Элла Майяр (Ella Maillart) прожила долгую (1903-1997) и удивительную жизнь. Родилась она в семье торговца мехами в Швейцарии, но продолжать семейное дело ей не хотелось. Эллу удручала сама мысль о пожизненной ежедневной работе в офисе с утра до вечера. Ей нравилось ходить с подругой под парусом на дальние дистанции в Средиземном море да по горам - на лыжах.

В Швейцарии Элле не сиделось. Сначала она отправилась в Англию преподавать французский, потом в Берлин - преподавать английский, во Франции снималась в фильмах как дублер, участвовала в Олимпийских играх в Париже, создала женскую команду по хоккею на траве и так далее.

Но в Европе ей становилось все скучнее. Она не находила смысла жизни, все ей казалось далеким от первоисточника: "Нужно учиться ценить. Цена жизни - это то, что мы потеряли. Возле простых народов - горцев, моряков или кочевников - элементарные законы снова обретают новую силу. Жизнь снова находит свое равновесие", - пишет она.

Элла Майяр (1903-1997 гг.)

Эллу Майяр манила Азия. До глубокой старости она жила следующим образом: зимой каталась в Швейцарских Альпах на любимых лыжах, а остальное время проводила в путешествиях - Непал, Тибет, Индия, где она провела всю войну, изучая древнеиндийскую философию.

Деньги на путешествия она зарабатывала книгами и фотографиями, сюжеты для которых находила в путешествиях. Сегодня весь фотоархив Эллы хранится в Лозанне (Швейцария), в Елисейском музее, который любезно предоставил нам право опубликовать несколько фотографий из своей коллекции.

Элла Майяр была, что называется, экстремалом: в Туркестан она приехала в 1932 году совершенно одна, с двумя баулами с одеждой на все случаи жизни, спальным мешком, медикаментами, провизией, фотоаппаратом Лейка и запасом пленок. Весь этот багаж ей очень часто приходилось нести самой ввиду отсутствия либо носильщиков, либо денег.

Русский язык она выучила во время своего первого путешествия в СССР, когда побывала в Москве и на Кавказе. Правда, местное население Туркестана в ту эпоху по-русски еще не говорило.

В Туркестане

Путешествие Эллы длилось семь месяцев, а по возвращении домой она написала книгу "От Небесных Гор до Красных песков", то есть от Тянь-Шаня до Кызылкумов. В английском переводе книга вышла под названием "Туркестан-соло".

Эта была эпоха Первой Пятилетки и сталинской коллективизации. В Туркестане это время отмечено борьбой с басмачеством, снятием паранджи с женщин, седентаризацией (принудительным переводом кочевников к оседлости. - прим. ред.) и развитием хлопководства.

Молодая швейцарка не "замыленным" взором замечает несоответствие между идеологией и реальностью. Нам же остается констатировать, что кое-что вечно под луной.

Брадобрей в Ташкенте

Солнце путешествует по миру

Даже в те времена иностранцев притягивали магия названий городов Бухара, Самарканд и Хива, голубая и бирюзовая майолика и керамика их медресе, дворцов и минаретов. И хотя книги Эллы Майяр не издавались на русском языке, именно страницы, посвященные достопримечательностям этих городов и их истории, переведены в замечательной книге Рустама Мирзаева "Солнце путешествует по миру, чтобы рассеять тени. Путешественники и исследователи на Великом шелковом пути" - Москва: Изд. "Муравей", 2005. К нашему счастью, автор выложил ее в открытом доступе в Интернете. Книги Эллы Майяр стали своеобразными путеводителями по странам, которые она посетила, и вдохновляют новых путешественников пройти путем Эллы Майяр.

"Где взять деньги?"

Первое путешествие в Москву в 1930 году Майяр совершила на 20 фунтов стерлингов, которые заработала уроками, и 50 долларов, которые ей подарила вдова Джека Лондона. На эти смешные для нас деньги она в течение полугода жила в Москве и путешествовала по Кавказу.

Кочевники Туркестана

Вернувшись в Европу, она издала книгу о своем путешествии, за которую "заплатила шестью месяцами каторжного писательского труда". Книга пользовалась успехом, и ей выплатили гонорар в бешеную по ее понятиям сумму – около шести тысяч франков.

Эти деньги она тут же решила вложить в новое путешествие, на этот раз в страну кочевников - в Среднюю Азию. Приехав снова в Москву в 1932 году, Элла с удивлением отметила, что цены за два года заметно подросли и ее денег вряд ли хватит на нормальные условия проживания.

Безвизовый въезд, паспортный контроль и отъем фотоаппарата

Женщины прощаются с паранджой

В Москве Элла Майяр обратилась в Центральное бюро Общества пролетарского туризма (ОПТ). Некто по имени "товарищ Блох" сказал ей, что все представительства ОПТ в Средней Азии закрыты, и предложил ей отправиться на ледоколе из Мурманска к Берингову проливу. Там хорошо, но ей туда не надо.

Она хочет к кочевникам, которым недолго осталось вести свободный образ жизни: "Там, на западных склонах высоких гор, режим Советов резко погрузил кочевников в XX-й век, принеся им коллективизацию, социализм, оседлость, школы, больницы, радио, трактора, кино". То, чего эти кочевники не просили. "Если из тьмы веков на этих землях кочевали, то это потому, что эти земли не плодородны, но вполне достаточны для проживания, если перегонять скот с места на место", - размышляет Элла.

"Узбекистан закрыт", - сказал ей товарищ Нейман из Комиссариата по иностранным делам (НКИД). "Но Вайян-Кутюрье и Киш ездили туда недавно?" - возразила Элла. - "Им можно, они коммунисты".

Ей разрешили поехать вместе с московскими альпинистами в Киргизию, которая входила в состав РСФСР. Не имея разрешения на въезд в Узбекистан, Майяр, тем не менее, приезжает из Киргизии через Алма-Ату в Ташкент.

В поезде Элла делает несколько снимков, это привлекает внимание сотрудников ГПУ (прадед современной СНБ - Службы национальной безопасности Узбекистана), и они, естественно, конфискуют ее фотоаппарат. Потом, правда, его возвращают.

Отсутствие въездных документов заставляет Эллу маскироваться под бедную женщину и жить с бедными: "Если бы я вела себя как богатая, во мне бы сразу распознали иностранку". В общем, она ведет себя совершенно как ее любимый Вамбери, единственный европеец, который, прикинувшись мусульманином, смог посетить Бухару в 1863 году, когда весь эмират был закрыт для "неверных".

Кочевники Туркестана

Элла научилась спать на вокзалах, ездить в переполненных вагонах или с контрабандистами и… часами стоять в очередях. "Самое главное – не перепутать очереди", - делится Элла своим опытом.

Вернувшись в Европу, она радуется своей комнате, где можно побыть одной, хлебу, который можно купить без карточек и очередей, двум кускам сахара в чашке кофе… Самым простым вещам.

Битва за хлопок

"Жизнь Туркестана зависела исключительно от хлопка. Хлеб он получал только в обмен на хлопок. А Ташкент был Генеральным штабом наступления на хлопок. Цифры плана непременно должны быть выполнены", - пишет Элла в 1951 году в своей книге "Крейсера и караваны".

В Ташкенте Элла знакомится с бывшим ссыльным анархистом Николаем, который дружит с Файзуллой Ходжаевым - председателем Совета народных комиссаров Узбекской ССР, по сути, первым президентом Узбекистана.

Ф.Ходжаев рассказывает ей об успехах республики, достигнутых к тридцатым годам. По сравнению с 1916 годом производство хлопка увеличилось с 16 млн. пудов до 30 млн. (480 тысяч тонн), что позволило отказаться от импорта 11 млн. пудов.

"Развитие хлопководства продолжается чудесным образом с тех пор, как по железной дороге ТуркСиб сюда стали привозить пшеницу, которая здесь уступает место хлопку. Мы совершенно освободились от капиталистического рынка хлопка", - радуется руководитель республики достижению хлопковой независимости.

Хлопок завоевал всю территорию и вытеснил все остальные культуры. В результате, Узбекистан попал под тотальную зависимость от пшеницы, вывозимой из Украины или других мест, где в результате такой политики разразился голод.

Битва за хлопок

"Битва за хлопок" сопровождает Эллу в течение всего ее путешествия от Ташкента до Турткуля. Аму-Дарья заполнена баржами, которые вывозят хлопок в "цивилизованный мир".

"Я чувствую себя как в эпицентре атаки на Хлопок", - пишет она, приехав с журналистом "Правды Востока" в колхоз Дурмень–Бауман. Хлопок, кстати, собирали исключительно женщины.

В Элле просыпается экономист: "195 гектаров дали 291 тонну хлопка, первый сорт которого, собранный до дождей, стоит 32 копейки за килограмм, что пропорционально 25 тоннам хлеба. Если собирать в среднем по 24 килограмма в день, то можно заработать 150 рублей за сезон", - подсчитывает она. Отметим, что в те годы дневная норма сбора была совсем низкой: 24 килограмма, тогда как сейчас это разве что норма для первоклассника.

"Но если производится столько хлопка, то почему не хватает хлопкового масла?", - удивляется Элла. - "Вчера поздно вечером я видела дюжину женщин, сидящих на тротуаре перед дверью закрытого магазина. На том же месте утром их было уже с сотню, большинство под паранджой, все с посудой для масла".

Ответа на свой вопрос Элла не получила.

Женский вопрос

В Ташкенте Элла посещает школу ликбеза для женщин. Она сидит на уроке истории "мирового пролетариата" (сталинского "Краткого курса ВКПб", надо полагать). "Неужели это им интересно?", - удивляется Элла. Тем не менее, даже женщина, кормящая грудью своего мальчугана, водит пальцем по тексту учебника на латинской графике.

Кочевники-каракалпаки

"Раньше женщин не обучали грамоте, опасаясь того, что они вступят в переписку с чужим мужчиной", - объясняет Элле учитель.

Ей хочется увидеть "обитательниц гаремов", пока они не исчезли как класс. Ей хочется понять, что для них представляет освобождение, принесенное советской властью. Для многих женщин это освобождение закончилось трагедией.

"В Ташкенте, в старом городе, большинство женщин еще под чадрой, несмотря на советские законы, запрещающие ношение религиозной одежды. Говорят, что с эмансипацией развивается проституция. Вы уверены, что ваши феминистские реформы сделают женщину счастливой?", - спрашивает она Файзуллу Ходжаева.

"Снятие чадры не считается освобождением. Это только символ. Мы придавали ему слишком большое значение, что привело к семейным драмам. Важна внутренняя зрелость. Ее надо развивать школой, пропагандой, оплачиваемой работой, что сделает женщину независимой от мужа. Мало дать им свободу, надо их воспитывать. А что касается проституции, то всегда найдутся лентяйки, чтобы зарабатывать этой профессией", - говорит Файзулла Ходжаев.

Но тем, кто работает, месяцами не выплачивают зарплаты, которые и так не велики - 90 рублей в месяц. Этого хватает всего на девять дней (фунт мяса, например стоит 10 руб).

Борьба с врагами нового строя

В Самарканде Элла живет в медресе Тилля-Кори, превращенном в гостиницу. Медресе Улугбека приютило музей и женский центр, а Шер-Дор – тюрьму.

Однажды утром она попадает на сфабрикованный процесс. На площади Регистан судья сидит в компании с бюстом Ленина. Подсудимые - сорок мужчин – обвиняются в басмачестве, хотя местное население о них не слышало уже с 1924 года. Девятнадцать из обвиняемых приговариваются к смертной казни.

Процесс на площади в Самарканде

После оглашения приговора раздаются крики, рыдания и проклятия. Элла думает, что сейчас родственники приговоренных предпримут попытку освободить их. Но это невозможно, так как площадь оцеплена конной милицией. Даже на фотографии хорошо просматриваются ряды охранников.

В чем же конкретно обвиняются "басмачи"? Их главарь "Амриста" (скорее всего какой-нибудь Амир) неоднократно арестовывался, но каждый раз умудрялся бежать. Второй был судим за разбой. А остальные – за критику политики партии и правительства, за нежелание вступать в колхозы и так далее.

"В газетах я не нашла ни строчки об этом процессе", - удивляется Элла Майяр на следующий день. Мы бы удивились, если бы было наоборот.

Процесс на площади в Самарканде

Гастарбайтеры и контрабандисты

В Бухаре у Эллы деньги кончаются, перед ней встает проблема: сесть на ближайший поезд до Москвы или все-таки посмотреть Хиву, а потом добраться до Аральского моря. Дело близится к зиме, она склоняется к отъезду в Россию, но ей рассказывают о неуловимом и гордом племени, которое живет в Каракумах и совершенно не поддается советскому перевоспитанию. И второй вариант перевешивает.

Элла продает моряцкие ножницы и еще кое-что и отправляется вниз по Амударье на пароходе "Пеликан". Пароход, как и поезда и вокзалы, переполнен: люди снимаются с насиженных мест и едут туда, где есть работа.

"Я работал в колхозе №6 в Актюбинске, но мне не заплатили мою зарплату (70 рублей), и я хочу вернуться в Чимбай. В колхозе мне сказали, что у них нет ни денег, ни продуктов, и что я могу искать работу где-нибудь в другом месте", - рассказывает ее сосед-каракалпак.

Иссык-Куль, порт Рыбачье

Элла прибывает в Турткуль – тогдашнюю столицу Каракалпакии. Город находится далеко от железной дороги, далеко от центрального руководства. Здесь процветает частный сектор, поэтому на базаре продается все и без карточек, а цены на порядок ниже, чем в Ташкенте. Попутчики Эллы удивляются, почему она не хочет остаться в этом раю перезимовать.

Но Элла предпринимает рискованное путешествие от Тахта-Купыра (100 километров на север от Нукуса) до Казалинска в Казахстане - с караваном верблюдов, который везет контрабандную пшеницу.

Базар в Турткуле

Дорога пролегает через пустыню – 450 километров, вдоль восточного берега Аральского моря. На дворе - конец ноября. Верблюды двигаются со скоростью три километра в час. Спать приходилось по три-четыре часа, прямо на земле, прижавшись к верблюдам.

"Как только жизнь ощетинивается трудностями, люди приобретают победный вид, как будто они поздравляют себя, с тем, что остались в живых. Как я их понимаю!", - замечает Элла в конце своего путешествия по Туркестану.

Бухара

Соб. инф
01.02.2010