Свобода бытия и мышления – не абстрактная идея для американцев, одна из немногих, не подвергнутых пересмотру и эрозии при всех поворотах динамичной истории страны. Эта идея опирается не только и не столько на конституционные права – тиранические режимы охотно включали слова о свободе в свои законы, – но прежде всего на материальные возможности, предоставляемые развитием самой передовой в мире науки и технологии, и на нестесненное идеологическими догмами общественное сознание. Но и при высоких достоинствах и достижениях развитие порождает противоречия, требующие осознания, способности и готовности общества к своевременным переменам. В статье – "Интернетомания" – речь идет о проблемах страны, обусловленных беспрецедентно-стремительным развитием новых технологий. В этом номере помещена также статья "Политкорректность – опиум для властей и народа" (стр. 97) – о параллельном во времени утверждении новой идеологии – политкорректности. Эти два процесса, по мнению автора, взаимосвязаны и сольются в недалеком будущем.

Интернетомания

Преимущества искусственного соловья
перед живым неоспоримы.
Г.Х.Андерсен ("Соловей императора")

Начнем с приятной новости: не нужно бояться ни ядерного Армагеддона, ни глобального потепления, ни вселенской пандемии, ни перенаселения планеты, как и всех прочих катастроф, о которых так много говорят ученые, политики и простые обыватели. Во всяком случае, это не первостепенные проблемы. Теперь о плохой новости. Наиболее реальная угроза подкралась коварно и незаметно, и, не встречая противодействия, утвердилась необратимо в повседневной жизни человечества. Наиболее уязвимой оказалась западная цивилизация, но ее опасному примеру с энтузиазмом следует весь мир независимо от этнических, религиозных, политических различий. Имя этой угрозе – дегуманизация, обезличивание человеческих отношений, разрушение обретенной за миллионы лет эволюции способности к рациональному мышлению и адекватному восприятию и пониманию реальности. Снижение уровня суждений, фрагментация сознания сопровождаются еще более ускоренным эмоциональным обеднением. Причина тому – социальные и психологические последствия электронной революции, много более масштабные и глубокие, чем во время научных и промышленных переворотов прошлого.

Ни одна сфера человеческой активности в истории не прогрессировала с такой скоростью как электроника – при всеобщем восторге и при столь малом осмыслении цены этого прогресса. Норберт Виннер – создатель кибернетики и его последователи были уверены, что новые системы управления и информации радикально облегчат физический и интеллектуальный труд, сократят рабочее время, создадут условия для гармоничного развития человека. Доминировала убежденность, что прогресс технологии и коммуникаций приведет к сближению стран и народов, устранению межнациональных и социальных конфликтов. Теорию конвергенции, основанную на идее о безграничных гуманистических возможностях науки и технологии, поддерживали многие советские диссиденты, в их числе А.Д.Сахаров, верившие, что новый, открытый мир положит конец тоталитарным режимам.

Но события развивались по более сложному сценарию. Конкуренция, напряженность труда, психологическое давление усилились на всех уровнях. Стабильности и сотрудничества не добавилось ни на работе, ни в обществе, ни в мире. Даже скептики не ставят под сомнения колоссальные достижения новых технологий, без которых нельзя представить жизнь современного человека. Но нельзя не думать о качестве этой жизни, о тревожном необратимом перерождении социальных ролей и связей, об утрате множества культурных и нравственных ценностей, сформировавшихся в ходе биологического и исторического развития человека.

Число ученых-психологов, социологов, биологов, историков культуры, признающих эту опасность как приоритетную для человечества, растет повсеместно, как и масштаб исследований в этой области. Речь идет о постоянном дефиците внимания и сопутствующей деградации мыслительного процесса, о новых "многостаночниках" – "multitaskers", непрерывно совмещающих выполнение множества функций и лишенных при этом возможности видеть целостную картину и общественные результаты своей деятельности.

"Американский журнал психиатрии" обсуждает вопрос о включении диагноза "интернетомания" в официальный перечень психических заболеваний. К тому есть серьезные основания – люди, которые навязчиво проверяют свою электронную почту, показывают снижение интеллектуального уровня в большей мере, чем при активном потреблении марихуаны.

Заглавие монографии Мэгги Джексон "Distracted" (подзаголовок "Coming Dark Age") – одной из наиболее приметных в потоке литературы на эту тему, говорит о критической остроте ситуации. (To distract – отвлекать, сбивать с толку, но distracted – звучит воистину зловеще – обезумевшие). Уже сегодня большинство работников интеллектуального труда должны совмещать множество обязанностей, своевременно реагировать на лавины новой информации, постоянно переключаясь с одних функций на другие. В среднем цена этих переключений – потеря 2.1 часа каждый рабочий день, 600 миллиардов долларов в год. Работа под столь интенсивным напряжением порождает синдром "с глаз долой – из памяти вон". О сердце здесь говорить не приходится, но и в чисто практическом плане работник, постоянно пребывающий в стрессовом состоянии, лишенный возможности осмыслить содержание своего труда – серьезная проблема для всего общества.

В книге Марка Хелприна "Компьютерное варварство" (с подзаголовком "Манифест писателя") новая культура оценивается как социальное зло, подобное Кхмер Руж, а ее носители – как безмозглые обезьяны, живущие на галлюциногенах, замученные щенки, всезнающие зомби, придурки в бейсболках и сваливающихся штанах, обитающие в затхлых офисах. "Можно написать Талмуд, используя материалы, поставляемые комментаторами (имеется ввиду обезьяны на наркотиках – Л.Г.), которые не в состоянии понять смысл простого предложения", – утверждает Хелприн. Оппоненты не оставили эти обвинения без ответа: Росс Даузет написал в "Нью-Йорк Таймс бук ревью" – сам ты обезьяна, а в интернете – лавина инвектив в адрес известного писателя, которые не процитируешь в издании для семейного чтения. Критиковать экспансию электроники – дело опасное: прослывешь врагом прогресса, ретроградом, отставшим от жизни. Плюрализму, толерантности здесь нет места.

Суть дилеммы еще до создания интернета выразил математик Герберт Симон: информация пожирает внимание, ее обилие обедняет восприятие и мышление. Сегодня Сэм Андерсон утверждает в массовом журнале "Нью-Йорк": "Кризис внимания неотвратимо поражает фундаментальные основы западной цивилизации. Гугл делает нас глупыми, совмещение функций опустошает наши души и "dumpest generation" – тупое поколение, ведет нас в дремучее средневековье". Весьма умеренная газета "USA Today" провозглашает в первополосном заглавии: "Люди рискуют стать недочеловеками". Психолог Кеннет Герген поясняет: "Человек становится более частью мира машин, чем биологического мира".

Жизнь в виртуальной реальности, у компьютерного экрана стала важнейшими атрибутом деятельности не только офисных работников, но и многих профессиональных групп. Я спросил у доктора-радиолога Джейн Ко, работающей в клинике Нью-Йоркского университета: сколько часов в день она проводит у компьютера. Ответ: десять-двенадцать в рабочее время плюс по пять-шесть часов в выходные дни. Я провел несколько дней в Питсбурге в гостях у Джона Кирквуда – крупнейшего в стране специалиста по меланоме; у него лечились два президента США и много других знаменитостей. Доктор, никогда не расстающийся с портативным компьютером, сказал, что в год он получает и отвечает больше чем на 20 тысяч e-mails. (Не все они о медицине – Кирквуд известен также разведением немецких овчарок, и этот бизнес с клиентами по всему миру невозможен без интернета.)

Уже сегодня можно представить, что врач и пациент общаются только в виртуальном пространстве. Та же тенденция в преподавании. Учеба "онлайн" становится все более популярной. Недавно руководство школ Нью-Йорка познакомилось с классом будущего, где обучение будет вестись сугубо индивидуально – ученик – компьютер, с которым можно разговаривать. Учитель в таком классе необязателен. Новая затея стоит один миллион долларов и испробовать ее решили на китайцах – в школе номер 131 в Чайнатауне.

Немногие останутся в стороне от этого процесса. "Если вы не представлены в Facebook, Linkedin, Twitter, не имеете своего блога, вы не живете в современном мире", – говорит известный брэнд-эксперт Дан Шаббел. Отработав по десять- двенадцать часов у компьютера с десятком открытых окон, прочитав и ответив на сотню е-мейлов, люди проводят и свободное время не за раздумчивым чтением Толстого, Пруста и Фолкнера, а изучая новые программы и в порядке отдыха скользя по бесчисленным блогам, сайтам, видеоклипам, рассматривая на интернете лишь заголовки и первые строки газетных и журнальных статей. Вспомним, что Алексей Стаханов и Валентина Гаганова, установив свои рекорды и по гудку закончив рабочий день, переключались на изучение "Марксизма и вопросов языкознания" или брежневской трилогии. Сегодня мало кто восхищается героями пятилеток и ударниками комтруда, но и передовикам интернета не стоит завидовать.

У людей старой школы особую тревогу вызывают возможности, которые создают массовые коммуникации для манипуляции сознанием в невиданных ранее масштабах. Засоряющая память и сознание информация подавляет способность к критическому мышлению. Даже когда речь идет о действительно значимых проблемах – война с террором, сокращение глобальных ресурсов, расточительное потребление, не остается ни сил, ни времени осмыслить, прочувствовать главное. Другой аспект – усреднение, выравнивание, увы, на нижнем обывательском уровне, интересов и суждений. Одни и те же герои спорта, кино, эстрады, политического театра, одни и те же темы "small talk" и предсказуемые точки зрения. Трудно сказать, что одуряет больше: кликание по сотням каналов, заполненных бессмысленными зрелищами и рекламой, или безвыборные программы советского телевидения. Можно признать, что "плавильный котел" – превращение разноплеменных иммигрантов в социально-культурную общность – сработал более успешно за счет электронных коммуникаций, чем благодаря гражданским правам и свободам. Масс-медиа и масс-культура в полной мере используя возможности электроники, неуклонно снижают интеллектуально-эстетические стандарты. О комментаторе уровня Уолтера Кронкайта сегодня говорить не приходится, и даже повторение феномена "Битлз" вряд ли возможно.

Недавнее исследование показало, что американский тинейджер проводит в среднем шесть с половиной часов в день в мире электронных коммуникаций. Президент нашей страны, сам с трудом отвоевавший у службы безопасности право сохранить любимый блэкберри, посчитал необходимым отметить, что у молодого поколения нет шансов воспользоваться благами демократии и гражданскими правами, если родители не выключат вовремя телевизор, не ограничат видеоигры. Те, кому в первую очередь адресовано это обращение, ответили бурей возмущения. В США большинство детей живут в домах, где не читают книг, а телевизор, радио, проигрыватель включены большую часть суток, и тишина воспринимается как нечто депрессивное, ненормальное. Проблема не ограничивается детьми из школ даунтауна, выросшими под непрерывный хип-хоп и теле- и видеошоу, которым блумберговские реформы и пример Обамы не могут помочь выучиться читать и писать. Сегодня даже в грохочущем метро нельзя спастись от музыки, которая звучит в наушниках не только детей, но и их родителей. Врачи порой озабочены потерей слуха, но что происходит с мозгом от такого насилия, об этом говорить бесполезно. Алкоголик и курильщик обычно понимают и ощущают, что происходит с их сознанием и легкими, но маниакальный потребитель современной электроники не в состоянии осмыслить свое перерождение в зомби.

Дело не только в личных предпочтениях и плохом вкусе. Во многих случаях успешно учиться и работать становится невозможно без стимуляторов мозговой деятельности и антидепрессантов. По данным опросов более четверти студентов колледжей используют их регулярно. В спорте стероиды как-то сдерживаются, но среди тех, кто занят интеллектуальным трудом, таких ограничений не существует. Адерал, провегил, риталин, арицепт, прозак наряду с наркотиками и алкоголем стали обыденными средствами, позволяющими как-то справляться с напряжением и стрессами. Цари Вселенной, восседающие в корпоративных офисах, банках и госструктурах, располагающие властью и детальнейшей информацией обо всем на белом свете, такие же жертвы новой пандемии, как одичавшие подростки, не расстающиеся с одуряющими видеоиграми и разрывающими барабанные перепонки плейерами. Возможно, элиты информационного века еще более опасны для общества, чем необразованные низы социальной иерархии. По словам Даниэля Бурстейна, который шесть десятилетий был иконой американских интеллектуалов, – "главная угроза прогрессу не невежество, а иллюзия знания".

Такие иллюзии не порождение нового времени, но Гугл и Викопедия воспроизвели их в невиданных в истории масштабах. Мозг, приученный к мышлению в цифровых жестко терминированных, обездушенных категориях, ориентированный на однозначный результат, утрачивает способность воспринимать голос интуиции, нюансы, полутона, неопределенность, которые отличают сложное, многоуровневое мышление, оперирующее противоречивыми и разнопорядковыми понятиями. Вольтер говорил, что жить в сомнениях трудно, но в определенности – абсурдно. В 20-е годы Скотт Фицджеральд писал: "Тест первоклассного ума есть способность одновременно удерживать две противоположные идеи в голове и сохранять при этом способность функционировать". И уже во времена интернета один из крупнейших философов XX века Жак Дорида пришел к выводу, что при любом накоплении информации и расширении аналитических возможностей именно неопределенность есть адекватное условие человеческого бытия и мышления, и с этим нужно научиться жить.

Трагедийные дилеммы буриданова осла, не сумевшего сделать жизнеспасительный выбор, "Быть или не быть" Гамлета, сражения Дон Кихота с ветряными мельницами были интегрированы в человеческое сознание не как свидетельства недомыслия, а как проявление сознания и морали, возвысившимися над обыденным. Здравый смысл, расчет, проверка алгеброй гармонии истину не открывают, а искажают и расщепляют ее.

Рациональное, прагматическое мышление – к добру ли, ко злу – никогда не доминировало в российской общественной жизни. В России умный – это не smart в Америке. Русское слово в обиходе чаще имеет иронический оттенок, чем одобрительный. Пути Ивана-дурака вызывали больше симпатий, чем расчетливость его хитроумных противников. Русская литература, культивирующая нравственные искания и моральный императив, первостепенно озабоченная судьбой нищих духом, настороженно относилась к рациональным проектам общественного спасения. Пушкинский Сальери, Иван Карамазов, "Великий инквизитор", "Бесы", нигилисты, западники, "Котлован", "Мы", "Собачье сердце", "Умом Россию не понять" – менялись эпохи, символ веры оставался. Даже во времена массового выпрямления мозгов и нравов идеологи не сумели подавить народные симпатии к чудакам-мудакам Шукшина и Высоцкого. Популярная поэзия говорила языком высокой философии: "У карликов сомнений нет, сомнения – удел гигантов"; "Не бойтесь пекла и ада,/ А бойтесь единственно только того,/ Кто скажет: я знаю как надо!".

Сегодня компьютеры прочно вошли в российскую жизнь, российские программисты и хакеры обрели мировую известность, но на состояние общественного сознания проникновение электроники пока большого влияния не оказало, и серьезной угрозы в ней не замечают, другие заботы важнее.

Лет пятнадцать назад об этой проблеме я говорил с обычно не теряющим оптимизма писателем Георгием Вайнером. Он не видел в жизни компьютерных фанатиков ничего принципиально нового и сравнил их с талмудистами, просиживающими дни и ночи за изучением священных текстов и не представляющих занятия более интересного и важного. Тогда параллель показалась мне убедительной, но сегодня я сомневаюсь в ее достоверности. Главное – духовное состояние, цели, мотивация, а они совершенно разные, и потому воздействие на личность, на отношение с миром и другими людьми, иное. Программисты думают о цифрах так же много как каббалисты, но их мировоззрения нельзя сравнивать. Компьютерная графика позволяет снять любые технические ограничения, но рублевскую икону дизайнер не создаст и электронный композитор ничего не добавит к великой музыке.

Интересный аргумент в поддержку благ электроники я услышал недавно в метро. Рядом со мной сидела молодая пара. Юноша самозабвенно нажимал кнопки на какой-то видеоигрушке, из наушников его плеера раздавалась музыка, слышная по всему вагону. Когда поезд выходил на поверхность, он немедленно переключался на разговор по мобильному телефону. Выдержать такое соседство нелегко, и я не удержался, чтобы не сказать девушке: "Your friend kills his brain". Молодой человек не мог меня ни слышать, ни видеть, а девушка ответила, не раздумывая: "Так легче жить". Солидарно с Экклизиастом: многомудрие умножает печали.

Эволюция закрепила в человеке и человечестве способность выживания и развития, но так же генетически закодировала противоположную тенденцию саморазрушения и смерти. Определить, что к чему ведет в нашей деятельности – задача чрезвычайной сложности и для отдельного индивидуума, и для общества в целом. Во всяком случае, нужно внимательнее отнестись к предупреждению: "Если и нужно чего-то бояться, то прежде всего самих себя". Хоть сказано политиком двадцатого века и обычно используется по расхожим патриотическим поводам, фраза имеет библейский смысл и вполне приложима к самоослепленному технологическому энтузиазму. Люди с потрясающей готовностью отказываются от того, что веками составляло представление о счастьи и благополучии. Это касается семьи, дружбы, искусства, природы, свободного времени, возможности остановиться, оглянуться, всерьез поразмышлять, поговорить о вечных вопросах. Услышав от молодого ученого, что он подолгу задерживается в лаборатории, Эйнштейн изумился: "Когда же вы думаете?". Эйнштейн говорил, что игра на скрипке дала ему больше, чем изучение математики.

В 1922 году Карл Чапек ввел в обиход слово "робот", пытаясь предостеречь от чрезмерного увлечения прямолинейными целями и прагматическими результатами, но уже в то время реакция на обезличивание мышления и поведения была скорее одобрительной, чем осуждающей. Сегодня же "Бог из машины" шествует победно и беспрепятственно по планете. До недавнего времени агностики, усомнившиеся в существовании Бога, думали, что религию заменит служение науке, а циники – поклонение деньгам. Побеждает, похоже, молитвенное отношение к интернету, дающему ответы на все вопросы бытия быстрее и легче, чем Библия. Мир спасет красота, гуманизм, любовь – забудьте. Мир спасут телекоммуникации с лаптопами... Если бы состоялся всемирный плебисцит – кого признать сегодня пророком, олицетворяющим дух времени и будущее человечества, то вряд ли на эту роль мог бы претендовать сегодня религиозный или политический лидер, ученый, литератор, пусть и с Нобелевскими регалиями. Скорее всего, это был бы Билл Гейтс, и если бы и были соперники, то из той же конфессии.

Старое наблюдение – "Нет дела более прибыльного, чем создание новой религии", обретает новый смысл – нет сферы производства, обслуживания, потребления, развивающейся быстрее и приносящей больше доходов, чем электроника. В списке богатейших людей планеты доминируют миллиардеры электроники и телекоммуникаций. Даже нефть и финансы менее прибыльны и надежны. Сегодня потребитель пересматривает и сокращает многие расходы, но жизнь без новейшего компьютера, смартфона, телевизора, плейера он не представляет. Право оставаться в стороне не дано никому. Муллы и северокорейские охранители тоталитарных устоев могут не допустить проникновения Голливуда, Макдональдса и мини-юбок, но обойтись без компьютеров они не в состоянии. Если израильтяне и палестинцы и сойдутся в чем-то во мнении, то, скорее всего, это будет общее пристрастие к достижениям электронной цивилизации. Что не помешает фанатикам использовать эти достижения самым варварским способом.

Остановить или даже замедлить развитие научно-технологического прогресса – дело, как показала история, бессмысленное. Но, по крайней мере, можно лучше понять, что происходит сегодня и чего ждать завтра. Нужна широкая общественная дискуссия о цене достижений и их последствиях для умов и душ человеческих. Стали ли отношения в мире, в социальной среде, на работе, в семье прочнее, гуманнее или выросло отчуждение, конфликты между народами и людьми? Сеет ли интернет разумное, доброе, вечное или скорее утверждает нравы Содома и Гоморры? Расцвели ли изящные искусства, высокая литература или потеснены низкопробной массовой культурой? Почему рэп и техно, а не Бах и Бетховен? Как не лишившись рассудка, можно по доброй воле слушать музыку, которую используют для слома психики террористов в Гуантанамо? Почему общенародно известны секс-скандалы знаменитостей, но только 47% взрослых знает, кто такой Эйнштейн и только 4% – Томас Эдисон (USA Today Snapshot). Почему при таких коммуникациях безысходное одиночество стало главной психологической проблемой? Какой тип личности и чьи ценности – традиционного работника или "офисного планктона" предпочтительнее? Почему при доступности гарвардского образования, мощнейшего пиара и повсеместной потребности в компетентных и пользующихся доверием лидерах, так измельчали политики? Похоже, общество уже не ждет нового Рузвельта, Черчилля, Де Голля, как и Ганди, Толстого, Эйншейна – электорат обходится оценкой телевизионного обаяния кандидатов. И когда политики, общественные, религиозные деятели, которым не откажешь в уме, совершают глупейшие ошибки, не могут за деревьями леса увидеть, оценить последствия своих действий в служебной и личной жизни, чаще всего причина тому в ослаблении критического мышления из-за переизбытка информации и попыток совместить несовместимое. Как не посочувствовать Клинтону, вынужденному совмещать серьезный телефонный разговор с сенатором, просмотр не терпящих отлагательства документов, с удовлетворением при включенном телевизоре первичных потребностей с Моникой Левински, опасаясь, чтобы помощники или охрана не постучали в дверь.

Расставаясь с президентством и выбирая впечатляющее сравнение, В.В. Путин сказал, что отработал свой срок как раб на галерах. Мог бы подобрать образ поярче. Раб на галере видел звездное небо, слышал шум волн и голоса птиц и имел хоть слабую надежду освободиться. Он ясно видел свои обстоятельства и, если верить классику, "раб, осознавший свое положение, – уже не раб". Но такого понимания нет у большинства прикованных к компьютеру мортгиджем, кредитами и собственным тщеславием и энтузиазмом офисных работников. Напротив, большинство оценивает свои обстоятельства как вполне удовлетворительные. Трудоголик – не открытие сегодняшнего дня. Но ранее труд, пусть и многочасовой и напряженный, много более соответствовал природе человека и порожденным эволюцией способностям. Если же говорить об изнуряющей работе за ткацким станком во времена А.Смита и Д.Рикардо, или на фордовском конвейере, то трудно представить, что такая деятельность вызывала пристрастие и эйфорию. Напротив, она породила забастовки и социальные революции. И сегодня условия труда и социальная защищенность на заводах Манчестера и Детройта лучше, чем у служителей компьютерной революции.

Порой можно встретить человека с надписью на майке "Я ненавижу компьютеры". Такой протест электронная экспансия одолеет еще проще, чем Промышленный переворот в Англии в 18 веке справился с сопротивлением луддитов – разрушителей машин. К тому же, современный борец против технологических инноваций скорее всего и сам не расстается с лаптопом и блэкберри. Политические активисты недовольны полицейскими и прочими видеокамерами, но они же отстаивают свободу слова, при которой никто не огражден от фото- и видеоклипа во всех интимных подробностях.

Власти стоят в стороне от последствий электронного тоталитаризма, опасаясь ограничить важнейшую сферу растущей занятости, прибыли и налогов. К тому же, лидеры нации, принимая решения, полагаются больше на разработки программистов, чем на идеи Джона Уинтропа о новом граде на холме.

Пожалуй, единственным примером активного вмешательства законодателей служат запреты на разговоры по мобильным телефонам во время вождения автомобиля. Статистика показывает, что водитель, использующий телефон, попадает в аварии в четыре раза чаще, чем тот, кто сосредоточен на своих обязанностях. Состояние увлеченного разговорами или текстовкой водителя такое же, как при опьянении или курении марихуаны. Но власти не помешают телефонным компаниям установить связь в метро по мобильникам, что доведет пассажиров подземок до окончательного умопомрачения на радость фармацевтическим компаниям и легионам экспертов по выправлению скукоженных мозгов.

Вскоре после приезда в США я встретил в Юнион Сквере индийца из Дакоты. Он продавал мед и выглядел, как и положено человеку его племени философски умиротворенно. Индиец сказал, что его предки жили в Манхэттене, и я не смог удержаться от политнекорректного вопроса – есть ли у него недобрые чувства к новым хозяевам острова. Коренной житель страны ответил, что ему их только жаль: света божьего и красоты земли не видят, жизнь проводят в кубиках перед негаснущими экранами и боятся потерять такую работу – можно ли придумать больше наказание! И добавил: "В резервации больше свободы".

Достоевский сетовал: "Широк человек, надо бы сузить". Жаль, не уточнил, до какого предела.

Леонид Голдин
"СловоWord" 2009, №64