Ельцин - палач русской миграции
Ельцин и его воровское окружение погубили первую волну русской миграции после роспуска СССР. Такой вывод делает кандидат экономических наук Марат Пальников.

Согласно экспертным оценкам, потенциал русскоязычной миграции на конец декабря 1991 года мог составлять 25 млн. этнических русских и 4 млн. человек, относившихся к другим коренным народам Российской Федерации. И немалая часть этого потенциала пришла в движение: по данным международных организаций, в 1991-2001 гг. в Россию прибыло 11 млн. мигрантов.

Согласно расчетам члена-корреспондента РАН А. Дмитриева, общий поток беженцев и вынужденных переселенцев в 1989-1995 гг. на 75% состоял из этнических русских. Динамика данного показателя выглядела следующим образом: доля русских в миграционном сальдо, составлявшая в 1989 г. 1/3, к 1993 г. повысилась до 3/4 и снизилась до 2/3 в середине 90-х годов. После пика 1994 г. (1 млн. 191 тыс. человек по официальным данным) общая численность иммигрантов сокращается, и главной причиной этого явления следует признать именно резкое сокращение русской иммиграции. Теперь русских и русскоязычных в общем потоке мигрантов все больше замещают мигранты титульных национальностей - сначала из Закавказья, затем из Центральной Азии. Доля русских и русскоязычных в структуре общего сальдо миграций в ряде республик становится меньше, чем у титульного населения. В конечном счете, на первые роли выходят мигранты из стран Азии, и к середине первого десятилетия XXI века становится возможным говорить о них как об основном потоке.

Важно понять глубинные причины случившегося сокращения "русского потока". Его превращение, в конечном счете, в достаточно скромный "ручеек" не могло не сказаться на сложной демографической ситуации России. За рассматриваемый период на территории РФ был не только практически полностью воспроизведен полинациональный состав бывшего Советского Союза, но и произошло его дальнейшее расширение за счет выходцев из многочисленных стран дальнего зарубежья. Российская Федерация, в итоге, стала более многонациональной, чем она была в советскую эпоху.

Что касается профессионально-квалификационного состава мигрантов, то в России сохраняется модель, прямо противоположная той, что уже достаточно давно действует в развитых странах Запада. Как известно, в соответствии с этой моделью, по четко определяемым квотам на постоянное жительство принимаются лица с хорошим образованием и квалификацией, а также близким менталитетом. Квоты для лиц физического труда предполагают в основном их временное пребывание и последующее возвращение на родину. Напротив, в России люди высококвалифицированного труда, составлявшие основу первой волны иммиграции, оказались в основном невостребованными.

Уже отмечалось, что в позднесоветский период в союзных республиках было сосредоточено около трех десятков миллионов человек, для которых Россия являлась исторической родиной. Профессорско-преподавательский состав высших учебных заведений, другая научно-техническая и творческая интеллигенция, рабочие и специалисты высокой квалификации, в свое время по разнарядке направлявшиеся в союзные республики для развития их экономики, образования и культуры, работники разных профессий, переселявшиеся туда в качестве обычных трудовых мигрантов, - именно они вместе с их семьями образовали первые миграционные потоки, возникшие уже в годы горбачевской перестройки под влиянием усилившихся этнократических настроений местных элит и проявлений национализма. По своей сути это были обычные потоки репатриантов, решивших вернуться на родину, по крайней мере, до тех пор, пока чрезвычайные обстоятельства (подобные событиям конца 1980-х - начала 1990-х гг. в Баку и Сумгаите) и откровенная политика выдавливания русских и русскоязычных сограждан после распада СССР не стали превращать их в беженцев и вынужденных переселенцев. Россия в данной ситуации служила для них естественным центром притяжения.

Примерно с середины 90-х годов влияние основных факторов выталкивания начинает ослабевать, вновь превращая русских и русскоязычных беженцев и вынужденных переселенцев в обычных репатриантов. Руководство большинства новых государств, в первую очередь Казахстана, к этому времени осознало, что значило бы для экономик их стран полностью лишиться российских специалистов. Принимаются меры к тому, чтобы приостановить их массовый отток. Желающим остаться предлагаются приемлемые условия занятости, пресекаются попытки лишить их жилья, русофобские выходки и настроения. Более того, предпринимаются меры по возвращению хотя бы части уехавших.

Но к тому времени поток русских и русскоязычных иммигрантов в Россию начинает сокращаться и по другим причинам. Важной, если не главной из них становится демонстративная невостребованность потенциала иммигрантов-соотечественников на их исторической родине.

Некоторые эксперты (Графова, 2004; Григорьев, Осинников, 2009) склонны считать, что упоминавшаяся выше оценка численности прибывших в РФ до 2002 г. мигрантов в 11 млн. человек включает в себя только русских и русскоязычных беженцев и вынужденных переселенцев. Но даже если принять, что в общем потоке их было не более 75%, все равно получается весьма внушительная цифра. Своевременная легализация этих примерно 8 млн. бывших советских граждан, главным образом этнических русских, могла бы помочь решить на долгие годы вперед если не все, то многие демографические проблемы России. Этого, однако, не произошло: переселенцы во многих случаях столкнулись с откровенным неприятием, в первую очередь, со стороны федеральных властей. По образному выражению Л. Графовой, бессменного председателя Форума переселенческих организаций, "энтузиазм первой волны миграции, когда ехали самые энергичные, одержимые любовью к России, был фактически… посыпан дустом".

Даже учитывая конкретную обстановку тех лет, принявшую в экономике характер разрухи (массовая остановка производств, невыплаты заработной платы, высокая безработица, отсутствие новых рабочих мест), трудно предположить, что дела в целом были настолько плохи, что страна была абсолютно не в состоянии принять своих соотечественников. Против такого объяснения свидетельствуют пусть немногочисленные, но реальные примеры успешного приема иммигрантов. Следовательно, причина заключалась в другом. На взгляд ряда экспертов, - в том, что новоявленная российская элита просто побоялась получить в городах (поскольку большинство вернувшихся составляли горожане, в основном жители столиц бывших союзных республик) дополнительный протестный (еще и с советской закалкой) электорат и тем самым подвергнуть себя риску утраты власти. Одновременно ее пугал сам факт приезда нескольких миллионов высокообразованных людей, которым было бы сложно объяснить, почему для того, чтобы построить нечто новое, нужно было обязательно разрушить старое - зачем понадобилась именно "шоковая терапия" по Милтону Фридману вместо модернизации с использованием мобилизационных возможностей государства по проверенным рецептам Дж. Мейнарда Кейнса.

Помимо соображений политического и доктринального характера, имели место и узкокорыстные интересы. Чтобы принять и благоустроить переселенцев, пришлось бы сделать громадные инвестиции в строительство дешевого жилья, обеспечить приезжих элементарной "социалкой", всех трудоустроить и т.д. И все это - вместо наметившегося бума строительства элитного жилья, обещавшего стать "золотой жилой", особенно для столичного строительного комплекса, и отчасти "локомотивом роста" для российской экономики.

Конечно, кто-то из переселенцев должен был найти и находил свое место и в этом строительном буме, но в целом их использование в качестве низкоквалифицированной рабочей силы исключалось, - оно все равно обошлось бы намного дороже привлечения практически даровой рабочей силы гастарбайтеров из стран СНГ. И это стремление к максимизации прибыли возобладало над остальным.

Все эти опасения и реальные интересы были закамуфлированы под идею "диаспорального присутствия", якобы необходимого для сохранения в странах СНГ и Балтии российского влияния. Когда же, вопреки этому, в России появились миллионы лишенных крова соотечественников, то чтобы избежать политических осложнений, не портить "чистоту" либерального эксперимента и минимизировать расходы, было сделано все возможное, в том числе на законодательном уровне, чтобы рассеять этих энтузиастов по просторам России, направить их в сельскую глубинку, вынудить многих из них повернуть назад.

Поддавшись на уговоры, в надежде, что это ускорит получение российского гражданства, позволит обрести крышу над головой, часть из репатриантов действительно поехала на село, что для представителей сугубо городских профессий оказалось губительным. Как констатировала Л. Графова, "никто не знает, сколько из них "интегрировалось" там в нищету, в повальное пьянство. И никто не считал, сколько накинули петлю на шею". Л. Графова оказалась одной из немногих, кто нашел в себе мужество назвать случившееся преступлением.

В итоге, к 2002 году - своего рода кульминации этого процесса - лишь 1300-1600 тыс. переселенцев сумели получить официальный статус вынужденного переселенца или беженца, суливший мизерные льготы, и только 500 тыс. из них эти льготы были реально предоставлены. О судьбе большей части переселенцев можно судить по выводам, к которым пришли эксперты Международной организации по миграции (МОМ) на основе исследования эффекта принятых в 2002 году законов "О гражданстве Российской Федерации" и "О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации".

Согласно оценкам МОМ, около 5 млн. вынужденных переселенцев и беженцев были тогда фактически признаны нелегально находящимися в стране иностранцами. Эти "нелегалы" делились на следующие группы: 65% составили лица, по сути дела смирившиеся со статусом временного трудового мигранта и готовые вернуться в страны исхода; 7% намеревались использовать Россию в качестве транзитного коридора и уехать на Запад; и только 28% все еще готовы были остаться в России навсегда, надеясь в конце концов получить гражданство [7].

Масштабы понесенных в итоге потерь человеческого капитала и прямого ущерба для российской экономики, цена фактического отказа от привлечения соотечественников для восполнения потерь от естественной убыли населения и "утечки умов", не говоря уже о чисто человеческих трагедиях, до сих пор остаются неисследованными. Нельзя упускать из вида и другие аспекты. Хотя протесты переселенческих и правозащитных организаций, в особенности, против закона "О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации", и возымели свое действие - после личного вмешательства второго президента РФ В.Путина процедура предоставления вида на жительство была существенно упрощена, а сроки получения гражданства сокращены, очевидно, что по намерениям русских, оказавшихся за границей в результате ликвидации СССР, переселиться в Россию был нанесен тяжелый удар.

Теперь те, кто в принципе хотел бы этого, стали намного осторожнее: они внимательно следят за происходящим в стране, за российским законодательством и тщательно взвешивают выгоды от переезда: то, как их встретят власти и местное население, с какими проблемами придется столкнуться и кто и как будет их решать. Отныне переезд совершается только после предварительного выяснения перспектив занятости через знакомых или осевших в России соотечественников. Более того, часть потенциальных переселенцев отныне предпочитает вообще не "заезжать в Россию", а напрямую следует на Запад. По оценкам Ж. Зайончковской, в описываемые годы из стран СНГ в дальнее зарубежье уехало не менее одного миллиона этнических русских. Известно также, что уже длительное время "неграждане" стран Балтии в своем большинстве выезду в России предпочитают переезд в Ирландию, Канаду, Австралию и другие страны, находя там для себя новое пристанище.

Можно предположить, что из примерно 8 млн. переселенцев-соотечественников, о которых идет речь, в России сумело закрепиться не более половины, причем наибольшее их число могло получить российское гражданство только во время крупнейшей акции по легализации нелегалов в 2007 году, много лет спустя после начала массовой иммиграции. Тогда процедуру легализации прошло сразу около 4 млн. трудовых мигрантов. Но не следует забывать, что под эту фактическую амнистию теперь подпадали также настоящие нелегальные мигранты из стран СНГ, Восточной и Юго-Восточной Азии.

С другой стороны, подобный хэппи-энд едва ли можно признать по-настоящему счастливым. Годы неприкаянных скитаний по российским просторам - о чем той же Л. Графовой написаны сотни статей - не прошли даром. Они неизбежно сопровождались утратой интеллектуального и трудового потенциала, постарением их конкретных носителей. Не имея крыши над головой, эти люди не могли реализовать также свой демографический, воспроизводственный потенциал. В результате не произошло существенного восполнения потерь человеческого капитала, связанных с массовой "утечкой умов", не была остановлена общая деградация образовательного уровня коренного населения России, явно возобладала тенденция к замещению более образованного населения менее образованным, более квалифицированных кадров - менее квалифицированными.

Что же получила Россия, если рассмотреть социокультурный срез иммиграции из ближнего зарубежья? Бок о бок в миграционных потоках находились:

- русские "белые" и "синие" воротнички", покидавшие страны СНГ и Балтии в силу сложившихся обстоятельств, но не только они: через некоторое время к ним стали присоединяться тех же цветов "воротнички" из числа местных бюджетников, терявших свои рабочие места;

- представители оппозиционных группировок, в основном из местных интеллигентских кругов или родовых кланов, проигравших в борьбе за власть и вынужденных поэтому эмигрировать, чтобы спасти собственные жизни; но могли быть и те, кто изгонялся по подозрению в чрезмерных симпатиях к русским;

- часть местной творческой интеллигенции, для которых русская культура и образ жизни стали неотъемлемой частью их собственного бытия, чем-то, с чем они не могли расстаться;

- "дети разных народов", мечтавшие, как это случилось в Грузии, уехать оттуда, чтобы избавиться от гнета местной жесткой этнократической структуры, исключавшей для лиц негрузинской национальности возможность карьерного роста. Когда произошел распад союзного государства, масса негрузин с пожизненно закрепленными за ними ролевыми функциями постаралась покинуть этот край (а когда в городах республики стало некому работать, и государственная казна стала пустеть, вслед за беглецами ринулись и грузины);

- представители быстро прогрессировавшего с началом перестройки нового кооперативного движения, заложившего основы открытой частнопредпринимательской деятельности, надеявшиеся развить свой успех в России; в качестве примера можно сослаться на азербайджанцев, многие из которых ранее были инженерами-нефтяниками, решивших взяться за цветочный бизнес и в короткие сроки монополизировавших торговлю цветами в Москве и других российских городах;

- дельцы из теневых структур, существовавших, особенно в республиках Закавказья, еще в советское время (для будущих владельцев рынков и подпольных предприятий переезд в Россию под видом беженцев или вынужденных переселенцев был весьма удобной формой прикрытия организации здесь нового теневого бизнеса);

- лица, рассчитывавшие реализовать себя в традиционной для Востока роли коммерческих посредников. Специфика этого занятия, помимо прочего, заключается в стремлении выстроить как можно более длинные посреднические цепочки, чтобы "трудоустроить" в них других членов клана, рода или семьи. Заменяя собой исчезавшую потребительскую кооперацию, эти посредники получали возможность паразитировать на социально значимой функции снабжения населения продовольствием, по заниженным ценам скупаемого ими у российского крестьянства, а затем реализуемого по монопольно высоким ценам. Другой разновидностью посредников стали те, кто рассчитывал заработать на своих же соотечественниках-иммигрантах, пользуясь их незнанием российских реалий и неадаптированностью к новой среде, подчас выступая практически в роли работорговцев. "Они, эти паразиты, - отмечает известный специалист по Востоку и исламу Г. Джемаль, - берут последние гроши у неосведомленных растерянных мигрантов за услуги, которых не существует в природе. Они селят их в отстойниках, напоминающих лагеря перемещенных лиц в послевоенной Европе. Они сдают их в аренду, как бесправную обслугу на контролируемых ими рынках" [12];

- авантюристы всех мастей наряду с представителями этнической организованной преступности. Проникновение последней на территорию РФ облегчалось не только либеральным визовым режимом или же прозрачностью границ, но и тем обстоятельством, что на севере России еще в советские времена был сосредоточено большинство пенитенциарных учреждений. Их обитатели из бывших союзных республик, а ныне независимых государств, далеко не всегда стремились вернуться на родину, предпочитая остаться в России, создавая здесь новые банды, в том числе с участием мигрантов-соотечественников. Их укоренению способствовала ожесточенная борьба внутри российского криминального мира за сферы влияния, раздел и передел собственности, в ходе которой многие из участников "разборок" либо погибли, либо бежали за рубеж. Освобождавшееся ими "жизненное пространство" активно заполнялось этническими ОПГ. В настоящее время, по официальным данным, их численность составляет более 2 тыс. группировок. Из 1200 обитающих на территории РФ на сегодняшний день "воров в законе", главарей преступного мира свыше 60%, по оценкам МВД РФ, составляют грузины. По оценкам же МВД Грузии их удельный вес значительно выше и достигает 90%.

- основная масса едущих в Россию на заработки собственно трудовых мигрантов, так называемых гастарбайтеров, численно возобладавших в общем потоке начиная со второй половины 1990-х гг. Структура этого потока, первоначально состоявшего из горожан, нередко с высоким уровнем образования, постепенно менялась в пользу выходцев из сельских местностей.

В последние годы все больше оправдывается вывод о том, что с течением времени в Россию станут приезжать все менее грамотные, все хуже знающие русский язык и российские традиции иммигранты.
25.09.2009 г.