Прогулки по лезвию ножа

Историческая наука в Казахстане продолжает развиваться как на официальном, так и на любительском уровне. При этом мифологизация истории и альтернативные толкования исторических событий – далеко не главная проблема для научного сообщества

Современная историческая наука в Казахстане переживает нелегкие времена. Ученые постоянно сталкиваются с недостатком финансирования их проектов, бюрократическими препонами и проволочками. Одновременно с этим на ниве истории активизировались непрофессионалы, представители так называемой альтернативной истории, имеющие собственный взгляд, но не владеющие научными методами. При этом незатейливые книги альтернативщиков имеют бешеную популярность, в отличие от книг профи. Директор Института истории и этнологии имени Чокана Валиханова, доктор исторических наук, профессор Саттар Мажитов считает многие обвинения в адрес историков справедливыми, но при этом они еще раз доказывают, что их работа остается актуальной.

Пропитывающая идеология
– Саттар Фазылович, насколько историческая наука в РК, научное сообщество вовлечены в политику?

– Историк всегда ходит по лезвию ножа политики. Историк должен быть и грамотным политиком, и экономистом, и педагогом. А иногда и детективом. Историк – идеолог, в силу того что, заглядывая в прошлое, он всегда ищет там рациональное объяснение настоящему. Он транслирует общение прошлого с современностью. Поэтому его слово весомо.

Нужно было обосновывать проблемы границ. Помните, Солженицын говорил о "сплотке" – северной части страны, которую, по его мнению, следовало передать России. Потом началось движение неоказачества с требованиями предоставления автономии на Урале, в Северном и Восточном Казахстане. Тогда мы буквально день и ночь писали и искали работы по обоснованию границ, феномену казачества… Мы пытались повлиять на общественное мнение. И я полагаю, неплохо поработали. Все же решающая роль в сохранении территории и закреплении современных границ Казахстана принадлежит главе государства.

Мы в начале 1990−х доказывали, что неграмотно границы современные сравнивать с тем, что было в XV веке. Нельзя экстраполировать взгляд сегодняшний на прошлое без учета политической карты мира тогда и сегодня.

– Насколько остро стоит сегодня проблема с корректностью учебников истории?

– На нас наконец обратили внимание в Минобразования с точки зрения исторического образования. В первых учебниках [авторов-> ученых практически не было. Наконец-то все поняли, что учебник должен писать ученый, учитель и методист. Только недавно издательства задумались над тем, что должен быть специальный редактор, корректирующий учебник по своему профилю. Я как историк занимался редактированием свыше 20 учебников по истории.

Как часто мне приходилось бороться с авторами по поводу дат, стиля, научной основы учебников, фактажа, цифр и так далее! И все равно были случаи недобросовестного отношения. Некоторые умудрялись залезть в отредактированный учебник перед самой отправкой в печать. Был случай, когда я обнаружил, что часть учебника переведена на казахский с турецкого. Первые подозрения охватили меня при чтении глав по истории Второй мировой войны. Там пишут, что "Германия и Советский Союз развязали мировую войну". Сейчас есть такая точка зрения на проблему, возможно, и авторы так полагают, но оказалось, что дело вовсе не в этом. Турция, как известно, в начале войны была союзницей Германии. А окончательно я убедился в плагиате, когда просматривал карты. Названия морей и рек не успели перевести с турецкого. Издание учебника, конечно же, приостановили.

Что касается корректности, то это вопрос большой и сложный. Совсем недавно в Германии я принимал участие в работе семинара по проблемам взаимосвязи школьных учебников и конфликтов в Центральной Азии, на Южном Кавказе и в Молдавии в постсоветский период. На нем обсуждались и наши учебники по истории.

Выступал там с докладом "Войны памяти? Или память против войны". Некорректность в освещении тех или иных вопросов в учебниках по истории, географии, языкам может иметь серьезные последствия для мира. И знаете, что меня поразило? Попытки спекуляции. Вместо того чтобы работать на единство человечества, установление согласия в отдельных регионах, делаются попытки разъединить и без того разорванный мир. И это на почве "анализа" войн памяти на страницах учебников.

– Одной из острых дискуссионных проблем в истории Казахстана является проблема присоединения или вступления в состав или колонизация Россией Казахстана. Существует ли какое-то единое мнение историков по этому поводу?

– Чтобы понять ту ситуацию, когда Казахстан вступал в состав Российской империи, нам нужно посмотреть не так, как общепринято – в плоскости российско-казахстанских отношений. Ведь существуют казахско-китайские, казахско-турецкие отношения, отношения со среднеазиатскими ханствами, Персией. Мы долго спорили, как назвать то, что происходило после 1731 года: присоединение, вхождение, колонизация и так далее. Я бы говорил о теме так: "Казахстан и Россия в первой половине XVIII века". Мы порой не оставляем выбора читателю, как ему думать. А такой люфт должен быть. Нужно понять ту ситуацию в мировом ракурсе, в которой Казахстан оказался. С кем ему было вступать в союз и в какой форме этот союз мог быть? Как понять то, что в 1730−м казахи выиграли Анракайскую битву у джунгар, сняв угрозу независимости, и тут же вступили в состав России? Казахстан был частью глобального процесса. Хан Младшего жуза Абулхаир мыслил в этом плане шире остальных. Он видел, что Китай был полуколониальным. Среднеазиатские ханства не собирались модернизироваться. Колониализм колониализмом, но должно было происходить научное, технологическое обновление. Был и такой вариант игры: уступив сегодня – мы выигрываем завтра. Джунгары ориентировались на Китай, и были уничтожены. Ориентироваться следовало на сильного, а Россия в модернизации на тот момент преуспела. Кроме того, у России была куча своих проблем, и ей было не до Казахстана. Даже российская печать на документе о принятии в подданство была поставлена не дипломатическая, а какая-то внутриканцелярская. В глобальном же плане, российская восточная политика оставалась в том же направлении, которое ей придал Петр Великий, сказав, что казахстанские степи – это "ключи к вратам Азии". Как видите, проблема требует дальнейшего осмысления и разработки. О единстве мнений говорить не приходится, и этого, если это наука, не должно быть.

– Создается впечатление, что в последнее время историки особенно часто стали писать на конъюнктурные темы…

– Писать на конъюнктурные темы – это нормально. Есть темы, особенно по современности, которые мы обязаны комментировать. Я участник существующих событий и должен реагировать. Но потом под влиянием новых фактов мой взгляд может поменяться. Не надо слова ученого воспринимать как последнее слово. Историк пишет на конъюнктурную тему с прицелом, что завтра будет продолжение. Наука имеет свойство развиваться и не заканчиваться в своем развитии. Иначе можно повесить на любую науку большой амбарный замок и сказать, что ее у нас нет. Другое дело, что устаревают идеи, концепции, подходы. Но это и есть продолжение науки.

– Что может сделать историческая наука для успешного развития Казахстана сегодня? Есть ли такие исторические проблемы отечественной истории, которые не следует освещать историкам?

– Историк имеет право только на объективность. Поэтому существуют темы, о которых сегодня надо промолчать. Есть темы, которые просто рано обсуждать. Национальные истории должны писаться, но надо дать время на осмысление пережитого и написанного. Не следует писать на темы, которые могут разъединить нас национально, социально, лично. Если мы напишем, что эмир Тимур завоевывал южный Казахстан, а он является национальным героем узбеков, можно спровоцировать конфликт. Но если мы скажем, что герой узбекской истории эмир Тимур умер на территории современного Казахстана – это нас объединит.

Исходя из обид на прошлую историю, нельзя писать историю настоящую. История вообще должна быть снисходительна и толерантна. Необходима встречная комплиментарность. Я занимаюсь народно-освободительными движениями в Казахстане. Тема взрывоопасная, потому что очень трудно, к примеру, говорить об этом так, чтобы сегодняшние казахи и русские не принимали действия султана Кенесары на свой счет. Между тем в условиях глобализации тема протеста очень востребована.

Проблемы совести и лени
– С какими проблемами сегодня приходится сталкиваться высшей школе в РК в целом и историческим факультетам, научным организациям, занимающимся историей?

– Существует проблема качества кадров. Когда мы отошли от советской системы подготовки, то потеряли в том, что исследовательским и учебным процессом должны заниматься профессионалы. А у нас иногда человек даже заявление о приеме на работу не может грамотно написать. Много проблем, связанных с качеством материала. Масса переводного материала. Раньше я удивлялся, когда на выездных семинарах грузинские и армянские коллеги говорили, что у них некому писать по-русски. А сейчас и мы стали задумываться, кого отправить, потому что он не поймет, о чем там говорят. А там нужно еще и обсуждать, и общаться. Богатый материал, накопленный на русском языке, должен быть востребованным. Но, думаю, проблема языка – это проблема борьбы совести и лени.

Другая проблема, какие знания мы несем в аудитории. Об этом не знают, а ведь каждый отечественный вуз имеет свой учебник истории, написанный местным историком и отпечатанный в своей типографии. Делается несколько изданий, а ошибки переходят и тиражируются.

Кроме того, госучреждениям приходится отвечать на массу запросов, напрямую их не касающихся. Однажды к нам пришел запрос на описание скотоводства в Саудовской Аравии. Причем не уточнена была наша задача. Проходил соответствующий форум, исполнитель запроса так и не указал, что ему нужно. Нам порой некогда заниматься фундаментальной наукой.

Мы бы издавали книги сами, если бы издание книг финансировалось. По закону на деньги, которые нам выделены по госзаказу, мы имеем право вести только фундаментальные или прикладные исследования. Но результаты мы не можем опубликовать. А должны обращаться в Минкультуры, те должны поставить нас в план, и еще неизвестно, когда эта книга с итогами исследований выйдет. В результате все остается на уровне неизданных рукописей. Помочь могут спонсорские деньги, а вы сами знаете, как непросто найти спонсора на нашу продукцию. Даже по государственной программе "Культурное наследие" нам сложно подготовить книги из-за недостаточного финансирования. Переводят у нас в основном филологи, но проверять их должны все равно историки. Это в сметах не учитывается. На сегодня мы столкнулись с большой проблемой. И это признают почти все специалисты и переводчики. Перевести с русского на казахский язык можно всегда, а вот наоборот – большая проблема.

– Как бы вы оценили уровень развития исторической науки в Казахстане сегодня в целом?

– В целом положительно. Казахстанские историки слабы в освоении теоретико-методологических подходов. Может быть, в рамках СНГ наши историки лидируют наравне с Россией. Но трудов международного уровня у нас маловато. Мы приступили к освоению методологии 20–25 лет назад. Это же после перестройки мы начали говорить, размышлять. Тогда одновременно с историками заговорили кухарки на кухнях, и выплеснулась масса популистских рассуждений. Историки замкнулись в себе. Это особенность научных людей – замыкаться в тех отраслях, которыми они занимаются. Например, в ближайшее время будет юбилей казахстанского медиевиста Клавдии Пищулиной. В честь этого мы решили провести конференцию. А она – невероятно скромный человек – вчера мне заявила, что подаст заявление об уходе, если не отменим конференцию. А без таких людей, как она, или, скажем, исследователь и переводчик средневековых рукописей на фарси Вениамин Юдин, невозможно представить отечественную медиевистику.

Самое главное, чем будет определяться уровень исторической науки ныне – это степень и качество изучения современной истории. На днях меня пригласили в Москву на конференцию, одним из организаторов которой является Фонд современной истории России. Он активно поддерживает научные инициативы в этой области. Нам тоже необходим такой фонд.

– Как изменилась отечественная историческая наука за годы независимости?

– Сегодня казахстанская историческая наука переживает момент своей специализации. Отдельно существуют институты археологии, востоковедения и истории государства. Растет число кафедр на исторических факультетах. Объективно наука растет вширь. В последние годы активно работает новая плеяда казахстанских ученых: академик Карл Байпаков, профессора Меруерт Абусеитова, Аскар Алтаев, Талас Омарбеков, Хангельды Абжанов, Мамбет Койгелдиев, Жулдуз Абылхожин и другие. Особая заслуга в появлении этой плеяды – академика Манаша Козыбаева, который возглавил отечественную историческую науку в начале 1990−х, когда нужно было выработать саму историософию современного Казахстана. Козыбаев видел в истории Казахстана конкретного человека. Им создана масса портретов исторических личностей.

Наш индекс цитирования высок за границей. Но пока нет единой базы, предметный разговор на эту тему ждет своего часа. Отмечу, что внутри страны больше цитируются работы на казахском языке.

Существует и ряд новых направлений и школ. Это отдел современной истории Казахстана, который был создан одним из первых в масштабе СНГ по инициативе нынешнего депутата парламента Камала Бурханова в 2006 году; отдел современных социальных процессов и исторической демографии (школа академика Малика Асылбекова). Ранее казахстанские историки этим просто не занимались.

Что касается утрат, то, хотя и ушел из жизни академик Кенес Нурпеисов, мы сохраняем в структуре института отдел истории Казахстана советского периода. Несмотря на серьезные и крупные результаты школы профессора Серика Ажигали, требует усиления сфера этнологии Казахстана.

– Что, на ваш взгляд, необходимо сделать в первую очередь для развития исторической науки в РК?

– Следует создать комиссию по употреблению исторических терминов. Как их ныне только не переводят с русского на казахский или наоборот! Это просто недопустимо. Когда мы издавали книгу на казахском языке "Мировая историческая мысль", переводили третий том "Историческая мысль в средние века", столкнулись с проблемой. В упомянутом томе приводятся исследования венгра Арминия Вамбери, который, будучи в Средней Азии, запечатлел куланов и назвал их ослами. Наши переводчики перевели это как "есек" ("осел" в переводе с казахского. – "ЭК"), а надо было "кулан". Переводчики часто не знают тонкостей. Мы должны выпустить словарь исторических терминов и категорий.

Второе – нужно определиться с датами. В одном и том же учебнике можно увидеть две разные даты, относящиеся к одному событию. У нас часто нет готовых соответствующих разработок. Только произошла постановка проблемы, надо сначала исследовать, а потом писать. Это происходит, когда на официальном уровне отмечаются какие-то мероприятия. Нам говорят: "Дайте материал". Например, наступил момент, когда нам нужно было писать про Анракайскую битву. По ней существуют две даты: 1729 и 1730 годы. Бывший наш сотрудник Ирина Ерофеева (недавно вышла ее книга "Анракайский треугольник") изучала эту проблему несколько лет с привлечением междисциплинарных подходов: аэрофотосъемка, геология, изучение почв и другое. И она определила только место этого сражения. Ведь когда мы в учебниках говорим "к юго-востоку от озера Балхаш" – понятие очень растяжимое. И это касается большинства событий нашей истории Средневековья. Касаемо датировки жизни личностей у нас также масса непонятного.

Точка равновесия
– Устраивает ли вас то, как исторические процессы освещаются в научно-популярной литературе, СМИ?

– СМИ, безусловно, особенно в последнее время, содействуют пропаганде наших исследований, дают историкам площадку для высказывания своего мнения. Все же журналистам свойственно обращать внимание на некачественную продукцию. Редко, но бывает иначе. На прошлой неделе одно из казахстанских изданий выиграло тендер на создание серии документальных фильмов на историческую тему, первые кадры они снимали в нашем институте.

– Как вы оцениваете качество научно-популярной литературы, широкое освещение альтернативных вариантов толкования исторических процессов, не признаваемых академической наукой?

– Есть люди, которые занимаются историей для себя. И должны к этому относиться с пониманием того, что они непрофессионалы. Каждый имеет право знать историю, осмыслять ее, но когда дело доходит до массового сознания, это лучше согласовать с теми, кто занимается этим специально.

Мы же, профессионалы, пишем официальную историю, и не можем в одночасье заявить, что Чингисхан был казахом, а Мюрат – Муратом, а Аргентина названа в честь того, что там жили аргыны (род казахов Среднего жуза. – "ЭК"). [Хотя > это сенсационно, приковывает внимание, кому-то льстит.

Еще одна причина, почему мы не можем конкурировать с мифологизаторами: из-за отсутствия средств наши труды имеют тираж в 500 экземпляров и расходятся только среди историков. Некоторые журналисты называют наши труды трудно перевариваемыми. Но ученый не пишет сказки или басни! Академический труд не может быть простецким. Чтобы понимать его, нужен определенный багаж знаний. Мы не всегда ориентированы на массового читателя. В силу контента, специфики стиля и языка есть книги, которые рассчитаны только на историков или гуманитариев.

– Есть ли основания говорить, что профессионалы непопулярны на рынке?

– Рынок современной исторической информации состоит из двух частей. Первые – те, кто может позволить себе издаваться большим тиражом, вторые – кто не может издаваться массово в силу дефицита материальных средств.

Как воспринимают историков сейчас? Тех, чьими тиражами завалены полки? Когда литератор пишет на литературные темы, это нельзя выдавать за чистую историю. У него другие методы работы, он привносит художественность.

Оснований сказать, что профи непопулярен, нет. Иначе откуда этот шквал рассуждений и этот разговор? Ведь каждый второй сейчас чуть ли не историк.

– Саттар Фазылович, в чем вы видите решение проблемы с альтернативщиками и мифологизацией?

– Альтернативная история имеет право существовать. Не надо только устраивать кампании "против". Общество не имеет право плодить аутсайдеров. Человек должен иметь право, ошибившись, вернуться в свою среду.

Недавно среди ученых-историков началась кампания по борьбе с мифологизацией истории. Понимаете, мифологизация – вещь естественная. Людям свойственно мифологизировать историческое знание. История вообще родилась из мифов. Тем более в условиях нового независимого государства с историей, полной белых пятен. На каком-то этапе эта отдушина должна была появиться. Если мы будем отрицать исторические мифы, мы загоним людей в тупик. Признавая их, пораним общественное сознание. Профессиональным историкам важно в этот момент сохранять равновесие. Правда, сейчас общественное сознание уже выходит из этого состояния потребности в мифах. И еще – не следует сводить альтернативную историю к мифологизации.

Кризис жанра
– Еще 20 лет назад исторические факультеты были заполнены, сейчас во многих недобор. Почему престиж профессии историка упал? Что нужно сделать, чтобы положение изменилось? И стоит ли вообще повышать престиж этой профессии?

– В советское время почти каждый председатель колхоза оканчивал высшую партийную школу, так как ему следовало быть идеологически подкованным работником. Сейчас быть историком стало невыгодно. Будучи историком, сложнее стало прокладывать дорогу к власти. Современная молодежь связывает свои надежды с бизнесом или с госслужбой. Сейчас идет специализация рынка, профессий. В этой ситуации в историческую науку пойдет лишь тот человек, который этим интересуется специально.

– Для профессии историка хорошо, что спал ажиотаж?

– Безусловно, ведь происходит четкий отбор. В историю придут те, кто в этой сфере нужен, и будут отсеиваться осознавшие себя непригодными.

Однако стоит признать, что историк мыслит масштабнее и шире, чем кто бы то ни было. Поэтому историк не помешает в любой сфере.

Другой вопрос, что историкам и ученым вообще следует создать нормальные условия для работы. Раньше мы были нарасхват, а сейчас нас приглашают в учреждения только на красные даты. Сегодня на день Конституции в Алматы не найдешь свободного профессора истории – все читают лекции по акиматам.

– Марк Блок более 50 лет назад написал "Апологию истории", в которой пытался защитить историческую науку от обвинений в ее бесполезности. Слышите ли вы подобные обвинения сегодня? В чем сегодня обвиняют историю и историков? Что вы можете сказать в их оправдание?

– Я полагаю, есть проблема в том, что многие люди в последнее время почувствовали себя героями сегодняшнего дня, ответственными за свое прошлое, героями, которые болеют всеми горестями мира и особенно своего народа. Как и во времена Блока, историков винят в бесполезности или неактуальности действий. Мы мало пишем на тему современности. Это так, но мы не бездействуем, а просто пытаемся сохранять спокойствие и не делать резких движений, ведь от нашего мнения зависит больше, чем многие полагают.

"Эксперт Казахстан" №36 (227)/21 сентября 2009
Сергей Домнин, автор