журнал "Индекс Безопасности"
(№1, Весна 2010, С. 105-128)

УЗБЕКИСТАН И КАЗАХСТАН:

БОРЬБА ЗА ЛИРЕДСТВО?

Мурат Лаумулин, Фарход Толипов

From: Farkhod Tolipov

To: Murat Laumulin

Subject: Roots of Antagonism

Добрый день, уважаемый Мурат Турарович!

Очень приятно, что появилась возможность обсудить столь занятную тему. Дело в том, что тезис о так называемом соперничестве Узбекистана и Казахстана за лидерство в регионе Центральной Азии (ЦА) распространился достаточно широко и тем самым заметно исказил представления о реальной ситуации и характере отношений между государствами региона. Этот ложный стереотип повлиял как на политические позиции, так и научные подходы к изучению сложных процессов в ЦА. Введение этого тезиса в интенсивный научный и политический оборот даже привело к тому, что в него настолько поверили в обеих странах, что признаки соперничества появились там, где их не было и быть не могло.

Соперничество Казахстана и Узбекистана за лидерство – это миф, который может стать бессмысленной реальностью, так как может отвлечь внимание и ресурсы от смысловой реальности, то есть положения дел и насущных проблем региона. Если и есть у кого-то мечта стать лидером, то она останется несбыточной.

Cтоит поставить вопрос о смысле самого понятия лидерства и о том, в чем, где и когда проявилось это соперничество, так сразу же обнаруживается эта бессмысленная реальность.

На самом деле, понятие лидер может иметь несколько смыслов: лидер как гегемон (всевластный субъект), лидер как ведущий (остальные – ведомые), лидер как пример (авторитет), лидер как просто успешный (продвинутый). Условно, их можно охарактеризовать так: первый обладает физической властью, второй обладает юридической властью, третий – нормативной властью, четвертый – никакой.

К настоящему времени в ЦА есть лишь последний вариант лидера, в перспективе может быть третий, но ни в коем случае не первый и не второй.

В свое время идею о предполагаемом соперничестве между Узбекистаном и Казахстаном впрыснули, американские друзья Узбекистана. Американские ученые, скорее, констатировали наметившуюся тенденцию, которая на самом деле обязана своим происхождением остаточной, инерционной геополитике, проводимой Россией. Збигнев Бжезинский, например, признавая наличие соперничества, писал в своей книге "Большая шахматная доска", что антагонизмом между Исламом Каримовым и Нурсултаном Назарбаевым всегда пользовался Кремль, который стремился разыгрывать одного против другого. Но он же пишет далее, что эти президенты впоследствии пришли к пониманию необходимости сотрудничества и координации своей внешней политики ради сохранения своего суверенитета.

С другой стороны, в российских аналитических кругах не просто констатировали факт соперничества, но и рекомендовали российским властям его поддерживать и стимулировать. Хочу напомнить, в этой связи, одну крупную статью в Независимой газете от 26 марта 1997 г. под названием "СНГ: начало или конец истории". Приведу одну цитату из этой статьи:

"Интеграция внутри ЦАС подрывает интересы российской экономики в регионе, а курс на подчинение экономик постсоветских государств развитым странам Запада и Юга не оставляет места для России. России следует сконцентрироваться на расшатывании складывающегося блока (ЦАС), его расколе и усилении внутрирегионального соперничества. Взаимное недоверие, порожденное стремлением Назарбаева и Каримова к лидерству в среднеазиатских республиках, не раз ставило под вопрос существование Центральноазиатского союза. Игра на личных амбициях этих лидеров способна реально изменить всю политическую карту региона…"[1].

С глубоким уважением,

Фарход Толипов

From: Murat Laumulin

To: Farkhod Tolipov

Subject: Re: Roots of Antagonism

Здравствуйте, уважаемый Фарход Фазилович!

Благодарю Вас за интересное вступление! В самом деле, что значит быть региональным лидером? Чтобы быть лидером, необходимо располагать соответствующими ресурсами – экономическими, военно-политическими, стратегическими; иметь привлекательную идеологию, имидж и тому подобное. Ничем похожим ни Казахстан, ни Узбекистан не располагают. Более того, даже Россия, если бы она попыталась завоевать ума и сердца в регионе, уже не смогла бы сыграть роль регионального лидера. Увы, времена прошли…

Действительно, создается впечатление, что кто-то будто специально впрыснул в свое время идею о предполагаемом соперничестве между Узбекистаном и Казахстаном. Это, по-видимому, произошло еще в начале 1990-х гг. Как мне представляется, это действительно были друзья Узбекистана – Грэм Фуллер, Марта Олкотт, Ширин Акинер, Джеймс Кричлоу и, естественно, Збигнев Бжезинский, который провозгласил Узбекистан "центральноазиатским аналогом Украины", то есть государством, могущим противостоять амбициям Москвы. В то же время Казахстан априори рассматривался как пророссийское государство.

Тем не менее, элементы соперничества налицо. Здесь и исторический контекст (отношения между земледельцами и кочевниками), и персональное соперничество лидеров (что было, то было – еще в эпоху Кунаева-Рашидова, потом это по традиции переместилось в эпоху Назарбаева-Каримова), и различие в моделях развития и т.д.

Узбекистан является уникальной страной центральноазиатского региона. Это единственная республика, которая граничит со всеми остальными государствами Центральной Азии. На территории всех без исключения соседей Узбекистана, включая Афганистан, проживают крупные общины этнических узбеков. Эти факторы не могли не повлиять на характер внешней политики Ташкента и его отношений с соседями, который, безусловно, весьма специфичен.

Отношение внешнего мира к Узбекистану сразу же после распада СССР формировалось в благоприятных условиях. Для Запада Узбекистан казался страной, располагающей относительно крупным демографическим и экономическим потенциалом, чтобы противостоять восстановлению Россией своих позиций в ЦА.

Для мусульманского Востока Узбекистан был наследником и хранителем тысячелетних традиций, связанных с блистательным исламским прошлым региона, обладателем таких мусульманских святынь как Бухара и Самарканд. В Узбекистане видели также вторую по численности тюркскую страну в мире. Для азиатского Востока Узбекистан представлял собой густонаселенную страну с сохранившимися традициями культуры и этики упорного и методичного труда, то есть своего рода центральноазиатским аналогом восточноазиатских тигров (новых индустриальных государств). Предполагалось, что при создании благоприятного инвестиционного климата и импорта соответствующих технологий Узбекистан повторит путь стран Азиатско-Тихоокеанского региона и Юго-Восточной Азии.

Однако всем этим надеждам не суждено было сбыться: Узбекистан доказал, что действительно остается самым настоящим постсоветским государством со всеми вытекающими из этого факта последствиями. В экономике был сделан упор на формирование модели государственного капитализма, которая вскоре эволюционировала в экономику кланового типа.

Во внутренней политике сложился режим личной власти президента Ислама Каримова. Основатель современного узбекского государства в свое время пришел к власти с согласия Москвы, но на фоне национально-демократических настроений, свойственных всем национальным республикам СССР в эпоху перестройки. Уже к 1994 г. Ислам Каримов полностью очистил политическое поле от светской оппозиции. Но на смену демократам позднесоветской волны пришла оппозиция исламского характера, которая впервые открыто заявила о себе в феврале 1999 г., совершив неудачное покушение на Ислама Каримова. С этого времени исламская оппозиция, которую власти официально называют ваххабитами, становится самым непреклонным противником режима. Период 2002-2005 гг. характеризуется постоянными терактами, нападениями на посольства западных государств, участников антитеррористической коалиции.

Конец 1990-х и начало 2000-х гг. – это время бурных социальных волнений в Узбекистане, вызванных серьезными проблемами в экономике, крушением экономических реформ, низким уровнем жизни населения, постоянным вмешательством государства в экономическую жизнь, непоследовательной валютно-финансовой политикой Ташкента. Апофеозом социального напряжения и роста влияния исламского подполья стала кровавая драма в Андижане в мае 2005 г. Жесткое подавление восстания привело к резкому ухудшению отношений Ташкента с Западом.

Во внешней политике Ислам Каримов взял на вооружение принцип постоянного раскачивания между различными центрами силы. Сближение с Западом, которое обычно длилось два-три года, сменялось охлаждением отношений, сближением с Россией и возвращением в интеграционные структуры СНГ. На протяжении своей современной истории Ташкент последовательно портил или серьезно охлаждал отношения со всеми соседями по региону, партнерами и потенциальными союзниками – всеми республиками ЦА, Россией, Турцией, Ираном, США и Евросоюзом, а также международными финансовыми институтами, ОБСЕ и НАТО. Возможно, единственным исключением из этого ряда были отношения Республики Узбекистан с КНР, хотя и они видели моменты падения и охлаждения.

При этом следует отдать должное проводимому Каримовым последовательному внешнеполитическому курсу, который заключался в том, чтобы при любых условиях сохранить свободу от любой формы внешней зависимости и самостоятельность Ташкента в принятии решений, даже если возникала непосредственная угроза безопасности и стабильности страны, как это имело место в сложные 1999-2001 гг.

Казахстан же – девятое в мире и второе по территории государство СНГ после России и одна из самых богатых стран по природным ресурсам. Казахстан рассматривается как самое стабильное из всех постсоветских государств.

В 2003 г. совокупный ВВП Казахстана превысил суммарный ВВП всех остальных центральноазиатских республик. С этого момента все открыто заговорили о Казахстане как о лидере в своем регионе. В 2004 г. США и Запад признали в Казахстане государство с рыночной экономикой. В 2005 г. Вашингтон и Запад в лице своих ведущих политиков, бывших и действующих, а также представителей крупного бизнеса фактически легитимизировали Казахстан и его политический режим. Таким способом произошло своего рода принятие Казахстана в клуб состоявшихся государств. Но для того, чтобы это произошло, Казахстану, его правящему классу и элитам пришлось пройти долгий и сложный путь, во время которого приходилось решать геополитические проблемы, устранять многочисленные угрозы внутриполитической стабильности, разрешать экономические ребусы и осуществлять сложные проекты. На это ушло полтора десятилетия.

Внешняя и внутренняя политика Казахстана в первое десятилетие после обретения независимости формировалась в жестко детерминированных условиях. Сегодня можно утверждать, что выбор у казахстанского руководства был. Но это был выбор между меньшим и большим злом, между плохим и очень плохим. В условиях геополитического, экономического и политического хаоса начала 1990-х гг. логика выживания и сохранения стабильности толкала Казахстан к созданию такой модели поведения, которая с минимальными потерями позволяла бы выходить из сложных ситуаций, в которые загоняла страну геополитика и противоречивые интересы крупных игроков.

В Казахстане официально используется термин многовекторная дипломатия, который был введен в оборот впервые в середине 1990-х гг. На самом деле, за многовекторностью крылось балансирование между различными геополитическими центрами силы, оказывавшими влияние на Казахстан и в целом на Центральную Азию.

В казахстанском обществе сложилось за последние годы крайне индифферентное отношение к Узбекистану (раньше доминировало раздражение, которое вспыхивало после каждой пограничной или таможенной выходки Ташкента). Сегодня Узбекистан в нашем обществе воспринимается не как лидер или даже соперник, а вообще никак не воспринимается. СМИ пытаются искусственно подогреть интерес к политике Узбекистана, в том числе за счет пресловутой темы соперничества, но это уже мало кому интересно. Все привыкли, что после очередного раунда объятий и дружбы неизбежно наступит очередной период отхода Узбекистана от договоренностей со странами ЕврАзЭС и ОДКБ. Поэтому внешнюю политику Узбекистана при всей ее нелогичности понимают, но воспринимать всерьез не стремятся.

С уважением,

Мурат Лаумулин

From: Farkhod Tolipov

To: Murat Laumulin

Subject: Re: Re: Roots of Antagonism

Уважаемый Мурат Турарович,

Соперничество, если оно и проявляется в чем-то, – преходящее явление. Это пережиток, во многом обусловленный постсоветскими амбициями бывших советских лидеров. Когда пройдет постсоветская эйфория независимости и закончится пресловутый переходный период, тогда вступят в действие иные движущие силы регионального развития. Новое поколение руководителей столкнется с еще большим воздействием глобализации и регионализации, с фактом, как говорил Збигнев Бжезинский, политического пробуждения масс. А пока надо, так сказать, подвергнуть ревизии положение дел как в двусторонних отношениях, так и в регионе, провести инвентаризацию активов, потому что два персонифицированных политических режима – это одновременно те государства, которые несут особую ответственность за судьбу ЦА.

Не только Узбекистан доказал, что действительно остается самым настоящим постсоветским государством со всеми вытекающими из этого факта последствиями, но и Казахстан. В Казахстане, как и в Узбекистане, сложился режим неограниченной власти президента. Казахстанцы даже опередили Узбекистан в умении имитировать демократию, предоставив президенту право избираться на неограниченное количество сроков. Насколько я знаю, в настоящее время обсуждается идея объявления Нурсултана Назарбаева пожизненным президентом. В этом деле Казахстан действительно стал лидером в ЦА. Ирония вопроса состоит в том, что это государство, которое демонстрирует пренебрежение демократическими принципами, станет в следующем году Председателем ОБСЕ.

Что касается лидерства и его проявлений, то обращает на себя внимание одно интересное обстоятельство: о ключевой роли Узбекистана говорят практически все официальные лица, которые посещают регион или в отдельности Узбекистан, а сами руководители или научные круги Узбекистана о лидерстве своего государства почти не упоминают. А в Казахстане мы наблюдаем обратную ситуацию: на официальном уровне и, особенно, среди политологов в последнее время постоянно слышны высказывания о мифическом лидерстве Казахстана в регионе, в то время как западные лидеры об этом говорят значительно реже.

Складывается бессмысленная реальность. Если и судить о лидерстве того или иного государства, важно в сравнительном плане проанализировать конкретные внешнеполитические действия обоих государств и эффективность этих действий.

Согласен, что казахстанская многовекторность скрывает балансирование между различными геополитическими центрами силы, оказывавшими влияние на Центральную Азию. Вместе с тем, наблюдается и многовекторность наизнанку – увлечение Казахстана громкими, но неадекватными инициативами, такими как, например, Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии. Этот форум, начиная со смысла самого названия, кончая конкретными практическими делами, обречен на то, чтобы остаться примером многовекторного внешнеполитического прожектерства. Такая же участь постигла и несостоявшуюся идею Нурсултана Назарбаева о Евразийском союзе.

Нельзя не отметить в этом ряду известную инициативу (или инициативы) Назарбаева о создании Центральноазиатского союза. Благодаря этой идее Казахстан действительно мог стать лидером в ЦА. Однако эта идея Назарбаева, став частью многовекторности, утонула в ней вместо того, чтобы стать приоритетным, главным направлением внешней политики РК. Казахстан не обратил внимания на то, что Центральная Азия, Евразия, Европа и Азия – не равноценные понятия. Внешней политике Казахстана все время был присущ некий эклектицизм.

Узбекистан тоже отличился своими достижениями. Провозгласив концепцию "Туркестан – наш общий дом" и первоначально выступив глашатаем центральноазиатского объединения, Узбекистан мало что сделал на практике для этого. Напротив, он заминировал некоторые участки своей границы с Кыргызстаном и Таджикистаном, ввел визовый режим в отношении своих соседей (за исключением Казахстана), а также не смог, как лидер, достичь согласия с ними в вопросе распределения водных ресурсов в регионе.

Что же касается международных инициатив Узбекистана, то, в отличие от Казахстана, они все же были более приземленными, а потому более близкими к смысловой реальности, хотя и не всегда удачными и эффективными. Можно вспомнить, к примеру, ряд обращений Ислама Каримова к мировому сообществу в стремлении обратить его внимание к проблеме Афганистана или предложение о создании антитеррористического центра при ООН. Да и в отношении интеграции в рамках СНГ Узбекистан выражал позицию, что это не безусловный процесс, а обусловленный.

Головокружение от успехов (иногда сомнительных, как отмечают экономисты) породило у казахстанцев комплекс лидера, который может смело позиционировать себя как состоявшееся государство. А Узбекистан, не имея таких впечатляющих успехов, позиционирует себя как государство, которое может круто менять свой курс и заставлять мировые державы с этим считаться. Так кто же лидер?

Вы, Мурат Турарович, правы, когда отмечаете, что "в 2003 г. совокупный ВВП Казахстана превысил суммарный ВВП всех остальных центральноазиатских республик". Но правда еще состоит в том, что в 2008 г. темпы роста ВВП Узбекистана, по признанию Мирового банка, были самыми высокими среди стран СНГ.

Узбекистан стремится вступить во Всемирную торговую организацию (ВТО). Что это даст? Доступ на мировые рынки, уменьшение вероятности дискриминации и антидемпинговых действий, повышение уровня жизни населения благодаря либерализации торгового режима. Контроль со стороны ВТО будет способствовать ограничению проявлений лоббирования частных интересов и уменьшению протекционизма. Что препятствует? Расхождения по методам промышленной политики. Непрозрачность государственного регулирования. Противоречие государственного регулирования принципам рыночного регулирования.

Члены ВТО (в том числе Россия, Украина или Казахстан в будущем) могут потребовать от Узбекистана дальнейшей либерализации внешней торговли, к чему Узбекистан еще не готов, а также соответствия стандартам, которые установлены в ВТО (законодательство, таможенные тарифы, цены). Какими могут быть последствия? Банкротство некоторых предприятий (или отраслей экономики), рост безработицы из-за неконкурентоспособности, проблема защиты интеллектуальной собственности и борьбы с пиратством.

С учетом того, что вступление Узбекистана в ЕврАзЭС потребовало, помимо прочего, изменения национального законодательства, к чему Узбекистан не был еще готов, то к вступлению в ВТО он тем более еще не готов.

Кто же лидер?

Ф. Толипов

From: Murat Laumulin

To: Farkhod Tolipov

Subject: History

Уважаемый Фарход,

Предлагаю Вам оторваться от современности и немного уйти в историю. На отношения между Казахстаном и Узбекистаном подспудное влияние оказывает (или оказывал) исторический контекст. Давайте немного погрузимся в него.

В разные периоды совместной истории казахи подвергались насмешкам со стороны своих соседей по региону. После присоединения Казахстана сначала к царской, а потом к советской России, когда казахи в очередной раз стали предметом насмешек со стороны своих более традиционных соседей, упорно не желавших расставаться с исламом и другими атрибутами своего средневекового образа жизни. Но если ранее соседи осмеивали кочевой образ жизни, то теперь над казахами потешались, ставя им в вину чрезмерную русификацию, хотя в реальности речь шла лишь о модернизации. Справедливости ради следует сказать, что в той или иной степени модернизация затронула все народы Средней Азии, но только казахи сумели превратить ее в реальный инструмент для строительства моста в будущее.

Это стало ясно через несколько лет после получения независимости. В то время как Казахстан уверенно проводил экономические реформы, а казахская элита эффективно инвестировала в постсоветскую рыночную модернизацию свой богатейший человеческий потенциал в лице подготовленных в рыночном духе и мыслящих по-западному представителей молодого поколения, его соседи сосредоточились на возвращении к историческим корням. На практике это означало возрождение архаичных общественных институтов и отношений, исламизацию и деградацию системы образования.

Этот разрыв между казахами и их соседями стал полностью очевиден уже в начале нового века. Больше никому в голову не приходило смеяться или хотя бы свысока смотреть на потомков необузданных кочевников. Наоборот, сотни тысяч потомков гордых носителей древней исламской цивилизации устремились в Казахстан в поисках работы, рынков сбыта для своих фруктов и вообще лучшей доли. Очень быстро они превратились в неотъемлемую часть местной экономики, заняв в ней наименее престижные ниши. Сходные процессы имели место и в России.

Надо отдать должное казахам, которые не взяли в привычку унижать или смеяться над новыми гастарбайтерами, хотя и использовали их с выгодой для себя, но стали мудро готовиться к тому времени, когда их соседи начнут выбираться из экономической ямы, в которую их привели амбиции и неудачное управление собственных правительств. Это еще раз подтверждает истину, что исторически приобретенная казахами толерантность и гибкость приводит, если правильно воспринять уроки истории, к мудрости. Однако порой цена бывает слишком высокой. Казахи, как никто другой, знают цену этой истины.

Со временем казахская элита приучила своих русских и западных партнеров говорить с собой на равных. Сегодня самой большой загадкой и самым большим вызовом для них являются китайцы, с которыми экономическая и политическая необходимость заставляет вести дела. Но казахи не забыли и свое восточное происхождение. Поэтому шансы на то, что казахи не позволят превратить свой диалог с китайцами в их монолог, чрезвычайно высоки.

При этом казахи, не обольщаясь текущими успехами и не уподобляясь известному персонажу из басни Лафонтена, которого можно было купить на лесть, всегда помнят, как к ним относились в прошлом соседи. Свое мнение о них они дипломатично хранят молча – помня о прошлом, но думая о будущем.

С уважением,

Мурат Лаумулин

[1] СНГ: начало или конец истории. Независимая газета. 1997, 26 марта, СС. 1, 5. См.: http://www.uni-potsdam.de/u/slavistik/zarchiv/0397m/k054-11.htm (последнее посещение - 21 ноября 2009 г.).

___________________________

From: Farkhod Tolipov

To: Murat Laumulin

Subject: History

Уважаемый Мурат,

Возврат в историю – дело неблагодарное. История, как говорится, "учит тому, что ничему не учит"...

Аргумент о кочевом прошлом казахов сегодня не релевантен, хотя бы потому, что, они действительно, как Вы и утверждаете, модернизировались и в этом смысле стали оседлыми еще век назад. Кстати, у узбеков тоже есть кочевое прошлое, как и у всех тюрков, а у казахов теперь есть оседлое настоящее.

Я не понимаю фразу, что "только казахи сумели превратить ее [модернизацию] в реальный инструмент для строительства моста в будущее". Давайте сравним Ташкент и Алматы с точки зрения модерна, поведения молодежи Казахстана и Узбекистана, электронный образ жизни в обеих странах, повальное увлечение интернетом и английским языком (а не русским, который помог модернизировать наши народы) и т.д. Не вижу оснований для того чтобы выделять только казахов как наиболее продвинутых в направлении модернизации. А архаика есть в обеих странах, надо только посмотреть на жизнь людей в провинции...

А тезис о соседях, "упорно не желавших расставаться с исламом и другими атрибутами своего средневекового образа жизни", вовсе звучит антинаучно. Почему нежелание расставаться с исламом надо обязательно трактовать как атрибут средневековости? Если это так, то Узбекистан обречен так и остаться средневековым государством, пока не откажется от ислама? А как насчет тех исламских стран, упорно продвигающихся по пути модернизации, таких как Марокко, Египет, Малайзия, Турция? Может, они тоже отстали от Казахстана? Во всем мире, а в так называемых новых независимых государствах в особенности, сегодня наблюдается возрождение религиозных ценностей. В России и на Украине, в Грузии и Армении почитают христианство, в Узбекистане, Таджикистане, Кыргызстане, Туркменистане и... Казахстане – ислам. Смею утверждать, что возрождение и усиление ислама в ЦА не обойдет и Казахстан. Казахи называют себя мусульманами, и этого достаточно, чтобы ожидать исламский бум также и в этой стране – рано или поздно. Тенденции на юге Казахстана в смысле исламизации подтверждают это.

Согласен, что в Узбекистане слишком сосредоточились на возвращении к историческим корням. Но считать, что "на практике это означало возрождение архаичных общественных институтов и отношений, исламизацию и деградацию системы образования" – не верно. Возвращение к историческим корням – это не обязательно возрождение архаичных институтов, это еще и возрождение национальной гордости за великие свершения прошлых поколений, незаслуженно забытых, восстановление исторической памяти, реставрация исторических памятников, восстановление, если угодно, исторической правды о фактах и событиях прошлого. Без всего этого национальное сознание, согласитесь, будет оставаться урезанным, ущербным. Именно в таком ракурсе следует рассматривать "возвращение к историческим корням" в Узбекистане. Интересно, какое значение этому вопросу придают в Казахстане. Наверное, гораздо меньшее, что объясняется, в частности, тем, что кочевой народ почти не оставил крупных исторических памятников.

Ошибочно также полагать, что этот процесс в Узбекистане шел "в то время как Казахстан уверенно проводил экономические реформы". Эти реформы идут и в Узбекистане, хотя медленнее, чем в Казахстане (выше я приводил величину темпов роста ВВП в Узбекистане).

Ирония по поводу того, что "сотни тысяч потомков гордых носителей древней исламской цивилизации устремились в Казахстан в поисках работы, рынков сбыта для своих фруктов и вообще лучшей доли", тоже звучит неуместной. Узбекские гастарбайтеры устремились в Казахстан и Россию в поисках лучшей доли не потому, что они носители древней исламской цивилизации (каковыми являются и сами казахи), а из-за ошибок в экономической политике, не справляющейся с безработицей. Уместно будет напомнить, что огромная армия молодых узбеков устремилась также в США, Европу, Японию в поисках современных знаний, образования, повышения квалификации.

Наконец, что касается насмешек над казахами и/или наоборот, то это нормальное бытовое явление, которое встречается среди многих народов. Но раз уж затронули эту тему, то мысль о том, что "надо отдать должное казахам, которые не взяли в привычку унижать или смеяться над новыми гастарбайтерами", я бы оспорил. Совсем недавно на переходе границы между Казахстаном и Узбекистаном в местечке Черняевка висела надпись "Узбекка пул керак, казахга кул керак" ("Узбеку нужны деньги, казаху нужны рабы").

Как видим, трактовка истории – дело неблагодарное…

Всего доброго,

Фарход

From: Murat Laumulin

To: Farkhod Tolipov

Subject: Foreign Policy – Common Issues

Дорогой Фарход,

Возможно так, но именно историей во многом определяется настоящее.

Многие небезосновательно подозревали Казахстан, что он пытается занять место регионального лидера. В таком духе трактовались наши многочисленные инициативы по созданию или реанимации Центральноазиатского союза. Более того, киргизские коллеги интерпретировали казахстанскую инициативу марта 2008 г. в том духе, что Казахстан пытается сколотить ЦАС, чтобы увеличить свой международный вес в ШОС и говорить от имени всех республик региона. Неужели они правы? Давайте разберемся с казахстанской внешней политикой, в том числе и на региональном уровне.

Сказать, что Казахстан после распада Советского Союза оказался в сложном положении, – не сказать почти ничего. Положение этой республики было необычайно сложным со всех точек зрения. Ловушки и дилеммы Казахстану расставили география и геополитика, демография и история, экономика и политика.

В распоряжении независимого Казахстана оказалась огромная территория с колоссально протяженными и незащищенными (за исключением китайского направления) границами, слабо населенная, с неразвитой транспортно-коммуникационной системой. Экономика Казахстана была полностью ориентирована на существование в рамках советской системы. Целые регионы страны были больше привязаны не к республиканскому, а ко внешнему рынку. Между собой их практически ничего не связывало, кроме административной принадлежности к одному государству. Очень сильно разделялись казахстанские регионы между собой и по экономической структуре, характеру производства, демографическому и национальному составу.

Одной из сложнейших проблем, доставшейся Казахстану от дореволюционной и советской эпох и жестко завязанной на внешний фактор, была этническая. Этнический состав Казахстана отличался ярко выраженным дихотомизмом: казахи-русские, тюрки-славяне, мусульмане-европейцы и т.д. В эту систему были вкроены различные корпоративные, групповые и социальные интересы, которые отнюдь не способствовали национальному единству молодой формирующейся казахстанской нации.

С первых дней независимого существования, и даже до официального распада СССР, Казахстан волей-неволей оказался вовлечен в большую геополитическую игру. В ней сконцентрировались все проблемы постсоветского периода: распад супердержавы и слабость России, подыгрывавшей Западу; проблемы ядерного наследства; каспийский узел; наступление с Юга исламского фундаментализма; вдруг возникшая на Востоке тень Китая; упорное стремление Запада, в первую очередь Соединенных Штатов, навязать свои правила игры и многое другое.

Первым тестом на гибкость для Казахстана стала проблема советского ядерного наследства. Волею судьбы и геополитики наша республика оказалась в одной компании с Россией, Белоруссией и Украиной – также наследников советского ядерного арсенала. Наибольшее давление пришлось испытать Казахстану. На Западе его вдруг начали подозревать в симпатиях к исламскому миру и стремлении помочь создать некоторым мусульманским странам так называемую исламскую ядерную бомбу. Все это происходило на фоне разворачивавшегося кровавого конфликта в Таджикистане на региональной и конфессиональной основе. Чтобы не прогадать и вести более или менее осознанный торг с Вашингтоном по ядерной проблеме, Алма-Ата нуждалась во внятном совете или консультации со стороны Москвы, но так их и не получила. В этих условиях, оказавшись брошенным на произвол судьбы, казахстанское руководство стало вести осторожную игру, то объявляя себя временным ядерным государством, то соглашаясь на безоговорочный вывод ракет. В Вашингтоне не могли понять, чего же ждать на самом деле от Казахстана. В Москве, по-видимому, понимали, в чем дело, но в ответ на недоуменные вопросы американцев только разводили руками.

Вскоре к торгу прибавился новый и очень существенный элемент – каспийская нефть. Фактически, Казахстан действовал по принципу – ядерное оружие в обмен на инвестиции. Следует напомнить, что в то время Вашингтон еще не представлял себе, во-первых, истинные масштабы изведанных и прогнозных запасов углеводородов на Каспии, а во-вторых, опасался реакции России, не зная, насколько слаб ельцинский режим. В этих условиях администрация Джорджа Буша-старшего старалась не рисковать, но в обмен на согласие Казахстана убрать со своей территории баллистические ракеты, оказала давление на Шеврон и поощрила его прийти с инвестициями в невыгодное, как тогда казалось, с экономической точки зрения каспийское предприятие. Это потом Каспий стал стержнем американской геополитики в Евразии.

Отношения с Китаем у Советского Союза начали улучшаться еще при М.С. Горбачеве. После распада страны его наследникам пришлось вести дела с азиатским гигантом поодиночке. Но еще во время перестройки Пекин ясно поставил Москве условие: полная нормализация отношений возможна только в случае урегулирования пограничного вопроса и решения проблемы спорных территорий. К слову сказать, спорными эти территории являлись только для Китая. Заинтересованный в экономическом сотрудничестве с КНР, а также исходя из вполне понятных соображений, что с таким соседом как Китай лучше не иметь проблем, Казахстан также был вынужден согласиться на признание суверенитета Китая над пустынными пространствами, которые в эпоху советско-китайской конфронтации были фактически ничьи. Но сам факт передачи территорий с социально-психологической точки зрения имел для нашего общественного мнения болезненный характер.

"Быть другом Америки труднее, чем ее врагом" – этот известный афоризм в полной мере можно отнести к Казахстану и его сложным, если не сказать больше, отношениям с США. В 1994 г. казахстанский и американский президенты подписали Хартию о стратегическом партнерстве. И если на США хартия не накладывала никаких обязательств, то, как вскоре выяснилось, Казахстан должен был строго соблюдать дух и букву соглашения, а именно: строить демократию и рынок, соблюдать права человека, проводить честные выборы под международным контролем, а следить за всем этим будет стратегический партнер – Америка.

Выяснилось, что Белый дом намерен на полном серьезе вмешиваться во внутренние дела Казахстана. Однако более или менее независимый курс Казахстана, особенно в том, что касалось его внутренних проблем, укрепления властной вертикали и государственности, сходил Астане с рук. Причины крылись, как всегда, в геополитической зацикленности Вашингтона, который любой ценой стремился реализовать свою каспийскую стратегию.

Каспийское направление внешней политики было самым сложным, самым многовекторным во внешней политике Казахстана. С одной стороны, приходилось испытывать все растущее давление со стороны главного инвестора – США, а также со стороны братской Турции, а с другой – вести сложный диалог с ближайшим союзником Россией и другими постсоветскими государствами, в том числе и с таким неоднозначным партнером как ныне покойный Туркменбаши. К этому надо прибавить Иран, который выступал с вполне дельными и, на первый взгляд, целесообразными предложениями. Нельзя было сказать твердое да одной стороне, чтобы не обидеть другую. Нельзя было сказать категорическое нет, чтобы не пострадали национальные интересы и даже безопасность Казахстана.

В этих условиях казахстанская дипломатия проявила верх изворотливости и искусства балансирования. В течение долгого времени Астана вообще отмалчивалась по поводу трубопровода Баку-Джейхан и использовала это время для интенсификации переговоров по правовому статусу и урегулирования спорных вопросов с главным партнером на Каспийском море – Россией. Параллельно Казахстан выступал с ничего не обязывающими заявлениями о приемлемости иранского маршрута, что должно было успокоить Тегеран. В 1998 г. Казахстану и России удалось сделать прорыв по проблеме делимитации своих участков Каспийского шельфа, что положило начало реальному процессу раздела моря и его недр. Правда, из игры был выключен Иран, но это стало больше проблемой Азербайджана и Туркменистана, которым Москва и Астана предоставили самим разбираться с Тегераном.

Более того, после достижения соглашения с Россией у Казахстана оказались развязанными руки в отношении проекта Баку-Джейхан. Казахстанская дипломатия могла теперь относительно свободно высказываться по этому трубопроводу. Смысл заявлений, которые делала казахстанская сторона и продолжает делать до сих пор, сводится к следующему: "стройте, что хотите; мы готовы гнать свою нефть по любому трубопроводу и даже по всем одновременно, лишь бы находились покупатели и не падали цены на нефть". Наверное, такая позиция не очень нравилась России. Для полноты многовекторной картины Казахстану удалось втянуть в каспийскую игру еще двух игроков. Первым был Китай, с которым удалось подписать в 1997 г. десятимиллиардное соглашение, которое сразу же окрестили проектом века. Но в лице Пекина Казахстан столкнулся с не менее, если не более искушенным в дипломатической, многовекторной игре партнером.

Южное, или исламское направление всегда оставалось одним из самых сложных в дипломатии Казахстана. В отношениях со странами исламского мира Казахстану приходилось на время и в интересах дела сбрасывать европейский костюм и в зависимости от конкретной обстановки облачаться в чалму, феску, или дхоти. Говоря прямо, Казахстан не мешал тем, кто этого хотел, видеть в нем то близкого тюркского родственника, то часть исламского мира, а иногда – верного наследника советско-индийской дружбы. Идя по этому пути и преследуя конкретные политические и экономические цели, Казахстан дал втянуть себя в различные, прежде экзотические международные объединения – Организация экономического сотрудничества (ОЭС), Организация исламская конференция (ОИК) и Союз тюркофонных государств во главе с Турцией.

Справедливости ради следует отметить, что казахстанский флирт с Анкарой под маркой пантюркизма, тюркского единства и признания в ее лице нового старшего брата быстро закончился. На его место пришло реальное и интенсивное, взаимовыгодное сотрудничество в экономической области. Но в светской Турции Казахстан видел также еще один канал в отношениях с Западом и НАТО. Сложнее дело обстояло с такими исламскими по духу и форме государствами как Иран и Пакистан. В отношениях с Пакистаном и Индией следовало четко выдерживать паритет в визитах, подписанных соглашениях и дипломатической активности.

Еще об одном направлении внешней политики Казахстана нельзя не упомянуть. Речь идет об интеграции постсоветского пространства. Казахстан с первых дней возникновения СНГ предпринимал поистине титанические усилия по интеграции в рамках Содружества или иных образований в более узком формате. И эта политика была вполне искренней: Казахстан с его прежней тесной зависимостью от общесоюзной экономики как никакая другая республика бывшего Союза был заинтересован в сохранении традиционных связей. Кроме того, речь шла и об обеспечении совместной стратегической безопасности. Несмотря на то, что подобная линия не очень приветствовалась нашими друзьями на Западе, Казахстан упорно выступал со все новыми интеграционными инициативами.

И все же многовекторная политика принесла свои вполне осязаемые плоды. Казахстан сумел с максимальной выгодой использовать те преимущества, которые ему предоставила история и геология, и постарался минимизировать риски и угрозы, вытекавшие из его не совсем удачного геополитического и географического положения, превратившись в лидера по уровню экономических реформ и экономического развития среди государств Центральной Азии и даже СНГ. При этом Казахстан сохранил хорошие отношения со всеми участниками большой геополитической игры, а также соседями и более отдаленными, но важными для него государствами. Проблемы безопасности также были решены путем вступления или сотрудничества с различными объединениями, блоками и союзами, включая ОДКБ, ШОС и НАТО.

И о каком лидерстве здесь можно говорить? Выжить бы… И сегодняшний кризис вновь поставил проблему выживания на первый план.

Искренне Ваш,

Мурат

From: Farkhod Tolipov

To: Murat Laumulin

Subject: Re: Foreign Policy – Common Issues

Мурат,

Если верны концепции казахских экспертов о многовекторности, если диверсификация что-то означает для Казахстана, если он собирается позиционировать себя в международной системе как подлинно независимое государство, стремящееся освободиться от разных поворотов геополитики, то Казахстан уже по этим причинам может подключиться к трубопроводу Баку-Тбилиси-Джейхан.

В Вашем последнем письме содержится краткое изложение становления многовекторной политики Казахстана и тех трудностей, которые встречались на этом пути. Почти так же, с некоторыми поправками на специфику страны, разумеется, строилась и внешняя политика Узбекистана, который, став субъектом международных отношений после обретения независимости, установил отношения практически со всеми государствами мира, вступил в те же международные организации, что и Казахстан. У Узбекистана есть свои успехи, промахи и даже противоречивые действия в проведении внешнеполитического курса.

Хотелось бы больше порассуждать о содержании и характере внешнеполитических действий обеих стран, особенно с точки зрения положения дел в Центральной Азии. На мой взгляд, внешнеполитическое поведение практически всех государств ЦА в течение последних 18 лет формировалось в основном контексте так называемого геополитического треугольника США-РФ-КНР. ЦА государства как бы соизмеряли свои внешнеполитические действия с той геополитической игрой, которую ведут эти три державы в нашем регионе. Всем государствам региона свойственна изменчивость, конъюнктурность внешнеполитического поведения. Они восприняли модель баланса сил как главное содержание современных международных отношений. Это, в частности, выразилось в их настойчивом повторении своей приверженности псевдо-концепции многополярного мира.

Опыт Узбекистана достаточно иллюстративен и поучителен. Узбекистану была свойственна реверсивность внешней политики, которая в своем развитии прошла, условно, три этапа. На первом этапе она была больше ориентирована на Россию, что можно объяснить постсоветской инерционностью. На втором этапе узбекская внешняя политика была больше ориентирована на Запад, в частности, на США, что стоит оценить как апробацией независимости. Нынешний третий этап – это определенная модификация первых двух курсов, которую можно назвать глобальной адаптационностью. Именно на втором этапе (приблизительно середина 1990-х гг. – 2004 г.) произошло заметное повышение геополитического градуса Центральной Азии. Устремленный на Запад в эйфории суверенитета и независимости Узбекистан столкнулся с тормозящим эффектом геополитики России и Китая. Это выразилось в некоторых официальных заявлениях и политических решениях.

Цепочка достаточно уверенных прозападных внешнеполитических шагов Узбекистана (участие в программе "Партнерство ради мира" НАТО, проведение совместных военных учений с НАТО и США, Соглашение о партнерстве и сотрудничестве с ЕС, предоставление своей территории для размещения американского и немецкого воинских контингентов, подписание Декларации о стратегическом партнерстве с США) неожиданно прервалась в связи с известными андижанскими событиями в мае 2005 г. Приблизительно с этого года начинается третий этап становления внешней политики Узбекистана. Последовала цепочка антиамериканских внешнеполитических шагов (подписание в 2004 г. аналогичного Соглашения о стратегическом партнерстве и годом позже Договора о союзнических отношениях с Россией, вступление в ОДКБ и ЕврАзЭС, включая почти ультимативное требование ШОС на саммите в Астане в 2005 г. в адрес США относительно сроков вывода их базы с территории ЦА), закончившаяся выводом американского контингента с территории Узбекистана. Но называть эти шаги пророссийскими, наверное, тоже будет не вполне верно. Все эти действия можно интерпретировать как защитную меру Узбекистана против мифической американской угрозы в виде попытки инспирирования так называемой цветной революции. В результате, Узбекистан заработал себе санкции со стороны ЕС, которые продлились три года.

Но прошло некоторое время, страсти улеглись, и в 2008-2009 гг. санкции ЕС были полностью отменены, а отношения Узбекистана с США не только нормализовались, но и стали динамично развиваться. Только в 2009 г. страну посетили ряд официальных делегаций США, включая два визита командующего Центкома ВС США и две встречи президента Ислама Каримова с послом США в Ташкенте.

Но 2009 г. начался с первого государственного визита президента РФ Д.А. Медведева в Узбекистан в сопровождении большой официальной делегации. Таким образом, фактически мы наблюдаем попытки Узбекистана выработать адаптивный курс, соответствующий современным глобальным тенденциям. Этот период достаточно противоречив, поскольку таковым является сам региональный и международный политический контекст, полный, как выразился президент Каримов, стратегической неопределенности.

Позиция Узбекистана в рамках ОДКБ тоже свидетельствует об адаптивной реверсивности его внешней политики. Сначала вступление в этот квази-военный блок было реакцией на мифическую американскую угрозу. Однако позже обнаружилось, что и в этой организации есть проблема единства восприятия угроз. Например, Узбекистан не поддержал создание Коллективных сил оперативного реагирования (КСОР) и выступил откровенно против создания второй российской базы на юге Кыргызстана в статусе сил ОДКБ.

Итак, Узбекистан пытается адаптироваться к современным международным условиям, но он оказался не свободным от стратегической и геополитической неопределенности, в результате чего даже втянулся в соперничество за лидерство в регионе.

В целом, в Центральной Азии сосуществуют и конкурируют две геополитические парадигмы – имперская и демократическая. Первая стремится вернуть Хартлэнду былой статический статус, вторая стремится придать ему динамический статус на основе функциональной открытости. Между этими двумя макро-геополитическими парадигмами маятниковым образом колеблется микро-геополитика стран региона, приобретая форму режимных флуктуаций их внешних политик.

Интересно, как Казахстан рассматривает свои позиции в ОДКБ, ШОС и будущее председательство в ОБСЕ?

С уважением,

Фарход

From: Murat Laumulin

To: Farkhod Tolipov

Subject: OSCE Chairmanship

Добрый день, уважаемый Фарход!

Свежий характер носит Ваша идея, что в нашей части мира "сосуществуют и конкурируют две геополитические парадигмы – имперская и демократическая". Действительно, если приглядеться, то это отчетливо видно по действиям (порой рефлексивным) всех крупных геополитических игроков – вплоть до такого демократа как ЕС.

Тема ОБСЕ за два года (с момента Мадридского саммита в октябре 2007 г.) изрядно поднадоела, поскольку о ней приходится часто и много писать. Но Вы совершенно правильно поставили вопрос в связке с ОДКБ и ШОС. В ЦА сложилась ненормальная ситуация, когда действуют как минимум три военно-стратегических организации (плюс НАТО), официально не контактируя между собой. Поэтому историческая миссия председательства Казахстана в ОБСЕ – официально поставить этот вопрос на повестку дня. По крайней мере, сделать попытку. Тем более что в Афганистане операция далека от завершения. Официально повестка Казахстана будет вертеться вокруг двух сюжетов: трансконтинентальных транспортно-коммуникационных коридоров и межконфессионального (межцивилизационного) сотрудничества.

Однако это председательство таит в себе в перспективе немало проблем, которые могут осложнить внешнеполитическое положение РК. Реальная проблематика ОБСЕ может выйти далеко за рамки привычных представлений (безопасность, гуманитарное сотрудничество) о функциях, целях и задачах организации. В реальности участие в ОБСЕ постсоветских государств в той или иной степени затрагивает (помимо внутренних проблем) широкий спектр отношений с Западом в целом, а в частности с ЕС и европейскими институтами, НАТО и США. Более того, в последнее время в этот круг вопросов входят проблемы энергетической безопасности Европы. Новый контекст в этой связи приобретают наши отношения со странами Центральной и Восточной Европы.

Председательство Казахстана в ОБСЕ – это своеобразный геополитический тест на зрелость, поскольку касается принципиальных проблем отношений с Западом – безопасности, геополитики и геоэкономики.

Сотрудничество Казахстана с ОБСЕ имеет большое значение как для укрепления его позиций на международной арене в целом, отношений со странами-членами ОБСЕ, представляющими огромный регион Евразии и Северной Америки, так и для укрепления безопасности РК и всего центральноазиатского региона, развития демократии, соблюдения прав человека, проведения взвешенной этнической политики и сохранения внутренней безопасности. Опыт ОБСЕ был также полезен для созыва инициированного Казахстаном Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА).

Казахстан строил политику таким образом, чтобы укрепить единство организации и снизить уровень противостояния между странами Северной Америки и Европы, с одной стороны, и Евразии – с другой. В марте 2008 г. президент РК Нурсултан Назарбаев в рамках своего ежегодного Послания выступил с концептуальной программой "Путь в Европу"[1]. Послание содержало чрезвычайно важные моменты с точки зрения международного положения Казахстана и перспектив его внешней политики. Во-первых, Казахстан оставался важным и влиятельным игроком в системе глобальной энергетической безопасности. Но на этот раз упор делался на использование в первую очередь внутренних инвестиционных ресурсов. Во-вторых, Казахстан начинал активнее встраиваться в мировую транспортную систему по направлению Север-Юг, а также Запад-Восток.

В вопросах безопасности Астана, как и прежде, будет делать упор на системы региональной и международной безопасности – СВМДА, ШОС и ОДКБ. Но Казахстан не будет избегать сотрудничества с такими важными с точки зрения стабильности в Центральной Азии центрами силами, как США, ЕС и НАТО. На перспективу усилия казахстанской дипломатии будут направлены на то, чтобы предотвратить установление российско-китайского кондоминиума в Центральной Азии. Председательство РК в ОБСЕ, а также усиление связей с этой организацией и укрепление ее влияния в регионе будут способствовать этому.

Решающую роль в поддержке председательства РК сыграла Россия, как и другие постсоветские государства. Тем самым Астана как бы получила коллективный мандат от стран СНГ на защиту их интересов в этой организации. Помимо этого фактора, в силу объективных обстоятельств Казахстан должен и намерен координировать свои действия во время председательства с Москвой. Существуют свои обязательства у Казахстана и перед республиками Центральной Азии.

Председательство в ОБСЕ станет важной вехой внешней политики Казахстана, которую он, без сомнения, захочет использовать и для того, чтобы заявить о себе как о региональном лидере. Для России, как считают некоторые местные политологи, это обещает скорее проблемы, чем возможности. Они считают, что в отличие от России Казахстан не претендует на то, чтобы изменить формат функционирования ОБСЕ. Астане в соответствии с ее геополитическим весом вполне достаточно извлечь собственную выгоду. Москва же ставит перед собой цель переписать правила игры, что заведомо намного сложнее. Впрочем, и рычагов воздействия у России несопоставимо больше, чем у Казахстана.

Каковы же задачи России в отношении ОБСЕ и как они повлияют на председательство Казахстана? Главной стратегической целью России на этом этапе является подготовка нового Договора о европейской безопасности, идею которого выдвинул Д.А. Медведев в июне 2008 г. И перед Казахстаном во время его председательства стоит двоякая задача в контексте учета российского фактора. С одной стороны, Астана должна сдерживать деструктивные, направленные на разрушение, раскол или конфронтацию внутри ОБСЕ инициативы Москвы. Фактически, Россия не смирилась с поражением в вопросе о реформировании Бюро демократических институтов и прав человека и была готова к очередному раунду конфронтации с ОБСЕ.

Но с другой стороны, учитывая справедливость и политическую целесообразность многих соображений России и очевидную предвзятость ряда направлений в деятельности ОБСЕ, Казахстан мог бы оказать в качестве председателя существенную поддержку тем инициативам и предложениям стран СНГ, которые направлены на защиту их суверенитета и сохранение сплоченности евразийского (постсоветского) пространства.

В ходе своего председательства Казахстан мог бы придерживаться следующих ориентиров. В первую очередь необходимо согласование и проведение единой линии по всему спектру проблематики ОБСЕ в отношениях с организацией и Западом совместно с Россией, странами ЦА и всеми союзниками по интеграционным структурам СНГ.

Достаточно перспективной является идея связать европейскую и азиатскую системы безопасности – ОБСЕ и СВМДА. При этом надо быть готовыми к тому, что реакция Запада может оказаться либо индифферентной, либо отрицательной. У Казахстана как председателя ОБСЕ появятся инструменты для налаживания диалога между этой организацией и НАТО с одной стороны, и ШОС, ОДКБ и СВМДА – с другой. В этой связи Астана могла бы (по согласованию с Москвой) инициировать новый диалог по ДОВСЕ в рамках повестки дня ОБСЕ.

Самыми сложными будут ситуации, когда Астана в качестве председателя будет поставлена перед необходимостью озвучивать критику ОБСЕ в адрес своих союзников и партнеров по СНГ. В этих случаях у Казахстана остается только возможность смягчения формулировок и смешения акцентов. Главной же целью председательства РК в ОБСЕ в 2010 г. должно стать повышение международного веса страны и улучшение его внешнеполитического положения.

М. Лаумулин

[1] Государственная программа "Путь в Европу" на 2009-2011 годы. Утверждена Указом Президента Республики Казахстан от 29 августа 2008 года № 653. См.: Программные документы. Комитет по техническому регулированию и метрологии Министерства индустрии и торговли Республики Казахстан, http://www.memst.kz/ru/pb/index.php?ELEMENT_ID=536 (последнее посещение - 21 ноября 2009 г.).

_____________________________________

From: Farkhod Tolipov

To: Murat Laumulin

Subject: Re: OSCE Chairmanship

Добрый день, уважаемый Мурат!

Ваши рассуждения об исторической миссии Казахстана в ОБСЕ звучат очень интересно, хотя они содержат элемент политического идеализма. Согласен, что "председательство Казахстана в ОБСЕ – это своеобразный геополитический тест на зрелость, поскольку касается принципиальных проблем отношений с Западом – безопасности, геополитики и геоэкономики". И в этом есть шанс для Казахстана проявить себя региональным лидером. Однако это возможно, если он займется не идеей связать европейскую и азиатскую системы безопасности – ОБСЕ и СВМДА – идеей бесперспективной, а действительно еще большим привлечением ОБСЕ к центральноазиатским делам. Так, звучит очень привлекательно, что усилия казахстанской дипломатии будут направлены на то, чтобы предотвратить установление российско-китайского кондоминиума в Центральной Азии. Но не будем забывать, что Казахстан в последнее время, по крайней мере, дважды пошел на поводу державной политики: в 2003 г., когда присоединился к демаршу группы государств СНГ во главе с Россией против ОБСЕ, не обоснованно критиковавших ее за несбалансированную деятельность в пользу проблем прав человека в ущерб другим измерениям ОБСЕ, и в 2005 г., когда подписал со всеми членами ШОС Астанинскую декларацию, включавшую почти ультимативное обращение в адрес США о сроках вывода их военной базы с территории ЦА. Будущий председатель ОБСЕ не стал бы присоединяться к критике в ее адрес, а лидер ЦА не стал бы поддерживать необоснованное обращение ШОС к США.

Говоря об идеалистическом проекте стыковки ШОС, ОДКБ, СВМДА с ОБСЕ, Вы, возможно, забываете про идею (более реалистическую) стыковки самих стран ЦА с этой организацией. Именно адаптация стран нашего региона к стандартам ОБСЕ, выполнение государствами ЦА обязательств и норм, принятых в этой организации есть простая, ясная и вместе с тем фундаментальная задача, более важная, чем мифические глобальные проекты.

Особое внимание к крупным региональным организациям и проектам на самом деле низводит страны ЦА в их тень, а задача состоит в том, чтобы вывести их в самостоятельные субъекты международных отношений.

Другое дело – вопрос интеграции. Каковы, на Ваш взгляд перспективы реальной интеграции в Центральной Азии?

С уважением,

Фарход Толипов

From: Murat Laumulin

To: Farkhod Tolipov

Subject: Integration in Central Asia

Фарход,

Казахстан время от времени предпринимает спорадические попытки с целью оживить региональное сотрудничество – pour le bien public – для общего блага. В конечном счете, то, что предлагает Казахстан, рационально и разумно: развитие совместного управления гидроресурсами и энергетикой, структурирование и упорядочение транспортных и коммуникационных связей, стремление покончить с бардаком в тарифной системе и т.д. Когда это исходит от Казахстана, то его почему-то упрекают в претензиях на региональную гегемонию. Конечно, государство ищет здесь свою выгоду, но не в ущерб другим.

Региональная кооперация (интеграция), как представляется здесь, в Казахстане, потребует разработки мер, шагов и программ на краткосрочном, среднесрочном и долгосрочном уровнях. Краткосрочный уровень предполагает следующее: решение проблем трудовой миграции, в том числе улучшение правовой и налоговой базы, ужесточение анти-коррупционных мер; стимуляция миграции и введение ее в правовое поле; координация действий правоохранительных, таможенных и пограничных служб государств; унификация юридических систем, подзаконных актов и служебных инструкций; срочное решение пограничных и транспортных проблем с целью интенсификации транспортного сообщения между республиками; введение зеленого коридора для граждан стран ЦА; оперативное решение всех тарифных, налоговых и других проблем, связанных с ростом торгово-экономического оборота и передвижением товаров и продуктов (особенно сезонных); упорядочивание водопользования и поставок электроэнергии путем разработки четкой схемы взаимозачетов.

На среднесрочном (5-10 лет) уровне предлагается разработать меры программного характера: официальное признание необходимости интеграции государств региона на уровне официальных доктрин (на первоначальном этапе в целях дипломатической маскировки ее можно именовать кооперацией); решение на политическом уровне всех проблем, связанных с приходом казахстанского капитала и казахстанских инвесторов и наоборот; рассмотрение всего спектра проблем взаимодействия банковских секторов всех республик; создание взаимосвязанной валютно-финансовой системы (валютная змея); создание новых транспортно-коммуникационных возможностей; широкие инвестиции с казахстанской стороны в добывающую промышленность, энергетический сектор и поддержка реформы аграрного сектора в сторону товарного производства; совместное регулирование на макроуровне развития экономик (возможно – в ритме государственных 3-5-летних планов); разработка основ единой образовательной политики и культурно-гуманитарного сотрудничества.

Долгосрочная (10-20 лет) программа предполагает движение к следующим стратегическим целям: создание интегрированного рынка рабочей силы, товаров и услуг; создание интегрированной энергетической системы; формирование единой транспортно-коммуникационной системы; создание условий для введения единой валюты; формирование наднациональных органов и интеграционных структур; тесная координация политики двух государств в сфере безопасности и внешней политики; единая политика по расширению Союза центральноазиатских государств и взаимодействия СЦАГ с другими интеграционными объединениями СНГ.

Выглядит утопично, но все это уже было и успешно реализовано. Я имею в виду Европейский Союз. Была бы политическая воля. Но ее как раз не хватает в других столицах региона. И речь не только о Ташкенте. Сегодня это выгодно всем, но завтра будет иначе. Альтернатива может выглядеть следующим образом.

В конце концов, может быть, в Центральной Азии и удастся сколотить некое подобие Центральноазиатского союза, но это будет крайне хрупкое образование (брак поневоле). Не вызывает сомнений, что соседи будут постоянно сталкиваться с экономическими, технологическими, демографическими и экологическими проблемами. Поэтому Астана вынужденно выберет стратегию выборочного сотрудничества. То есть, активно кооперироваться и интегрироваться только в тех областях, которые представляют для Казахстана непосредственный интерес – энергетике, управлении водными ресурсами, транспорте и т.д. Со стратегической точки зрения у Казахстана есть с кем кооперироваться: это Россия, а вместе с ней – расширенная кооперация с ЕС (пусть и в качестве источника ресурсов), в худшем случае – с Китаем. То есть, Средняя Азия в будущем вполне может потерять Казахстан. И кто от этого выиграет?

С уважением,

Мурат Лаумулин

From: Farkhod Tolipov

To: Murat Laumulin

Subject: Re: Integration in Central Asia

Уважаемый Мурат,

Чем больше я изучаю проблемы нашего региона, тем больше задумываюсь над перспективой создания в ЦА своей региональной системы коллективной безопасности. Как она может строиться – сложный вопрос, так как в регионе действуют как центростремительные, так и центробежные силы. Особая роль здесь принадлежит Узбекистану, который объективно призван выступить локомотивом региональной интеграции. Хотел бы процитировать российского политолога И.А. Сафранчука: "От Узбекистана и его отношений с соседями зависит стабильность во всей Центральной Азии, а Ислам Каримов обладает чем-то вроде золотой акции во всех важнейших региональных вопросах"[1].

По ряду параметров Узбекистан объективно может претендовать на то, чтобы стать оплотом региональной интеграции. Это самая большая страна региона по количеству населения, она находится в центре и граничит со всеми остальными странами региона. Это Мавераннахр и Афрасиаб – колыбель цивилизации и хранитель большинства исторических и культурных памятников, находящихся в регионе, причем памятников, являющихся общим достоянием всех народов ЦА. В этом, без сомнения, Узбекистан является лидером, но это статическое лидерство, основанное на историческом наследии. К слову динамическим лидером пытается стать Казахстан, хотя это пока ему не удается, именно в силу пресловутой многовекторности его внешней политики.

К сожалению, региональная политика Узбекистана сегодня еще не соответствует такой предначертанной ему историей роли локомотива интеграции. У него не простые отношения с Киргизией из-за нерешенности проблем водораспределения, заминированности (со стороны Узбекистана) некоторых участков узбекско-киргизской границы, потенциала межэтнического напряжения (эксцессы на этой почве уже имели место в конце 1990-х гг.); Узбекистан имеет визовые режимы практически со всеми соседними государствами, за исключением Казахстана; такая же известная водная проблема существует в отношениях Узбекистана с Таджикистаном; Узбекистан с октября 2009 г. неожиданно решил выйти из единой энергосистемы ЦА, поставив тем самым соседние страны в неоднозначное положение, Узбекистан не поддержал инициативу Назарбаева о создании Центральноазиатского союза и т.д. Чем больше будет накапливаться подобных нерешенных региональных проблем в отношениях центральноазиатских стран, тем чаще будут раздаваться идеи о необходимости посредника в лице великой державы или великой международной организации для разрешения их споров. Это особенно заметно в сфере региональной безопасности.

Возможности интеграционного сотрудничества между государствами ЦА были и есть, но ими сегодня пренебрегают в угоду узко понимаемым и трактуемым национальным интересам. Возьмем, к примеру, проблему распределения воды в регионе. Считается, что Казахстан и Узбекистан вместе с Туркменистаном являются странами низовьев, а Кыргызстан и Таджикистан – страны верховьев Сырдарьи и Амударьи. Как известно, водные интересы и стратегия двух групп государств противоположные: у первой группы – стратегия ирригационная, у второй – гидроэнергетическая. С этой точки зрения, казалось, Казахстан и Узбекистан должны коррелировать свою политику в этой сфере, однако, Казахстан даже готов инвестировать в строительство ГЭС в Кыргызстане и Таджикистане. А почему бы не продавать Кыргызстану узбекский газ по внутренним ценам Узбекистана? Может, тогда спадет напряженность и в водной проблеме, поскольку киргизы получат источник энергии. Такая практика не нова.

Или другая проблема – граница. Как известно, между государствами региона имеются сотни спорных участков на границе друг с другом. Несмотря на то, что между Казахстаном и Узбекистаном практически подписаны делимитационные соглашения, все же этот процесс достаточно затянулся. С другой стороны, интересы провозглашенной в 1991 г. интеграции требовали моратория на этот процесс с тем, чтобы впоследствии и вовсе отменить границы. Государство-лидер мог бы действительно вести дело именно к такому решению. Но лидера не нашлось.

Если спросить простых людей, особенно проживающих в приграничных районах, то можно обратить внимание на то, что им чужд этот феномен границ. Кстати, за весь период независимости все разговоры об интеграции или дезинтеграции в ЦА, спорах или сотрудничестве, доверии или недоверии, лидерстве или не лидерстве тех или иных государств региона в большинстве своем не шли дальше спекулятивной аналитики. Они не были подкреплены эмпирикой, хотя бы изучением общественного мнения об интеграции. И если уж все еще стоит на повестке дня вопрос об интеграции в ЦА (ведь пока никто из стран региона не денонсировал этот вопрос), то почему бы не провести референдум об объединении и не поставить точки над i?

Полностью согласен с рассуждениями о целях интеграции в краткосрочной, среднесрочной и долгосрочной перспективе. Но когда Вы утверждаете, что нужна политическая воля, но ее как раз якобы не хватает в других столицах региона, то с этим я частично согласен с той поправкой, что она отсутствует в такой же мере и в самом Казахстане, как и в других странах региона.

Вспомним судьбу идеи Центральноазиатского союза. Эта идея не принадлежит исключительно Казахстану – она в разных звучаниях и формах и выдвигалась, и реализовывалась с 1991 г. Содружество ЦА в 1991 г., ЦАЭС в 1994 г., Организация центрально-азиатского сотрудничества (ОЦАС) в 2001 г. – все это этапы (или контуры) возникавшего постепенно Центральноазиатского союза. В них был заложен реальный потенциал будущей, даже политической, без преувеличения, интеграции. Однако этот процесс был внезапно прерван решением президентов всех центральноазиатских государств в октябре 2005 г. объединить ОЦАС с ЕврАзЭС. Фактически они собственноручно пожертвовали собственной региональной интеграционной структурой, которую выращивали столько лет.

Мурат, в Вашем тезисе о том, что Средняя Азия в будущем вполне может "потерять Казахстан", я замечаю серьезное отличие между узбекской и казахской школами политической мысли (если о таких школах уместно вообще говорить). Оно заключается в том, что, исследуя феномен ЦА, казахские политологи вместе с политиками все время говорят о Казахстане не столько как о центральноазиатской стране, сколько как о евразийской, а узбекские политологи больше идентифицируют свою страну со своим регионом Центральной Азией. Из этих двух политологических школ первая допускает погрешность в своих исследованиях. Поэтому Казахстан мы можем "потерять" не потому, что не идут интеграционные инициативы (они никогда и нигде, даже в Европе, не шли гладко и легко), а потому что Казахстан чересчур увлекается псевдо-концепцией евразийства в ущерб своей центральноазиатской идентичности.

ЦА в настоящее время поставлена в неоднозначное положение в силу той фундаментальной геополитической трансформации, которую она испытывает с момента ликвидации СССР. Эта трансформация заключается в том, что впервые регион оказался не только открытым для мировой политики и влияния извне, но и вовлеченным непосредственно в новую большую игру. Более того, последствия этой вовлеченности проявились в том, что они сами вступили, так сказать, в малую игру между собой.

Оказавшись зажатым в символическом геополитическом треугольнике РФ-США-КНР, Центральная Азия испытывает на себе значительный геополитический стресс. Не понятно, например, почему факты и тенденции установления военно-политического присутствия (базирования) США в нашем регионе встречают непременно негативную реакцию со стороны России. В чем заключается стратегический вызов для безопасности России от полетов американских военно-транспортных самолетов в Афганистан? А ведь и сразу после размещения американского военного контингента на территории Узбекистана и Кыргызстана в 2001 г., и поныне в России демонстрировалось и демонстрируется в различных формах на самом высоком уровне озабоченность этим фактом американского присутствия в ЦА.

Трем великим державам свойственны три разных типа отношения к вопросу о центральноазиатской интеграции, которые образно можно выразить в следующей формулировке: для России – разделяй и властвуй (синдром империи), для США – объединяй и властвуй (синдром миссионера), для Китая – приходи и властвуй (синдром карьериста).

Фарход

From: Murat Laumulin

To: Farkhod Tolipov

Subject: Re:Re: Integration in Central Asia

Дорогой Фарход,

С Китаем все ясно – здесь и Узбекистан, и Казахстан движутся синхронно: происходит растущая зависимость от Китая в финансово-экономической области. Это касается обоих государств. Теперь о России. В Казахстане уже стало расхожим выражение о равнодушии Медведева, то есть об отсутствии у него интереса к Центральной Азии и к Казахстану в частности. Наши обижаются. В отношении Узбекистана это даже хорошо, поскольку реакция В.В. Путина на очередные изгибы политики Ислама Каримова могла быть жестче.

Уравнением со многими неизвестными является политика администрации Барака Обамы в отношении Центральной Азии. Здесь мы вступаем в область догадок. Откажутся ли демократы от прежней политики республиканцев в стиле Большой Центральной Азии и цветных революций или вернутся к своей риторике о правах человека? Будут ли учитывать интересы России и Китая, считаться с ШОС? В политике США в Центральной Азии выделяются три традиционных подхода: сбалансированное укрепление, прежде всего демократия, прежде всего безопасность. Какой путь выберут Барак Обама и Хиллари Клинтон?

Можно только предполагать, как будет строиться политика Обамы в регионе. Очевидно, что будет предпринята попытка устранить прежние изъяны в центральноазиатской политике Вашингтона. В первую очередь это относится к усилению координации различных ведомств (Госдепа и Пентагона).

Продолжение войны в Афганистане делает необходимым использование транспортных путей, проходящих через Центральную Азию. Доступ к северному маршруту возможен либо через Грузию и Азербайджан, либо через Россию. Первый вариант предусматривает увеличение присутствия Запада в Закавказье, включая расширение НАТО. Второй вариант требует договоренности с Россией, что исключает принятие в Североатлантический альянс Украины и Грузии и продолжение попыток США доминировать в Центральной Азии.

В новой ситуации США необходимо преодолеть внутренние структурные противоречия своей политики, и решить три важнейшие проблемы. Первая проблема – опасения и недоверие самих государств Центральной Азии по отношению к усилиям США в установлении демократии в республиках региона. В связи с этим представляется, что, прежде чем начать проводить в жизнь свою центральноазиатскую политику, Белому дому следовало бы укрепить контакты с правительствами стран региона, чтобы улучшить свой имидж в этих странах. Второй вызов политике США – Россия, которая не согласна с политикой США и будет ей противодействовать; третий – Афганистан.

В регионе Центральной Азии действуют противоположные факторы: каждая из стран стремится преодолеть собственные внутренние трудности: США пытаются усилить свое влияние, а Россия налагает ограничения. Многие государства Центральной Азии можно просто купить, одни ведут свою игру, а другие твердо решили ждать разрешения Москвы на подобную сделку с Соединенными Штатами.

США и НАТО могут пойти на прокладку нового транзитного маршрута в Афганистан, минуя Россию и не принимая во внимания ее позицию. Таким видится, по некоторым американским прикидкам, каспийский маршрут, позволяющий доставлять грузы в Афганистан через Грузию, Азербайджан, Туркменистан и/или Казахстан. Это чревато усилением американского военного присутствия на Каспии, что тоже противоречит интересам России. Еще один приоритет США – сдерживание в регионе активности Китая.

Другой проблемой американской политики в регионе, которая нуждается в корректировке со стороны администрации Обамы, является отношение США к ОДКБ. Белый дом считает, будто ОДКБ подконтрольна России и установить отношения с нею – значит признать эту организацию как законного члена международного сообщества. Вашингтону необходимо хотя бы на минимальном уровне поддерживать контакты с РФ и КНР по важнейшим проблемам, возникающим в странах ЦА. Это ускорило бы развитие отношений со странами региона и дало понять Москве (как и Пекину), что на самом деле Вашингтон отнюдь не стремится, не считаясь ни с кем другим, преследовать свои интересы. Фактически, недавно об этом открытым текстом заявил Бжезинский.

Казахстан оценивается американскими аналитиками как самое важное, крупнейшее по площади и наиболее влиятельное государство в Центральной Азии.

С точки зрения принципиальной важности для США в Центральной Азии Казахстан является не столько значимым и ключевым звеном во внешней политике, сколько просчитываемым и понятным для Вашингтона партнером. Если с другими странами региона американцам политику свою строить сложно, а действия лидеров этих государств в отношении Соединенных Штатов выглядят подчас противоречивыми, то с Астаной налажен давно уже доверительный и конструктивный диалог. Тот факт, что Казахстан продолжает вести по отношению к США внятную и дружественную политику, воспринимается в Вашингтоне очень позитивно.

Несколько иная ситуация складывается в отношениях между Соединенными Штатами и Узбекистаном. Для США эта страна теоретически остается важным звеном во всей центральноазиатской схеме безопасности, но при этом в Вашингтоне особого доверия к политике Ташкента давно уже не наблюдается. Общие фразы о совместной борьбе с международным терроризмом и содействии в проведении операции силами коалиции в Афганистане не могут заслонить весьма значительную настороженность, которую американское руководство испытывает по отношению к политике Ташкента.

Узбекистан рассматривается в Вашингтоне как центральный и наиболее весомый игрок в центральноазиатском регионе: это государство обладает региональными гегемонистскими амбициями и более других способно бросить вызов Москве. Крупные узбекские диаспоры имеются во всех соседних государствах, что дает Ташкенту возможность вмешиваться в политику каждого из них.

Фактически, для Соединенных Штатов это самый важный потенциальный партнер. Узбекистан не только имеет шоссейное и железнодорожное сообщение с Афганистаном – на его территории также расположена советская военная база, которой уже пользовались американцы. Ко всему этому Узбекистан убедительно доказал за последний год, что, несмотря на российско-грузинскую войну, не опасается России. Именно на этот факт обращают особое внимание американские аналитики. Также в Вашингтоне осознают, что Ислам Каримов непросчитываем и для всех других ведущих мировых игроков в этом регионе – России, Китая, стран Евросоюза. Поэтому отношения с Ташкентом Вашингтон и дальше будет развивать по мере возможности.

Здесь у Узбекистана открываются достаточно обнадеживающие перспективы. Лишь бы их не испортили радикалы в Госдепе и Конгрессе США, или же сам Ислам Абдуганиевич своей подозрительностью. В любом случае, в Казахстане будут готовиться к очередному витку узбекско-американской дружбы со всеми вытекающими для него и России последствиями.

Что касается водно-энергетических проблем, которые Вы затронули в последнем письме, то никакой проблемы я здесь не вижу. Все очень просто: гидроресурсы превратились в инструмент политического давления и экономического шантажа. Кто сидит выше по течению, тот и пытается диктовать правила игры. Но учитывая нашу взаимозависимость, ситуация оборачивается зачастую против первого игрока. Однако ясно, что за воду надо платить. Казахстан это усвоил. Если бухарский газ мы сможем в будущем заменить на собственный, подтянув ветки из западного Казахстана, то водный фактор носит естественно-природный характер. В этой ситуации ему остается только честно платить по счетам (используя при этом зависимость партнеров от него в других сферах). На будущее абсолютно ясно одно: воды будет не хватать, проблема будет только обостряться. Еще плюс фактор Китая, который наложил лапу на центральноазиатские реки.

С уважением,

Мурат Лаумулин

From: Farkhod Tolipov

To: Murat Laumulin

Subject: Re: Re: Re: Integration in Central Asia

Дорогой Мурат,

Изменчивость, реверсивность геополитической ситуации в Центральной Азии еще раз высветила факт, что поодиночке страны региона подчинить легче, манипулируя элементами, так сказать, режимной геополитики (геополитики самих политических режимов ЦА), нежели если они выступят как один геополитический субъект. Их микро-геополитика, малая игра, может лишь усугубить стратегическую ситуацию и в Афганистане, и в регионе в целом, что им же обернется во вред.

В интересах международного сообщества и прежде всего стран ЦА, чтобы победоносно завершить начатую в 2001 г. антитеррористическую и миротворческую операцию в Афганистане. Поэтому у Международных сил содействия безопасности (ISAF) и в целом антитеррористической коалиции есть лишь один выбор – сохраняя достижения, двигаться дальше к заявленной цели на основе наступательной, а не оборонительной стратегии. Для этого силам ISAF следует придать больше полномочий и расширить их присутствие. Считаю также, что авторитет и роль ООН в судьбе Афганистана должна быть лидирующей. ООН должна стать главным менеджером всего процесса как на уровне антитеррористической операции, так и в плане восстановления страны.

В последнее время многие, рассуждая о безопасности ЦА, непременно связывают ее, в зависимости от симпатий и предпочтений, с той или иной международной организацией. В основном указывают на возможные услуги в сфере безопасности ОДКБ, ШОС, ОБСЕ, НАТО либо отдельных великих держав, таких как Россия или США. Этот феномен можно назвать рынком секьюритологических услуг. Более того, эти организации часто называют интеграционными структурами. Я не согласен с такой характеристикой этих структур.

В последнее время те, кто касается проблем региона и роли упомянутых организаций, чересчур вольно обращаются с термином интеграция или интеграционный, искажая тем самым сущность рассматриваемых проблем. Это специальный термин, обозначающий не всякий возможный вид сотрудничества государств в рамках международных организаций, а вполне конкретный вид объединения государств в направлении создания региональной общности на основе единства или близости народов, их ценностей, культуры, цивилизационной принадлежности, а также исторической предрасположенности к объединению. К этому списку можно добавить общее видение угроз их безопасности, против которых они решаются объединить свои силы. В этом смысле вышеупомятнутые организации могут действительно предоставлять лишь некие услуги по безопасности или другим направлениям в рамках своей специализации, но не могут быть интеграционными структурами. Соответственно, и отношение к ним должно быть как к функциональным, а не наднациональным структурам.

ШОС, несмотря на решительные заявления на его последних саммитах о способности решать проблемы региональной безопасности, вряд ли может предоставить ЦА зонтик безопасности. В ШОС (как и в ОДКБ) пока отсутствуют, по крайней мере, три параметра: общее видение угроз, центростремительные силы и региональная общность. ШОС пока не продемонстрировал наличие у него реального потенциала содействия, например, афганскому урегулированию или решению региональных проблем ЦА. А в случаях реального обострения угрозы терроризма или эскалации войны в Афганистане в конце 1990-х гг. Узбекистан, например, в основном справился с этой угрозой самостоятельно, то есть не обращаясь к помощи ни ШОС, ни ОДКБ. В этом не было и необходимости с учетом уровня, характера и масштаба угроз.

Поэтому участие государств ЦА в различных международных организациях, развитие сотрудничества с государствами мира и прежде всего с великими державами, различные внешнеполитические шаги наших государств должны быть подчинены идее Центральноазиатской региональной безопасности, регионального развития и регионального объединения.

Хотелось бы привести две цитаты.

Слова президента Казахстана Нурсултана Назарбаева в апреле 2007 г.:

"Самым лучшим был бы Союз центральноазиатских государств, в которые я включаю Казахстан и Среднюю Азию... Нам сам Бог велел: 55 млн населения, нет барьера по языку, взаимодополняемая экономика, на одном пространстве, транспортные, энергетические связи. Этот регион может полностью обеспечить себя продовольствием, полностью обеспечить себя энергетикой и так далее. Даже рынок самодостаточный был бы. Спрашивается, чего еще надо?".

Из Доклада президента Узбекистана Ислама Каримова на совместном заседании Законодательной палаты и Сената Олий Мажлиса 28 января 2005 г.:

"Особое значение мы придаем развитию интеграционных процессов и рыночных преобразований, формированию в Центральноазиатском регионе общего рынка. Только такой рынок, не расчлененный на замкнутые национальные рамки, способен привлечь значительные потоки иностранных инвестиций, обеспечить устойчивое развитие и процветание стран региона".

Он же в своей книге писал:

"Эта интеграция всегда была и остается народной по своей сути… Отметим, что интеграция народов Центральной Азии – это не мечта или проект на будущее, это данность, это реальность, которая лишь нуждается в организационных и политических формах"[2].

Два лидера Центральной Азии обозначили стратегически правильную цель и ценность, но реализовывать эту стратегию придется, видимо, уже следующему поколению лидеров, если они не будут обременены узконациональными интересами и не будут продолжать приносить им в жертву более высокие региональные интересы и цели.

С уважением,

Фарход Толипов

---

[1] Сафранчук И.А. ЦентрАзиатские узлы. От Узбекистана и его отношений с соседями зависит стабильность во всем регионе. Профиль. 2009, 2 февраля, http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1234222320 (последнее посещение - 21 ноября 2009 г.).

[2] Каримов И.А. Узбекистан на пороге XXI века: угрозы безопасности, условия и гарантии прогресса. 1997. См.: Пресс-служба президента Республики Узбекистан, http://2004.press-service.uz/rus/knigi/9tom/6tom_list.htm (последнее посещение - 21 ноября 2009 г.).