Статус русскоязычия в Центральной Азии и проблемные дефиниции его исследования

Понятно, что в большинстве случаев для представителей нерусского этнического меньшинства языковая проблема в странах региона должна рассматриваться неотделимо от ее постановки применительно к собственно этническим русским. Большинство более-менее заметных в региональном этносоциальном поле общин - таких как корейцы, евреи, осетины, армяне, немцы и другие, находятся абсолютно в том же русскоговорящем, русскоориентированном пространстве. Исключать из понятия "русскоязычных" необходимо тюркоязычные меньшинства - уйгуров, татар, башкир, азербайджанцев, а также в высокой степени исламизированных представителей некоторых северокавказских этносов - выходцев из Дагестана, Чечни, Ингушетии и т.д. Безусловно, вписываясь в доминирующую сегодня на официальном уровне понятие "российского соотечественника", эта страта в меньшей степени ориентирована на Россию, более успешном адаптировавшись в сравнительно комфортную для них языковую и, особенно, конфессиональную среду.

Хотя в любом случае и здесь существует множество нетипичных ситуаций, каждая из которых должна рассматриваться индивидуально.

Рассмотрение языковой ситуации в регионе возможно только при достижении понимания статусной сущности современных русских и русскоязычных жителей стран региона. Коротко, но как наиболее актуальное, необходимо отметить неуместность применения к данной общности понятия "диаспора", практикуемого многими авторами и российскими госуструктурами. Как минимум, применение статуса диаспоры в нашем случае дает де-юре основание местным госструктурам отвергать какие-либо претензии со стороны России по защите прав здешних русскоязычных.

Диаспора, как известно, это устойчивая совокупность людей единого этнического или национального происхождения, живущая за пределами своей исторической родины и имеющая социальные институты для поддержания и развития своей общности. Положение русскоязычного населения в республиках бывшего СССР не может быть описано с помощью концепции диаспоры. Одним из общепризнанных и очевидных признаков диаспоры является пребывание некой этнической (и/или конфессиональной) общности людей за пределами страны (территории) их происхождения, в иноэтническом (и//или ноконфессиональном) окружении. Другим критерием в определении диаспоры является то, что диаспора понимается как такая этническая (этническая, конфессиональная, этноконфессиональная) общность, которая сохраняет наиболее важные характеристики национальной самобытности своего этноса или конфессии: национальный язык, особенности культуры, ментальности и сознания в целом.

Диаспора качественно отличается от дисперсной эмиграции наличием организационных форм своего функционирования и развития, от занятых бытовыми проблемами землячеств до общественных, национально-культурных и политических движений и политических партий. В понимании автора, диаспора, помимо соответствия названным выше критериям, - это еще и община, проживающая на территории, исторически принадлежавшей этносу, частью которого она является. К территории бывшего Советского Союза это не относится.

Русские и все русскоязычные, проживающие за рубежами современной России, но в пределах границ бывшего СССР, находятся на территории, исторически им принадлежавшей и веками находившейся в составе сначала Российской империи и затем Советского Союза. Эти люди не эмигрировали за пределы своего государства, наоборот, это государство не по их воле вдруг неожиданно изменило состав своей территории, уменьшилось, и они оказались за границами собственно России, в случае с Центральной Азией - еще и на территории ранее никогда в истории не существовавших государств. Если, конечно, не поддаваться мифотворчеству современных национальных историков, рассуждающих об "арийском" происхождении или о неком кочевом "великодержавии"..

Это обстоятельство, кстати, относится, например, и к узбекам, проживающим за пределами территории современного Узбекистана, да и ко всем остальным гражданам бывшего СССР и их потомкам. Наиболее точным здесь представляется определение известной французской исследовательницы Марлен Ларюэль, по мнению которой, основная проблема, связанная с употреблением термина, заключается в другом: "русские, проживающие за рубежами России, но в пределах границ СССР, находятся на территории, исторически им принадлежащей и веками находившейся в составе империи. Не столько они рассеялись по территории, сколько само государство вдруг неожиданно уменьшилось и оставило их за границами своей новой территории" [1].

Термин "диаспора" может быть применен к эмигрантам из Российской империи XIX века, после революции и гражданской войны, к тем, кто уехал в советскую эпоху, покинув страну, и совершенно неприменим к тем, кто оказался на превратившейся одномоментно в иностранную территории в 1991 году. Очень интересно предложение Роджерса Брубейкера, который использует в таком случае термин "accidental diasporas" ("нечаянные диаспоры") и проводит различие между понятиями "movement of peoples across borders" и "movements of borders across peoples" ("движение народов через границы" и "движение границ сквозь народы") [2]. Это интересно, образно, художественно, но вряд ли применимо в качестве научной дефиниции.

Что такое "российские соотечественники" - представляется не внятно, размыто и, как уже очевидно, не очень функционально.

Во всех известных случаях попыток дать точное определение уникальной общности русских и русскоязычных (либо совпадающих, либо отличающихся друг от друга по основным характеристикам незначительно), проживающих в бывших советских республиках из поля зрения исследователей выпадает еще одна дефиниция, достойная быть примененной хотя бы экспериментально к рассматриваемому уникальному явлению.

Речь о понятии "ирредента" и о явлении ирредентизма. В отличие от диаспоры, члены ирреденты рассеянно проживают на территории удаленных от их исторической родины государств, они, как правило, компактно расселены в государствах, граничащих с их исторической Родиной, особенно высока их концентрация в приграничных, сопредельных территориях. Известны и примеры различий между диаспорой и ирредентой: поляки в Литве (ирредента) - поляки в Казахстане (диаспора), русские на Украине или в Казахстане (ирредента) - русские в США (диаспора), армяне во Франции или США (диаспора) - армяне в России и странах бывшего СССР (ирредента) и так далее.

Вероятно, глубокий анализ применимости данного термина к ситуациям на пространстве бывшего СССР покажет не стопроцентную эффективность. Но представляется, что он более уместен, нежели широко присутствующая в информационном пространстве "диаспора", отчуждающая русскоязычных от территории проживания и одновременно позиционирующая русский язык как привнесенный извне, что - при более глубоком анализе - представляется вовсе не так.

В случае с русскими и русскоязычными в постсоветских странах Центральной Азии основные критерии диаспоры частично, а чаще абсолютно, отсутствуют. Например, ощущение этнического единства развито (или, по крайней мере, декларируется) у отдельных русскоязычных (на данной территории) этнических групп (корейцы, евреи, армяне), у активистов общественных организаций, имеющих в своем названии определение, производное от понятий "русский" или "российский". Однако это ощущение этнического единства отсутствует у подавляющего большинства русских. Отсутствие либо неразвитость этнического единства и обуславливают разрозненность всей русской этнической группы. Этническая идентичность представляет собой результат эмоционально-когнитивного процесса осознания этнической принадлежности, отождествление индивидом себя с представителями своего этноса и, что важно, обособления от других этносов, а также глубоко личностно значимое переживание своей этнической принадлежности. Это есть осознанная и отрефлектированная ассоциированность, но она не так уж часто проявляется у русских и русскоязычных в постсоветских республиках Центральной Азии.

В отличие от этнической принадлежности, этническая идентичность есть уже результат самокатегоризации, достигаемой самостоятельно каждым индивидом в итоге его собственного конструирования образа окружаемого мира и своего места в нем. Этническая идентичность включает и глубоко значимое переживание данной принадлежности, как одной из важнейших компонент в системе представлений личности о себе. Среди ее основных критериев могут быть такие, как родной язык, общность происхождения, культура, традиции, религия, общее историческое прошлое, чувство привязанности к родной земле, своей Родине, общей территории проживания и др.

Истинная этническая идентичность человека часто может не совпадать с официально предъявляемой или приписываемой этнической принадлежностью, что весьма характерно как раз для граждан бывшего СССР, характеризуемых в бывших союзных республиках определением "русскоязычные". Для Киргизии или Узбекистана это большой список этносов - представителей выходцев из бывшего СССР - от армян до якутов. Найти этому феномену объяснение в историческом ключе несложно, труднее определить для его представителей критерии идентичности, в определенном смысле - уже "надэтнической" и базирующейся в постсоветской ситуации в первую очередь на общем для всех русском языке.

В своем широком первичном лингвистическом значении определение "русскоязычные" характеризует любых людей, способных разговаривать на русском языке. Понятно, что это определение чрезвычайно широко и не может быть употреблено при рассмотрении проблематики нетитульных этносов в странах постсоветского пространства. Более узкое значение понятия "русскоязычные" утвердилось после распада СССР и обозначает вполне определенные категории или группы населения в государствах на территории бывшего Советского Союза. Можно согласиться с С. Панариным в том, что первый сущностный признак "русскоязычности" это глубокая включенность в русскую культуру, преимущественно в ее советском варианте, помимо знания русского языка этот признак включает в себя и достаточно свободное владение основными идиомами русской культуры, ценности которой в самом полном смысле слова являются привычными, родными, нередко не рефлексируемыми [3].

Прежде всего - как наиболее важные в качестве идентификационных, - это интересы тех, кто является хранителем и/или носителем этнокультурного наследия. Это, без сомнения, интеллигенция, а точнее, если говорить о реалиях Киргизии, да и всех стран региона за исключением Казахстана и в какой-то мере Узбекистана, остатки того, что было нетитульной частью интернациональных (полиэтнических) интеллигенций этих республик. Результаты миграции и естественных демографических процессов двух десятилетий сегодня с большим сомнением позволяют говорить о достаточном наличии этой социальной страты в структуре русскоязычных общин Киргизии, Таджикистана, да и всего региона.

Говорить о состоянии русского языка по каждой из республик региона было бы легко, если было бы возможно было просто обойтись оперированием выверенными статистическими данными и результатами социологических опросов. Однако цифровые показатели являются лишь одним из факторов, обуславливающих состояние русского языка.

Если, например, говорить о Таджикистане, то там почти нет в общем виде русской проблемы. Доля русских в населении с 13% в начале 1960-х упала до менее 1% в настоящее время, в этногруппе преобладают одинокие пенсионеры, а также маргинальные представители, вытесненные на обочину социальной жизни. За период с 1989 по 2000 год (подведение итогов первой постсоветской переписи населения) число русских в Таджикистане сократилось с 388,5 тысяч до 68 тысяч человек, узбеков - с 1 миллиона 197,8 тысяч до 936,7 тысяч. В 4 раза снизилась численность татар и азербайджанцев; в 5 раз - грузин; в 6 раз - армян; в 8 раз - корейцев, осетин и башкир; в 10 раз - лакцев и поляков; в 11 раз - украинцев; в 12 раз - чувашей; в 13 раз - казахов; в 14 раз - белорусов; в 16 раз - болгар; в 18 раз - мордвы; в 30 раз - немцев. Не бывшие слишком уж многочисленными и ранее, все эти и другие этнические группы, за исключение тюркоязычных, в первую очередь узбеков, солидаризируясь с собственно русскими и городскими таджиками, составляли базу распространения русского языка. К настоящему времени оценочная численность русских не превышает 30 тысяч человек, численность других названных групп исчисляется во многих случаях лишь сотнями, а то и десятками человек.

Проблематика русскоязычия в условиях современного Таджикистана касается больше самих таджиков, поскольку экономика республики до такой степени зависит от России - около 45% ВВП формируется из переводов трудовых мигрантов, нуждающихся в знании русского языка. Данные социологических опросов душанбинского центра "Шарк" показывают, что более 70% сегодняшнего населения во всех социальных и иных стратах стремятся к знанию русского языка и констатируют зачастую отсутствие возможностей для его изучения. Последнее происходит уже в силу факторов сугубо политических. В октябре 2009 года в Таджикистане был принят новый закон о языке. Документ, в поддержку которого выступил президент страны Эмомали Рахмон, усилил позиции государственного языка в таких сферах, как научные исследования и деятельность органов власти. Это подразумевало, в частности, что все делопроизводство и переписка государственных учреждений с гражданами отныне будет вестись только на таджикском. Закон, по словам Рахмона, должен стимулировать дальнейшее развитие национального языка, а также повысить национальное самосознание. При этом бесплатных курсов обучения таджикскому для национальных меньшинств в республике просто нет.

Численность российской диаспоры в Киргизии по состоянию на 1 января 2007 года оценивается в 550 тысяч человек (11% населения страны),.из них русских - около 470 тысяч (по данным переписи 1989 года, в республике проживало 917 тысяч русских - 21,5%), а к нынешнему времени доля русских в общей численности населения Киргизии сократилась примерно до 12% (оценочно 550 тысяч), что отодвинуло их среди этнических групп со второго на третье место (на первое вышли узбеки). Эмиграция ударила по национальной экономике - возник острый дефицит квалифицированных инженерно-технических кадров. В этих условиях власти стали пытаться удержать русскоязычное население всевозможными пряниками. Придание русскому языку официального статуса - в числе таких мер (статус закреплен в Конституции). Сейчас русский язык широко используется во всех сферах жизнедеятельности общества (включая делопроизводство), в работе правительства, парламента, других властных структур, остается основным языком образования, науки, культуры. Он изучается в средних, и в большинстве высших учебных заведений. В динамичной политической жизни республики в последние примерно пять лет время от времени фактор русского языка используется различными политическими силами в качестве раздражителя - с учетом пророссийских настроений большинства титульного населения, но на реальную ситуацию, за исключением миграционных настроений, это скорее не влияет. В силу ряда специфических характеристик, киргизский язык, забота о котором также относится к разряду пустых деклараций, пока не в состоянии выполнять большой ряд функций в роли государственного.

Другое дело - качество этого русского языка. По мнению профессора Киргизско-Турецкого университета в Бишкеке Замиры Дербишевой, "на плохом русском ведут занятия, читают лекции большинство преподавателей киргизской национальности. Многие из них, несмотря на то, что являются прекрасными специалистами в своей области, недостаточно хорошо владеют грамматическими, стилистическими, акцентуационными нормами русского языка, что в конечном итоге ведет к нарушению адекватного восприятия информации" По ее же признанию, "на сегодня у киргизского языка не сформирована одна из главнейших функций национального языка, а именно научно-образовательная.".

Киргизия - яркий пример маргинализации русского языка, его вытеснения от русского языкового материка, происходящего естественным образом, зачастую не продиктованного никакими указами или законами, а происходящего из реальной коммуникационной ситуации на всем постсоветском центральноазиатском пространстве. И это при том, что Киргизия и Казахстан, где происходят похожие процессы, были и остаются в регионе наиболее открытыми для российского информационного воздействия. Русскоязычным СМИ принадлежит в республике ведущая роль. На информационном поле Киргизии присутствуют российские издания - "Комсомольская правда", "Московский комсомолец", "Аргументы и факты", российское телевидение представлено доступными без специальных приспособлений передачами российского "Первого канала" и передачами телерадиокомпании "Мир", местными каналами, где русскоязычные передачи занимают, за исключением государственных каналов, б?льшую часть эфира, аналогично обстоит дело и в эфире радио.

Граница между российским русским языком и русским языком, бытующим в Киргизии, маркирована, например, буквой "ы" и соответствующим звуком - в теле- и радиопередачах, - она появляется в названии страны, названии народа и его языка: "Киргизстан", "киргизы", "киргизский язык"… Со стороны русскозычных СМИ происходит приспособленческое "подыгрывание" местному титульному "самосознанию" и политике властей, что, в свою очередь, быстро входит в разговорный язык, включая и язык сугубо русскоязычной среды, той самой ирреденты. Особенно эта тенденция заметна и естественна у молодежи, воспитание которой приходится на постсоветский период. Можно лишь предположить, что в ходе смены поколений наступит критический момент, после которого возврата к когда-то очень близкому к литературному, настоящему русскому языку (бывшему особенностью Средней Азии и Казахстана в советское время) просто уже не произойдет. Поскольку же Киргизия и Казахстан - не худшие примеры, понятно, что в остальных республиках региона эта тенденция еще сильнее. В Узбекистане или Таджикистане уже давно нетрудно встретить этнических русских, особенно нестоличных, говорящих на русском - родном! - языке с сильным узбекским и таджикским акцентом….

В Центральной Азии, где русские проживают в иноэтничном и иноконфессиональном окружении, проблемы русского образования ощущаются сегодня особенно остро. При всех сравнительно позитивных оценках языковой ситуации в той же Киргизии, по словам руководителя Владимирского православного благотворительного общества в Бишкеке С. Епифанцева, "количество школ с преподаванием на русском языке стремительно сокращается, а качество преподавания столь же стремительно ухудшается, хотя бы просто потому, что преподаватели уходят по возрасту, а на смену им или никого нет или же в лучшем случае приходят весьма слабые педагоги. Да и в отрыве от российской школы происходит деградация преподавания на русском языке". В турецких лицеях, количество которых только в Киргизии перевалило за десятки, преподавание тоже ведется на русском языке, но у кого повернется язык назвать их русскими школами?..

Русских в Киргизии в 1989 году проживало 916 тысяч 558 человек, киргизов - 2 миллиона 229 тысяч 663 человека, нетюркоязычные (они же в условиях Киргизии - русскоязычные) этносы в сумме при общей численности населения в 4 миллиона 257 тысяч 755 человек составляли не менее 350-400 тысяч человек, другими словами, как и в Казахстане, титульный этнос не достигал половины населения. Отсутствие выверенной этнической политики, низкий уровень жизни и допускающий любые проявления агрессивного национализма зашкаливающий пределы возможного либерализм периода президентства А. Акаева привел к описанной выше картине. После 2005 года и перехода госуправления от северных киргизских кланов к южным, даже в советское время бывших основным носителем агрессивного национализма (достаточно вспомнить киргизско-узбекский конфликт в Ошской области 1990-го года) ситуация только усугубилась.

В Узбекистане - при общей численности населения, перевалившей с 1 января с.г. за 28 миллионов человек - этнические русские составляют около 1,3 миллиона. Большинство населения страны (80%) составляют узбеки, свыше 10% - представители других народов Средней Азии (5% - таджики, 3% - казахи, 2,5% - каракалпаки, 1% - киргизы, а также туркмены и другие, не относящиеся, как правило, к русскоязычным, но представляющие собой ирредентизм в классическом его виде). Более половины русского населения Узбекистана проживает в Ташкенте, составляя около 30% его жителей. Русскоязычную общность - особенно в Ташкенте и в целом в городах - составляют также корейцы, армяне, грузины, евреи, каждая группа - от 2-х и менее процентов.

В ходе миграционных процессов республику покинул каждый третий из русских, и этот отток продолжается. По своей численности русские в Узбекистане переместились со второго на четвертое место, пропустив вперед казахов и таджиков; сильно понизился их социальный статус. В правовом отношении русский язык в Узбекистане просто приравнен к другим языкам национальных меньшинств. Однако в городах и промышленных зонах он по-прежнему выполняет функции главного языка межнационального общения и второго по значимости языка науки, образования, культуры, средств массовой информации и т.д. Русский язык - обязательный предмет во всех средних школах республики (хотя сегодня на нем обучается лишь 3-4% учеников против 15% в конце 1980-х годов). Граждане могут обращаться в государственные учреждения с заявлениями не только на государственном, узбекском, но и на других языках - обычно таким языком выступает именно русский. Наряду с узбекским языком, русский язык используется при публикации законодательных актов и других официальных документов. В то же время, миграционные и демографические процессы объективно ведут к сужению сферы применения русского языка, ускоренными темпами осуществляется перевод на узбекский язык делопроизводства. Со второй половины 1990-х годов на государственную службу де-юре принимаются только лица со знанием государственного языка, которым среди русскоязычных владеют не более 5-10%.

Для Узбекистана, как и для Таджикистана, помимо этноязыковой идентификации важную роль играет совпадающая с ней идентификация конфессиональная. За исключением евреев, все остальные русскоязычные общности представлены христианами - как православными, так и католиками и протестантами. Для Киргизии и Казахстана последние нередко являются конфликтогенным фактором, в силу увлеченности прозелитизмом как среди русскоязычного населения, так и среди титульных и других этносов, традиционно ассоциирующих себя с исламом.

На протяжении 1990-х гг. количество школ с преподаванием на русском языке в Туркменистане снизилось более чем на две трети - все русскоязычные школы в 2001 г. были преобразованы в смешанные и переведены на заимствованную из Турции 9-летнюю систему обучения. К началу 2000-х гг. во всех вузах страны обучение было переведено на туркменский язык, а большинство кафедр русского языка закрыто. Подготовка преподавателей русского языка в республике, где по оценкам остается около 100 тысяч человек русскоязычного населения, велась всего в трех вузах, где обучалось не более 15-20 человек. В 2002 году в Ашхабаде была открыта средняя школа имени А.С. Пушкина, в первую очередь - для детей российских дипломатов и сотрудников других немногочисленных российских учреждений и представительств. Эта школа является единственным в республике учебным заведением, где преподавание ведется по российским программам на русском языке.

В Казахстане по результатам последней советской переписи населения 1989 года общая численность населения составляла 16 миллионов 536 тысяч человек. Из них 6 миллионов 227 тысяч 549 человек составляли русские, 6 миллионов 534тысячи 616 - казахи, 896 тысяч 240 человек - украинцы, еще более 2 миллионов человек составляли представители других этносов, ныне относимых к категории русскоязычных. Другими словами, нетитульное большинство однозначно доминировало в этноструктуре. Миграционные процессы начала-середины 1990-х годов и падение уровня рождаемости, сопровождающее падение уровня жизни, повлекли за собой и общее уменьшение численности на достаточно критическую величину - в целом, убыль происходила, естественно не за счет казахов.

По данным Агентства Республики Казахстан, по статистике на май 2008 года, доля русских составляет около 25,5% от общей численности населения 15,5 млн. человек. Традиционно принято считать, что "российская диаспора" насчитывает около 6 млн. человек (имеются в виду славяне, а также народности, исторически связанные с Россией, - татары, башкиры, чеченцы, дагестанцы и т.п.).

Особенностью Казахстан является компактное расселение русско-русскоязычного населения - преимущественно в северных областях, примыкающих или близких к границам России. В Северо-Казахстанской области проживает более 330 тысяч русских, в Кустанайской области - более 378 тысяч, в Карагандинской - более 553 тысяч, в Павлодарской - более 296 тысяч, в Акмолинской - более 278 тысяч, в Восточно-Казахстанской - более 620 тысяч, в Западно-Казахстанской - около 150 тысяч, в Актюбинской - около 94 тысяч, в Алма-Атинской - около 306 тысяч, в Атырауской - более 33 тысяч, в Жамбыльской - более 150 тысяч, в Кызылординской - около 13 тысяч, в Мангистауской - более 39 тысяч, в Южно-Казахстанской - более 151 тысяч. Эта часть населения однозначно подходит под определение ирредентизма и развивается по присущим этому явлению законам.

Специфика ирредентизма обуславливает и особую языковую ситуацию, отличающую Казахстан в регионе.

Казахстан - единственная республика региона, где в экономической и политической жизни реально присутствует и развивается "русский фактор", временами активизируясь и оказывая воздействие на происходящие процессы. К нынешнему времени можно однозначно утверждать, что, несмотря на всю противоречивость, политика казахстанского руководства в этнической сфере была - при сравнении с другими республиками Центральной Азии - наиболее сбалансированной и взвешенной, по-крайней мере, со второй половины 1990-х годов.

Собственно, если бы это было не так, сегодня вряд ли можно было бы наблюдать то, что есть: сравнительно стабильную даже в условиях кризиса социально-экономическую ситуацию, эволюционный характер политических процессов, единичность межэтнических конфликтов. Проецируя эти выводы на состояние собственно языковой сферы и положения русского языка, можно делать значительно более оптимистические прогнозы, нежели по отношению к Киргизии, Таджикистану или Туркмении. Сравнивая же основные характеристики языковой ситуации применительно к Узбекистану, можно отметить некоторые отличия. Как минимум, это, во-первых, политическая активность русскоязычного компонента, самостоятельно обеспечивающего свои права, во-вторых - несмотря на усилившуюся в 2009 году миграцию - доля этого компонента в общей численности дает гарантии сохранения русскоязычной среды на значительно бóльшую перспективу.

Другими словами, независимо от издержек, реальный статус русского языка в Казахстане и Узбекистане близок к обозначенному конституционно, но в Казахстане это скорее уже системно, тогда как в Узбекистане нынешнее состояние и русскоязычного населения, и русского языка, зависит в основном от субъективных факторов, не показывая пока признаков системности.

Говоря о ситуации с русским языком в Центральной Азии, нельзя не сказать о роли турецкого языка и других, привносимых в постсоветское время извне по отношению к постсоветскому пространству. Сотрудничество тюркских республик Центральной Азии с Турцией началось сразу после распада СССР: уже в январе 1992 года для его координации в рамках МИДа Турции было создано Агентство тюркского сотрудничества и развития (TIKA), которое включало два отдела, курировавшие экономические и культурные связи с новыми независимыми государствами. С января 1993 года Турция взяла на себя финансирование двусторонних совместных программ по образованию и культуре, рассчитанных на пять лет, в ходе реализации которых на обучение в Турцию направлялись студенты и школьники из республик Центральной Азии. В Казахстане, Киргизии и Туркменистане была создана сеть анатолийских лицеев - средних учебных заведений с углубленным изучением турецкого и английского языков. В нескольких десятках средних школах было введено преподавание турецкого языка. Многочисленные группы студентов из Центральной Азии стали направляться для учебы в Турцию, которая частично взяла на себя финансирование их обучения.

Единственной республикой Центральной Азии, где в настоящее время нет турецких учебных заведений, является, в силу определенных политических причин, Узбекистан. Наиболее сильны позиции турецкого образования в Туркмении. Судя по ряду фактов, сейчас в регионе начинается второй раунд борьбы за использование турецкого языка в Центральной Азии. Первый раунд был в начале 1990-х годов, когда американцы пытались Турцию использовать как инструмент реализации своих интересов, теперь становится очевиден и собственно турецкий интерес к образовательному и языковому влиянию в регионе. Не без проблем, но определенные ниши, ранее занимавшиеся русским, постепенно турецкий язык занимает.

Английский язык никогда не заменит русский и не будет нужен широким слоям населения любой из стран Средней Азии. Он будет нужен дипломатам, бизнесменам, возможно - ученым, если таковые останутся, учитывая происходящую архаизацию (наиболее яркий пример - Туркмения при Ниязове). Основной массе жителей будет требоваться минимум знаний, обеспечиваемый обычным школьным курсом.

Анализ влияния турецкого или английского языков на общую языковую ситуацию в странах региона обращает внимание еще на одну проблему, имеющую к русскому языку, а именно - попытки вытеснения кириллического алфавита адаптированной к тюркским языкам латиницей. Де-юре это уже свершилось в Туркмении и Узбекистане, дискуссии на эту тему происходят в Казахстане и реже в Киргизии. В Таджикистане аналогичные дискуссии время от времени случаются, но речь идет не о латинице, а о переходе на персидско-арабский алфавит.

В отличие от информационно изолированной Туркмении, ярким примером невысокой результативности подобных реформ является Узбекистан. Несмотря на принятый 17 лет назад закон о переводе узбекского языка с кириллицы на латинский алфавит, окончательная эра латиницы в Узбекистане так и не наступила. В 1920-е годы вопрос о переводе узбекского и других языков с арабского на кириллицу не обсуждался, в то время это было бы нарушением принципов пролетарского интернационализма и продолжением царской политики русификации. Латиница же воспринималась как интернациональный алфавит, всеобщее письмо будущего, даже среди руководства будущего СССР звучали голоса, предлагавшие перевести на нее заодно и русский язык. За это, в частности, выступал нарком просвещения А.Луначарский. Только с 1932-33 годов кампания по латинизации пошла на убыль, а в 1936-м начался процесс перевода языков на кириллицу.

В отличие от 1920 годов, когда на основе латиницы письменность изучалась "с чистого листа" большинством населения, реформа 1993 года в Узбекистане оказалась не воспринята не только большинством населения, но и госаппаратом республики. Практическое выполнение перехода на неоднократно модернизированный латинский алфавит оказалось значительно более трудным, чем предполагалось в начале 1990-х годов, прошла волна национализма, повлекшая за собой изменение массового отношения к латинице, а заодно произошли кардинальные изменения общей политической ситуации, повлекшие за собой и смену конъюнктуры.

Китай не проводит в регионе какой-либо активной или, тем более, агрессивной культурной политики. В вузах открываются кафедры китайского языка, но их задача представляется скорее как продвижение некой "программы лояльности" в ситуации сильной синофобии среди местного населения всех без исключения республик региона.

Невзирая на происходящие в республиках Центральной Азии с разной степенью интенсивности процессы традиционализации, арабский язык воспринимается в странах региона еще менее чем китайский. Это касается, в первую очередь, профессиональных мусульманских священнослужителей или участников каких-то неформальных исламских организаций.

Ну, и, наконец, из всех внешних воздействий на языковую ситуацию - из держав, действительно таковое воздействие оказывающих - последнее место принадлежит Ирану, при всей его информационно-культурной активности. Иранское влияние наиболее очевидно в этнически родственном иранцам Таджикистане, в остальных республиках культурное и языковое присутствие Исламской республики скорее воспринимается терпимо, с учетом исторически сложившихся некритических реалий.

В целом, геополитические изменения, происходящие в регионе, проецируются на языковую ситуацию не так быстро. Есть определенное влияние США и Европы, возможно, со временем что-то изменится, но это произойдет очень не скоро и не так радикально, как иногда представляется. В Казахстане, например, много молодых людей хорошо знают английский, при этом великолепно говорят на русском и казахском, потому что в этом есть реальная необходимость. Русский язык для центральноазиатских республик пока основной и для большинства населения региона вторым по значимости языком, языком выхода в мир, на ближайшие десятилетия останется именно русский.

Столь же среднесрочную, не более, перспективу можно спрогнозировать и для идентифицирующей роли русского языка в русскоязычных общинах республик региона. Если, конечно, не произойдет кардинального поворота в концептуально оформленных внешнеполитических пристрастиях руководства самой России, ее геополитического статуса, возрождения достойной великой державы "восточной политики", которая, как и русский язык, став системной и последовательной, будет - лишь в рамках среднесрочной перспективы! - вполне доброжелательно воспринята в регионе.

[1] Ларюэль, Марлен. "Русская диаспора" и "российские соотечественники" // Демократия вертикали: (сб. статей). - М., 2006. - С. 197-198.

[2] Брубейкер, Роджерс. Диаспоры катаклизма в Центральной и Восточной Европе и их отношения с родинами // Диаспоры. М., 2000. - № 3. См. также: Brubaker Rogers. Nationalism Reframed. Nationhood and the National Question in the New Europe. - Cambrigde: Cambrigde University Press, 1996, 2004.

[3] Панарин С. Русскоязычные у внешних границ России: вызовы и ответы (на примере Казахстана)// Диаспоры. - М., 1999. - №2-3; см. также: Геллнер Э. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. - М., 1995. - С.131.

17.03.2010

Александр Алексеевич Князев
Директор бишкекского филиала Института стран СНГ, доктор исторических наук, профессор, действительный член Русского географического общества
перейти на страницу автора