьмем, к примеру, нефтепровод Восточная Сибирь - Тихий океан (ВСТО). Этот проект, на ваш взгляд, может быть рентабельным?

- Да, мы подменили структурные реформы некими проектами. Это бюрократическая логика, риски омертвления капитала, потому что деньги будут неэффективно потрачены.

Вспомним 2003 год, когда частный капитал предлагал построить нефтепровод на Мурманск. Там можно было создать крупный нефтяной терминал. Это единственное место на побережье России, куда могут приходить глубоководные, крупнотоннажные танкеры, которые рентабельно поставляют нефть в любую точку земного шара.

Но пришел Путин и сказал, что мы не будем строить трубу в Мурманск. Непонятно почему, официальных объяснений так и не последовало.

Что в итоге получили? ВСТО - мегадорогой проект, с которым по-прежнему связана масса экологических проблем. До сих пор нет гарантий заполнения трубы. Рассчитывают на восточносибирские месторождения, но их освоение, как курица от яйца, зависит от тарифа прокачки по ВСТО, а он не получается низким, потому что проект дорогой.

- В таких проектах больше политических мотивов? Может быть, Путин действительно считает, что нам обязательно нужно развернуть нефтяные потоки на Восток, чтобы иметь возможность закрутить вентиль Европе, Украине, кому угодно? Или это просто желание освоить огромные деньги?

- Это комбинация из непрофессионализма и ложных геополитических посылок, за которой стоят крупные коммерческие интересы. Не случайно, как только проект ВСТО начал развиваться, из "Транснефти" убрали прежнего руководителя Семена Вайнштока и назначили одного из самых близких друзей Путина - Николая Токарева, который работал с ним еще в Дрездене. И сейчас все это осваивает он.

А почему Путин все-таки решил это строить? У него, насколько я знаю, было представление, что восточные регионы России чувствуют себя немножко на периферии российской политики. Там ухудшается экономическая, демографическая ситуация. Я просто знаю очень много материалов, которые внутри российского правительства циркулировали несколько лет назад. Те, кто их писал, просто кричали: мы теряем эти регионы, надо что-то делать! И это действительно так. Но Путин решил, что если мы там проложим нефтяную трубу, то сможем привязать эти регионы к России. Странная логика. Потому что рабочих мест эта труба не создает. Она создает проблемы. Посмотрите на страны Прибалтики, Украину или Белоруссию. Наоборот, труба, проходящая по чьей-то территории, - это стимул отделиться и брать потом плату за транзит.

Кстати, вы будете смеяться, но попасть из Западной Сибири, например, через трубу в Мурманск, а потом морем в Китай выйдет дешевле, чем транспортировать нефть из Западной Сибири до Находки по трубе ВСТО. Вот цена стратегическому планированию этих людей.

- Несмотря на дефицит бюджета, правительство отказалось в очередной раз повышать налоги на "Газпром". Можно ли сказать, что руководство компании наносит ущерб интересам России?

- Конечно, стопроцентный ущерб. Понимаете, "Газпром" никогда не платил больше налогов, если брать долю от выручки, чем, скажем, ЮКОС в те периоды, по которым были суды. Ясно, что у властей есть любимчики. Ясно, что этим любимчикам позволяется все - опять же за наш с вами счет. "Газпром" показал себя трижды неэффективным за последний год. Он пропалил весь экспорт в Европу в первом полугодии. 43 миллиарда кубометров недопоставили по сравнению с прошлым, 2008-м, относительно теплым годом. В Европе спрос на газ из-за кризиса упал на 2%, а "Газпром" потерял больше 50% экспорта в Западную Европу. Это больше 15 миллиардов долларов.

Конечно, эта компания должна поддержать российский бюджет налогами в нынешней ситуации, конечно, там есть резервы. Но вместо этого повышают налоги на нас с вами. Например, единый социальный налог - с 2011 года. Видно, что Путину дороже "Газпром", чем население Российской Федерации.

- Монополист неэффективен не только с точки зрения экспорта. С отставанием у нас идет освоение месторождений. На какое количество лет хватит наших запасов газа при нынешнем уровне потребления?

- Запасов, которые в земле, хватит надолго, минимум на 80 лет газа у нас достаточно, средства, как говорится, есть, но ума не хватает.

Проблема в том, чтобы эти запасы добыть и поставить на рынок. А это очень сложно, потому что большинство новых месторождений находится в удаленных, неосвоенных, очень труднодоступных регионах, где надо не только обустраивать месторождения, но и строить очень сложную инфраструктуру, для того чтобы с этими регионами просто соединиться. Вот, например, север полуострова Ямал, где сейчас делают один из крупнейших новых центров газодобычи, - это просто болото. Туда нужно строить дорогу. Длина железнодорожной ветки с юга Ямало-Ненецкого округа до центра добычи составляет 540 километров по очень сложной местности, где масса рек и ручьев. Все это в тяжелейших арктических условиях, по местности, заболоченной до 60%.

Далее оттуда хотят тянуть газопровод через губу, то есть очень мелкий залив. Трубу хотят зарыть на полтора метра в грунт, но там в период ледостава льды пропарывают дно на глубину до 5 метров. И что с этим делать? В мировой практике аналогичных примеров нет.

Значит, этим надо было заниматься давно. Вот в чем одна из моих принципиальных претензий к Путину как к человеку, который погрузил свои лапы в энергетический сектор. Ведь он же, как только пришел в 1999 году, должен был немедленно начинать заниматься этими вопросами. А Путин потратил время на перераспределение собственности, игру с какими-то дурацкими газопроводными проектами. Осваивать полуостров Ямал реально начали всего пару лет назад. Это настолько долгий, тяжелый, дорогой проект, что выясняется: сейчас, когда у "Газпрома" резко упали доходы, на Ямал не хватает денег. Придется замораживать.

Если кризис кончится и спрос на газ начнет восстанавливаться, то где гарантии, что "Газпром", порезав сегодня свои инвестиционные программы, успеет к тому времени ямальский газ разработать, добыть и поставить на рынки? Нет таких гарантий. У нас образовалось множество стратегических черных дыр на энергетической карте за последнее время.

- Чем закончится газовая война с Туркменией? Мы фактически сейчас у них не покупаем газ, ждем, пока они снизят цены.

- Мы все рассуждаем, а туркменский газ уже пойдет в Китай в конце этого года, максимум в начале следующего. Россия здесь стратегически проиграла. Впервые за долгое время Туркмения получила реальную альтернативу по поставкам. Нашей монополии на покупку их газа больше не существует. Китай стал нашим главным стратегическим конкурентом. Кстати, то же таджикское решение отказаться от русского языка как официального,- понятно, кем было пролоббировано. Конечно, не Соединенными Штатами, а Китаем. Пекин подсадил все государства Центральной Азии на свою помощь, которая официально выделяется в больших количествах "на цели развития". Газопровод из Туркмении идет через Узбекистан и Казахстан. И туда тоже будет поставляться и узбекский, и казахстанский газ.

У меня в этой связи два вопроса. Помните, весной 2006 года с интервалом в три недели в Пекине побывали и Путин, и Ниязов, который тогда еще был жив? Ниязов договорился о газопроводе - его уже почти построили. Путин договорился о газопроводе в Китай - где он?

Ровно 10 лет назад Путин стал премьером. Строительство "Северного потока" через Балтику было одной из идей, которые он начал продвигать с первого дня. Но его даже еще не начали строить.

Мы подписали больше двух лет назад с Назарбаевым и с туркменским лидером Бердымухаммедовым соглашение о так называемом Прикаспийском газопроводе, по которому в Россию должны были пойти дополнительные объемы туркменского газа. Где этот проект? Растворился.

Пока мы болтаем о разных потоках, мифических, которых пока нет, другие строят. И вот об этом нам надо задуматься. Надо просто лучше работать.

Алексей Полухин
редактор отдела экономики "Новой"

№89 за 17.08.2009