Состоявшаяся 25 февраля подготовительная встреча заместителей министров иностранных дел Индии и Пакистана, безусловно, отражает новую, более сложную стратегию правящих кругов США по отношению к региону Южной Азии. Однако, на мой взгляд, взаимоотношения между двумя южно-азиатскими государствами имеют свою историческую логику и свою политическую инерцию развития. Помимо этого, новый подход США к Южной Азии, в конечном счете отражает признание американским истеблишментом (естественно, не артикулируемое публично) пределов своих геополитических возможностей, неспособность этой страны с одинаковой эффективностью действовать сразу на нескольких внешнеполитических направлениях. Думаю, что и "примирительные" жесты Дели в отношении Исламабада – не "филантропический экспромт", а тщательно продуманная политико-экономическая стратегия.

***
"Дьявольски сложные" - так в 1980 г. определил отношения между двумя странами бывший министр иностранных дел Индии К.Натвар Сингх, в то время возглавлявший дипломатическую миссию своей страны в Пакистане. Спустя тридцать лет это емкое определение пакистано-индийских отношений ничуть не утратило актуальность и даже стало политически более острым. Используемые сегодня специалистами по международным отношениям идиомы, типа "затяжное соперничество" или "устойчивая конфликтность", отражают сложное взаимодействие в двусторонних отношениях таких факторов, как историческая память, врожденные и благоприобретенные предрассудки, неурегулированность территориальных споров, нечеткая национально-этническая идентичность, конфессиональные противоречия, острая конкуренция государственных идеологий, постоянное ощущение незащищенности перед лицом соседней страны и т.д. Сохраняется мощная инерция взаимного недоверия у элит обоих государств; впрочем, нередко нагнетание враждебных настроений в отношении соседей преследует вполне "приземленную" политическую цель: добиться консолидации политического класса и политической системы в своей стране, особенно в период кризисного развития.

Взаимное недоверие сказывается и на динамике общественного мнения в обеих странах. Так, согласно недавно проведенным замерам социально-политических ориентаций жителей двух государств, более 50% индийцев считают исходящую от Пакистана угрозу "высокой", тогда как 46% пакистанцев испытывают сходные чувства в отношении Индии (практически не ощущают угрозы, исходящей от соседей, 13% индийцев и 28% пакистанцев).

Среди значительной части индийцев сложилось устойчивое мнение: только "качественная реконструкция" пакистанского государства (т.е. демонтаж его антииндийской идеологии) может по-настоящему улучшить двусторонние отношения. В то же время индийские аналитики отмечают: "идеологическое государство" в Пакистане сохраняет дееспособность вследствие развития серьезных вполне определенных процессов в социальной структуре пакистанского общества. Содержание этих процессов определяется следующими тенденциями.

1. Энергичные демографические процессы в обществе (в настоящее время население Пакистана составляет 175 млн. человек, а к 2030 г., по оценкам Плановой комиссии страны, достигнет 240-250 млн. человек) имели следствием разрастание социального слоя городской и деревенской бедноты, восприимчивого к упрощенным версиям идеологии, прежде всего к политическому исламу.

2. Косвенным отражением демографической динамики стали качественные изменения в идейно-политической жизни Пакистана. В настоящее время бескомпромиссные идейные течения, прежде всего ваххабизм, активно вытесняют "либеральные" модели идеологии, а вместе с ними – и традиционное историко-культурное наследие Индостана. Прогрессивно мыслящие ученые Пакистана образно характеризуют данный процесс как "смену южноазиатской идентичности на арабо-мусульманскую этику, господствующую в песках Саудовской Аравии".

3. Начатый в конце 1970-х гг. генералом Зия-уль-Хаком процесс политизации ислама (в чем ему активно помогала администрация Р.Рейгана) приобрел устойчивую инерцию, превратил мусульманский радикализм в социально-политическую силу, оспаривающую у армии ведущую роль в пакистанском обществе. В данном контексте выглядят логичными утверждения пакистанских и индийских политологов о "декоративности" демократической власти во главе с А.А.Зардари в стране.

Неспособность пакистанской власти – и гражданской, и военной – осуществить модернизацию общества в интересах народа имела следствием поиск компенсаторных механизмов, способных на время обеспечить социальное спокойствие. Одним из таких механизмов стала новая версия пакистанской идентичности, опирающаяся на два основания: 1) ядерную программу и 2) историческую враждебность к Индии.

На протяжении последних трех десятилетий внешняя политика Пакистана строилась исходя из "незаменимого" географического положения этой страны, что, по мнению ее истеблишмента, ясно продемонстрировали ввод советских войск в Афганистан и их последующая эвакуация. В настоящее время пакистанский военно-гражданский истеблишмент в своих внешнеполитических расчетах исходит из: 1) геополитического "изнеможения" Америки под бременем ближне- и средневосточных проблем; 2) превращения Китая во влиятельную геополитическую силу в регионе Южной Азии (экономисты отмечают: Китай является крупнейшим внешнеэкономическим партнером для всех сопредельных государств, включая Индию, Пакистан и Бангладеш); 3) готовности США согласиться с "миротворческой" ролью Китая в Южной Азии (1), прежде всего в пакистано-индийских отношениях (Дели, как известно, категорически против всякого посредничества в двусторонних отношениях – как китайского, так и американского).

Незримым участником пакистано-индийских отношений, безусловно, является Китай. Развивая отношения с Исламабадом, Пекин одновременно преследует несколько целей:

- прекратить "переток" радикальных исламистов, включая их вооруженные формирования, из Пакистана на "беспокойные" территории Китая, прежде всего Синьцзян-Уйгурский автономный район;

- ограничить влияние США в Центральной и Южной Азии;

- эффективнее контролировать доставку энергоносителей из Персидского залива в Южно-Китайское море для собственных нужд;

- через систему отношений союзов с сопредельными, а также отдаленными (Шри Ланка) государствами Южной Азии сдерживать в этом регионе влияние Индии.

Соперничество Китая и Индии за сферы влияния в Южной Азии, по сути дела, благоприятствует неуступчивой политике Исламабада в пакистано-индийских отношениях. Индийские политологи отмечают: среди пакистанской элиты весьма слабы позиции тех, кто выступает за активное развитие внешнеэкономических, научно-технических и культурных связей между двумя странами. Вместе с тем Индия жизненно заинтересована в сохранении единства и территориальной целостности Пакистана. Этнические конфликты и возможная "балканизация" Пакистана, полагают в Дели, могут иметь следствием неконтролируемый поток беженцев в Индию, активизацию торговли наркотическими средствами и оружием, хаотизацию процесса государственного управления. Вместе с тем индийские внешнеполитические аналитики убеждены: наличие у обоих государств ядерных арсеналов будет сдерживать развитие конфликтных ситуаций.

Видимо, в своей стратегической линии в отношении Пакистана премьер Манмохан Сингх и его коллеги исходят из того, что под воздействием системного кризиса пакистанское общество быстро меняется. Глубокие изъяны экономики и политической системы, несмотря на массированную помощь извне (Китай, Саудовская Аравия, США), потребуют кардинальных перемен государственного курса и, в частности, "стратегического сдвига" в отношениях с Индией. Дели готов поддерживать эти новые тенденции в политике Пакистана (если необходимо, то тактикой "односторонних жестов" (2)). Новая тактика, впрочем, не меняет стратегические основы триединого подхода Индии к двусторонним отношениям: сохранение высокой боеготовности и поддержание "потенциала сдерживания"; вовлечение Пакистана на всех уровнях внешнеэкономических связей в совместные бизнес-проекты; готовность к изменению Исламабадом позиции по ключевым аспектам двусторонних отношений, включая т.н. "кашмирскую проблему". Следует, однако, учитывать: "коридор возможностей" компромиссной линии в отношении Исламабада у Дели весьма ограничен. Индийская оппозиция, от коммунистов до партии Бхаратия Джаната Парти, уже осудила примирительный подход премьера М.Сингха к отношениям с Пакистаном, мотивируя свою позицию "защитой политического суверенитета" страны.

Тем не менее индийское правительство продолжает свою "примирительную" линию, что особенно выпукло проявилось в сдержанной реакции официального Дели на трагические события в Мумбае/Бомбее в конце ноября 2008 года. Важным шагом на пути реализации стратегии компромиссов в индийско-пакистанских отношениях считается назначение Шив Шанкара Менона на пост советника премьер-министра по вопросам национальной безопасности. Эксперты в Дели отмечают: "Ш.Ш.Менон, проведший свои школьные годы в Тибете, без предрассудков и излишней боязни" относится к Китаю; его считают "непревзойденным мастером по выстраиванию сложных компромиссов с соседями". В связи с этим возникает вопрос: какие философско-политические представления будут в итоге определять стратегическую линию Индии в отношении Пакистана?

Во-первых, правящие круги Индии, видимо, исходят из утраты Пакистаном – вследствие довольно длительного развития дезинтеграционных тенденций внутри страны – значительной доли своей международной субъектности. Индийский истеблишмент не вводят в заблуждение ни наличие у соседнего государства ядерного потенциала, ни массированная внешняя помощь этой стране (Саудовская Аравия, Китай, США), ни форсированное развитие с помощью КНР транспортной инфраструктуры в Пакистане, включая стратегический порт Гвадар. Очевидно, в Дели исходят из того, что Исламабад будет – рано или поздно – "размораживать" двусторонние отношения с Индией.

Во-вторых, индийские "стратегические элиты" не абсолютизируют роль армии как главной политической силы Пакистана. Время от времени в индийской печати появляются сообщения о трениях в пакистанской армии, в частности между пенджабцами и пуштунами. Кроме того, жизнеспособность пакистанской армии подрывается связями некоторых ее подразделений с движением Талибан. Наконец, нельзя полностью игнорировать пакистанскую версию о попытках Индии, с одной стороны, "дестабилизировать" положение в провинции Белуджистан, а с другой стороны, закрепиться в Афганистане после эвакуации оттуда американских войск и тем самым окружить Пакистан с запада и востока, как это уже было после ввода в Афганистан советских войск (3).

В-третьих, Дели рассчитывает на то, что возможности Пакистана развиваться на основе внешней помощи и милитаризации экономики исчерпаны. Для пакистанской элиты приближается своеобразный "момент истины", когда придется четко определить основы социально-экономической политики и приоритетные направления внешнеэкономических связей. Естественная географическая близость двух стран, уверены в среде индийской элиты, продиктует императивы двусторонних экономических связей, тем более что премьер М.Сингх, в отличие от большинства своих предшественников, пользуется расположением бизнес-сообщества как экономист-профессионал. М.Сингха в его индийско-пакистанских экономических начинаниях, несомненно, поддержат основные организации предпринимателей – Федерация индийских торгово-промышленных палат и Конфедерация индийской промышленности.

В-четвертых, видимо, в Дели пришли к выводу о неизбежности раскола между гражданскими и военными элитами на почве неспособности каждой из них хотя бы стабилизировать положение в Пакистане. В сложившихся условиях "миролюбивая" линия М.Сингха в отношении Пакистана выглядит логично: предлагая Исламабаду "миротворческие" инициативы и всячески подчеркивая свою волю к компромиссу, Дели стремится изъять из пакистанского общественно-политического дискурса риторическую фигуру "вечно враждебной" Индии и тем самым лишить элиты Пакистана самой возможности объединить страну на негативной (в данном случае: антииндийской) основе.

Нынешнее состояние пакистано-индийских отношений предоставляет России возможности для укрепления своих геополитических позиций в Южной Азии, начинающей играть все возрастающую роль в транспортировке энергетических ресурсов из Персидского залива на Дальний Восток, и в предотвращении экспорта политического ислама в жизненно важную для России Центральную Азию. В связи с этим представляется необходимой активизация внешнеполитической деятельности РФ в регионе по следующим направлениям.

1. России пора энергично возвращаться в Южную Азию (то есть к советской внешней политике 1960-х гг.; вспомним хотя бы индийско-пакистанскую встречу на высшем уровне в Ташкенте под эгидой А.Н.Косыгина), используя Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС) для дискуссий по общем проблемам безопасности Центральной и Южной Азии (т.е. "Большой Центральной Азии" в современной американской терминологии), а также по важным "прикладным" вопросам, непосредственно затрагивающим интересы России, Индии и Пакистана (в частности, транспортного коридора Север - Юг). Важность использования механизмов ШОС особенно значима для отношений России и Индии, поскольку в Дели рассматривают ШОС как "придаток" внешней политики Китая. Вовлечение в ШОС на полноправной основе Индии и Пакистана, безусловно, отвечает стратегическим интересам России.

2. Для России настало время ответить в Южной Азии на активность Соединенных Штатов своей активностью. Целями подобной активности могли бы стать восстановление отношений с Индией до "советского" уровня и "возвращение России в Пакистан". Эти цели разделяют и Индия, и Пакистан, каждое государство по-своему. Важную роль в регионе играет Китай. Думается, КНР не меньше России озабочена повышенной геополитической активностью США в Южной Азии и на сопредельных территориях. В Пекине, в частности, полагают, что события в Тибете и Синьцзян-Уйгурском автономном районе можно рассматривать как часть американского стратегического замысла по "окружению" Китая. При сложившихся обстоятельствах уплотнение сотрудничества в четырехстороннем формате (Индия – Пакистан – Китай - Россия) может ограничить распространение дестабилизирующих влияний и в Южной, и в Центральной Азии.

____________________
(1) Некоторые эксперты полагают: действуя подобным образом, Вашингтон пытается заручиться поддержкой Пекина в своих непростых отношениях с Тегераном и Пхеньяном.

(2) Речь идет о готовности М.Сингха обсуждать с пакистанскими коллегами "влияние Индии на развитие внутриполитической ситуации в Белуджистане", хотя никаких доказательств деструктивной деятельности индийской стороны в этой провинции представлено не было.

(3) В пользу этой версии, по мнению официального Исламабада, свидетельствует энергичная инвестиционная деятельность Индии в Афганистане, уже ставшей крупнейшим региональным инвестором в экономику этой страны.

26.02.2010
Андрей ВОЛОДИН