В Киргизии власти отмечают День революции, а население - с горькой иронией - "День Мародера"…

* * *

Основные тезисы этой статьи содержатся в монографии автора "Государственный переворот 24 марта 2005 г. в Киргизии", вышедшей в свет в феврале 2006 года и выдержавшей три издания в Казахстане и Киргизии [1] и не подлежат, по убеждению автора, ни малейшей переоценке.

Все основные выводы и оценки, тенденции и прогнозы которые были даны в первом, во втором и третьем изданиях, не изменились к нынешнему времени, лишь подчеркивая простоту осуществленной тогда смены одного клана у власти на другой и легкость прогнозов, вполне успешно реализовавшихся в течение пяти лет. Грустно, но жизнь лишь подтверждает правоту большинства выводов и прогнозов, сформулированных весной-летом 2005 года, когда была написана эта книга в ее первом варианте.

События 24 марта 2005 г. уничтожили самую демократическую страну, когда-либо существовавшую в регионе Центральной Азии.

Все недостатки, свойственные прежней власти и послужившие, согласно "революционной" риторике мартовских вождей, причинами "народного гнева", стремительно вернулись на свои исходные позиции. А запущенная мартовскими событиями хроническая нестабильность и перманентный уже вакуум власти, авторитаристские семейно-клановые пристрастия правящих персоналий до самого последнего времени делали и продолжают делать нереальным любой позитивный политический проект, каковой мог бы быть предложен республике. Развитие событий почти не оставляет места спорам о том, что же произошло в Киргизии 24 марта 2005 года. Теперь уже мало кто сомневается в том, что это был насильственный захват конституционной власти или, другими словами, государственный переворот.

Нищета всех "оранжевых революций" заключается в том, что ими бывает запущен лишь механизм бесконечной перетасовки все той же старой коррумпированной колоды, из которой в грузинском и украинском варианте выбираются наиболее прозападно настроенные оппозиционеры. В Киргизии все оказалось еще проще и одновременно сложнее.

Осень 2005-го и весна 2006-го, осень 2006-го и весна 2007-го - все эти лишь очередные этапы тривиальной внутриполитической конфронтации, связанной с борьбой за власть.

К началу 2007 г. все действующие лица киргизской политики окончательно сосредоточились на главной проблеме азиатского способа производства - "власть-собственность", когда власть не равна управлению, а представляет собой лишь способ личного обогащения. В свое время К. Маркс и Ф. Энгельс определили наименьшее количество ведомств, потребных для стран азиатского способа производства, отнеся к ним три - внутренних дел (ограбление собственного народа), внешних отношений (ограбление других народов) и ведомство общественных работ (забота о воспроизводстве) [2].

То, что происходит в Киргизии, это не политический процесс, это всего лишь затянувшееся переформатирование межклановых отношений, сосредоточенное вокруг главной проблемы азиатского способа производства - "власть-собственность". Когда власть не равна управлению, а представляет собой лишь способ личного обогащения.

В условиях Киргизии эта простая формула оказывается еще и отягощена принципиально новым состоянием собственно общественных отношений. Наряду с трансформацией переживших советскую эпоху и существовавших на рубеже 1980-1990-х гг. традиционных связей уровня первичной социализации, происходит одновременная реанимация родоплеменной и клановой структуры. Киргизскому обществу когда-то была свойственна демократия в ее зачаточном виде - военной демократии. И ее основополагающая процедура - выборы - тоже не нова. Даже после вхождения в состав царской России данная процедура не исчезла, как и родовое представительство - это была вполне удобная самоорганизующаяся и самоконтролируемая иерархия.

Не только Россия на присоединенных к империи территориях, но во многих случаях и Британия старалась сохранять в своих колониях уже проверенные временем управленческие пирамиды такого рода. В СССР система родовой иерархии была просто изрядно деформирована. С распадом СССР как безальтернативный путь была выбрана демократия. Но в ее форме, предложенной Западом и пока еще работающей худо-бедно в условиях Европы или Америки.

Временная же дистанция от военной демократии киргизского типа до ее современных форм, предлагаемых к реализации, просто катастрофически велика, необходим длительный процесс эволюции, который должно пережить или осознать общество, чтобы затем оценить его реальные плоды.

Военная демократия, состоявшая в почти полной автономии родов и кланов, лишь в критические моменты объединявшихся и выбиравших верховного правителя, чьи полномочия были ограничены периодом кризиса (чаще всего - войной с внешним противником), эта демократия слишком проста и даже примитивна, чтобы работать сегодня в качестве механизма управления. Впрочем, элементы ее, ведущие к хаотической фрагментации республики, проявляются в сегодняшней Киргизии достаточно очевидно. Опыт столетий показывает: киргизам было присуще не особенно серьезное отношение к собственной власти - пиетет испытывается перед властью извне. Кочевники избирали ханов, поднимали их на белой кошме, но могли коллективно низложить, если считали их недостойными. Зато, за редчайшими исключениями, были абсолютно покорны по отношению к государствам, включавшим их в свой состав и обладавших явным силовым преимуществом - Кокандскому ханству, Российской империи, СССР…

Введение демократических институтов - это лишь форма, а форма без содержания чревата теми последствиями, которые мы имеем. Индивидуальность, неповторимость исторического состояния и обстоятельств каждой эпохи - понятия, наиболее импонировавшие духу постгегелевского историзма, поставившего во главу угла принцип уникальности, несравнимости исторических состояний и непреложности к ним каких бы то ни было общеисторических или, тем паче, универсальных масштабов оценки.

За исключительно одиночными исключениями, большинство киргизских политиков представляют из себя амбициозных субъектов, отражающих не общенациональные или партийные интересы, а региональные, кланово-трайбалистские, или просто семейные и /или даже просто личные корыстно- и честолюбивые пристрастия. Калькированные демократические институты представляют для этого вполне удобную форму. Для возвращения в киргизский политический процесс хотя бы к минимальной системности нужна жесткая схема управления страной из единого центра. В реалиях Киргизии этим центром может быть только исполнительная власть. Проблема состоит в качестве этой власти.

"Качество" власти в Киргизии определяется тем, что при отсутствии каких-либо исторических традиций самостоятельного существования как государства на пятнадцатом году хрупкой киргизской государственности событиями 24 марта 2005 года, был прерван легитимный политический процесс.

Нельзя сказать, что киргизское государство в акаевскую эпоху было вполне состоявшимся. Но традиция соблюдения рамок легитимности политического процесса, вкупе с сохранявшейся по инерции с советского времени, присутствовавшей в общественном сознании сакральностью государства, позволяли киргизскому обществу не пойти вразнос… Полное же отсутствие устоявшихся норм политической жизни сегодня позволяет огромному числу людей, относящих себя к киргизской политической элите, осуществлять попытки самореализации в качестве лидеров нации, но. парадоксальность ситуации состоит в том, что такого рода желающих слишком уж много для небольшой нищей республики. Одна из наиболее популярных версий развития политического процесса - теория полиархии Роберта Даля - говорит о плюралистичности элит, которые, де, конкурируют друг с другом, но при этом оказываются совместимы, поскольку конкуренция происходит в рамках одних и тех же базовых ценностей, одной и той же институциональной системы. Считается, что полиархический порядок сочетается с демократией, потому что элиты настоятельно нуждаются в демократической легитимации и открыты для эпизодических массовых действий снизу [3]. Ясно, что при любом типе политической системы элиты - ее ключевое звено.

Но в современном киргизском процессе отсутствуют все необходимые компоненты подлинной политической практики: отсутствуют настоящие политические элиты, отсутствует практика демократической легитимации правящего класса, процесс конкуренции претендующих на статус "элитных" политических групп носит отнюдь не свободный характер. Политические элиты при этом понимаются автором как представители существующего общественно-политического строя, не более [4].

Политическая система в Киргизии может называться как угодно - демократической или либеральной, авторитарной или монархической, какой-то иной - ее внутреннее содержание будет всегда одно и тоже: трайбалистское или семейно-клановое.

Современное политическое развитие носит нелинейный характер, нелинейность развития носит всеобщий характер и подтверждает, что нет, и не может быть, универсальных моделей развития, пригодных для всех стран и народов. Никакие "идеальные" образцы политического, социального и экономического устройства нельзя механически трансплантировать в среду, которая к этому не готова. Пример Киргизии, примерного члена ВТО, столь же примерного участника программ НАТО, ставшей в этом смысле в один ряд с Грузией, Афганистаном и Ираком, лишний раз подтверждает несостоятельность идеи экспорта и насаждения либерализма. Для Киргизии этот сценарий оказался чреват созданием обстановки перманентного системного кризиса, совокупность противоречий которого (личностных, корпоративных и регионально-клановых) ставит вопрос о самой возможности дальнейшего существования государства и достижения полноценной идентичности государствообразующего этноса.

Трудно сомневаться в том, что нынешнее состояние Киргизии есть прямой результат не только внутренних процессов, это состояние есть и прямое следствие мировых процессов. В таком контексте глобализация есть политика втягивания несостоявшихся государств и протогосударственных образований мира в "управляемый хаос" постоянной борьбы. Глобалистская политика заставляет формулировать в неадекватной вызовам времени форме такие фундаментальные понятия международного права как суверенитет, невмешательство, нерушимость границ, ряд других, перманентно усугубляя кризис современного международного права. Глупо говорить о независимости и суверенитете. Мир состоит не из идеалов, а из интересов. Этот тезис перестроечного времени известного публициста Андрея Нуйкина совершенно необходим, и столь же – как минимум методологически, тезис из логики Гегеля, где категория качества предшествует категории количества. И это – при рассмотрении любых общественных процессов - будь то экономика как таковая, или геоэкономика, геополитика больших пространств, или региональная политика, связанная с достижением баланса тех или иных внутристрановых или внутрирегиональных интересов.

Народ - категория ненаучная, понятие же "общество", или "социум" предполагает дифференцированный подход, заставляющий подвергнуть анализу качество той человеческой массы, которая в киргизском случае под руководством лидеров оппозиции лишила конституционную власть возможности выполнять свои функции. "... Мы присутствуем при триумфе гипердемократии, когда массы действуют непосредственно, помимо закона, навязывая всему обществу свою волю и свои вкусы", - писал Хосе Ортега-и-Гассет [5]. И поэтому произошедшее в Киргизии скорее предполагает применение понятия "мятеж" (массовое стихийное или организованное выступление социальных групп, направленное против существующего социально-экономического порядка или властей и обычно сопровождаемое применением насилия) или государственный переворот (захват правительственной власти, учиненный насильственно посредством заговора или открытого вооруженного восстания; целью государственного переворота является или перемена формы и порядка управления, или свержение представителя верховной власти и передача власти другому лицу). Существует также достойное рассмотрения в данном контексте понятие "узурпация" - тяжкое государственное преступление; насильственный захват власти или насильственное удержание власти. Применение понятия "насильственный захват власти" в данном контексте также представляется наиболее уместным, хотя и в некотором роде слишком обобщенным.

Другое базовое разночтение в оценках произошедшего пять лет назад в Киргизии связано с ответом на вопрос о внешнем вмешательстве в киргизские события.

Речь идет, понятно, прежде всего, о вмешательстве со стороны США и других стран евроатлантического сообщества.

Что является доминантой совершенного государственного переворота: объективно созревшие внутренние социально-экономические и политические условия для смены правящего режима, или мы имеем дело с некой принципиально новой формой международной агрессии, вмешательства во внутренние дела независимого государства, осуществленного через механизмы поддержки и управления внутренней оппозицией и манипулирование общественными настроениями? Являются ли лидеры оппозиции истинными выразителями воли общества или - агентами внешнего влияния?

Сходство технологий, применявшихся в Югославии, Грузии, на Украине и в Киргизии, вызывает закономерное подозрение, что произошедшие смены правящих режимов были навязаны извне, а не явились естественным следствием глубоких внутренних экономических и социально-политических процессов. Иными словами, они, в отличие от революций/переворотов настоящих, имеют экзогенный (порожденный внешним воздействием), а не эндогенный (порожденный внутренними процессами) характер. Об этом свидетельствует и то, что ни в одной из названных стран не произошло никакой радикально-позитивной смены парадигм общественного развития.

* * *

Борьба между властью и оппозицией, ведущаяся в государствах региона, - это лишь внешний процесс. В Центральной Азии, в отличие от партийно-политического фактора, привычного для англосаксонской цивилизации, внутреннюю политику определяет достаточно сложный комплекс региональных, клановых, трайбалистских, этнических, криминальных и иных, чаще всего латентных, связей. Только самый ленивый из политологов, говоривших до марта 2005 г. о происходящем в Киргизии, не обращал внимания на особенности социальной и политической культуры, истории народов региона, заранее обрекающих практически любое "революционное" действо на стремительную трансформацию к вооруженному противостоянию.

Государственный переворот есть деяние в первую и главную очередь определенной части элиты. Когда часть элиты убеждается, что при действующих правилах игры она проигрывает другим кланам, ей ничего не остается, как попытаться изменить правила игры. Проблема в том, что за поддержкой эта элита обращается к внешним силам, с помощью (организационной, финансовой, дипломатической) которых мобилизуется наиболее маргинальная часть электората, ее руками и вершится переворот. Потом победивший клан оказывается вынужден "отрабатывать" оказанную ему извне помощь, что, конечно, не способствует осуществлению в его политике национальных интересов. Для заинтересованных внешних сил такая "элита" - просто находка. Главный итог смены власти по такому сценарию в Косово - окончательное превращение края в один из важнейших источников терроризма, религиозного экстремизма, незаконного оборота наркотиков для всей Европы, а заодно - в источник межэтнического геноцида в отношении немусульманского (сербского) населения края. Главные итоги президентских выборов 2004 и 2009 гг. в Афганистане - резкий всплеск межэтнических противоречий, обострение вооруженного противостояния, активизация мафиозных группировок. Главный итог смены власти в Грузии - дальнейший экономический кризис, обострение всех существующих конфликтов (абхазского, югоосетинского, аджарского), усугубление всего спектра взаимоотношений с Россией, на и без того неспокойном Кавказе, уже бесповоротная независомость Абхазии и Южной Осетии, перспективы полного развала Грузии даже как государства, а как элементарной территориальной единицы [6].

В англосаксонской политологии подобные трансформации, совершаемые посредством подобных парамилитарных действий, традиционно описываются простым технологическим понятием - смена режима ("regime change"). В отличие от многосложных электоральных методик, технология "regime change" в своих принципах проста, а потому - удобна и эффективна. Вертикаль власти последовательно расшатывается изнутри, на всех уровнях иерархии, но обязательно - в массовом, всеохватывающем порядке. Параллельно последовательно формируется соответствующее общественное мнение, хотя бы для нескольких социальных групп и категорий, используемых затем в качестве орудия главного удара: его наносит как раз стихия толпы, которой не могут сопротивляться потерявшие контроль над ситуацией власти и вооруженные силы страны.

Теории мирового заговора очень много лет. Стародавний миф о мировом политическом заговоре получает абсолютно реальное воплощение в сегодняшней деятельности абсолютно реального конгломерата американской государственной машины с выполняющими функцию инструментов лицами и организациями. При этом технология так называемых "оранжевых революций" явно заимствована из ленинских работ о вооруженном восстании. В этом контексте любопытна трактовка социалистической революции в известной работе "Разум и революция" Генриха Маркузе: "Наступление революции действительно зависит от совокупности объективных условий: определенного уровня развития материальной и интеллектуальной культуры, сознательного рабочего класса, организованного на международном уровне, острой классовой борьбы. Однако все эти условия становятся революционными только в том случае, если они улавливаются и направляются сознательной деятельностью, направленной на социалистическое преобразование" [7]. Но все же главная ленинская черта во всех "оранжевых революциях" - ставка на революционное насилие, на организованное, обученное меньшинство, использующее толпу недовольных и зевак для захвата власти, а заодно - для проведения в жизнь глобальных интересов США. Каждый очередной успех "оранжевых революций" ведет к эскалации "большевистских" технологий во внешней политике США, но тем самым внешняя политика США все больше и больше подрывает устои международного права и, тем самым, устои современной цивилизации.

Сегодня к Киргизии (как и к Грузии, Афганистану, Косово и Ираку) следует относиться как к несостоявшимся или неудавшимся государствам, как к странам, которые оказались неспособны к независимому воспроизводству власти. Любопытно, что речь опять идет о достаточно старом понятии англосаксонской военно-дипломатической практики и правовой мысли - "несостоявшаяся", "неудавшаяся" или просто "разваливающаяся" страна ("failed" или "failing") [8]. Агрессивные действия США по установлению марионеточных режимов через механизмы, отработанные на Восточном Тиморе, в Югославии, Грузии и на Украине, в Киргизии, небезуспешно отрабатываемые в России, Казахстане и Таджикистане, являются прямой угрозой национальной безопасности всех стран, включенных в данные процессы. Ведь все страны СНГ давно уже представляют собой идеальные объекты для глобальных метаполитических игр.

"Отработанным" объектом таких игр и, одновременно, плацдармом для распространения оккупационной демократии на другие страны региона после 24 марта 2005 г. стала Киргизия.

Точкой отсчета для Киргизии стали события осени 2001 г., когда благодаря событиям 11 сентября США получили повод для проведения военной операции в Афганистане и утверждения своего военного присутствия в Киргизии и Узбекистане. Именно с этого времени рост конфликтности в Центральной Азии серьезно усугубился резко возросшим вмешательством извне во внутреннюю политику стран региона.

Исповедуемая администрациями США теория "сетевых войн" предполагает, что ее развертывание происходит в четырех смежных областях человеческой структуры: физической, информационной, когнитивной (рассудочной) и социальной. Войны информационной эпохи основаны на сознательной интеграции всех четырех областей, из чего и создается сеть, которая лежит в основе ведения военных действий. По логике сетевых войн они ведутся как против врагов, так и против нейтральных и даже дружественных держав во всех ситуациях (мира, войны и кризиса) с тем, чтобы манипулировать их поведением, подчинять их действия интересам субъекта, ведущего такие войны [9].

Физическая область - это традиционная область войны, в которой происходит столкновение физических сил во времени и в пространстве. Теперь происходит трансформация понятия "поле боя" в понятие "боевое пространство". В него помимо традиционных целей для поражения включены также и цели, лежащие в виртуальной сфере: эмоции, восприятие и психика противника.

Воздействие на новые классы целей достигается путем тесной интеграции сетевых структур министерства обороны и "гражданского общества". Информационная область покрывает системы передачи информации, базовые сенсоры (датчики), модели обработки информации и т. д., в эпоху сетевых войн она связывает между собой все уровни ведения войны и является приоритетной. В когнитивной области располагаются такие явления, как "намерение командира", доктрина, тактика, техника и процедуры. Процессы, происходящие в этой сфере, измерить значительно сложнее, чем в области физической, но их ценность и эффективность подчас намного важнее. Социальная область - это поле взаимодействия людей. Здесь преобладают исторические, культурные, религиозные ценности, психологические установки, этнические особенности. Социальная область является контекстом сетевых войн. При этом упор "наступающей стороны" делается, прежде всего, на приобретение позиций в административной и интеллектуальной элитах, в средствах массовой информации, среди молодежи и социально маргинальных слоев населения. Еще в 1970-х годах внимание американского политического истеблишмента привлекли идеи небольшой группы экстравагантных ученых: на основе представлений о симулякрах и ведущей роли пассионарности в большинстве процессов нового порядка была создана теория социальных движений, которая при помощи feedback loops начала применяться для свержения неугодных политических элит. В начале 1980-х гг. эта схема уже в усовершенствованном виде была использована в рамках "третьей волны демократизации" в странах Восточной Европы. Ныне теория социальных движений - одно из самых успешных направлений социологии, и явное порождение эпохи постмодерна. Несмотря на главенство человеческой пассионарности в цикле его развития, социальное движение - типичный симулякр.

В отношении молодежи в Киргизии сетевыми структурами - при необдуманно поощрительной политике президента и правительственных структур - применялась тактика массированной образовательной атаки. Количество университетов, институтов, колледжей, лицеев, программ стажировки, курсов достигло просто абсурдных масштабов. Не будучи подкреплено собственными средствами и возможностями, это обилие образовательных центров существовало в высокой степени именно благодаря поддержке названных сетевых структур, выполняя, естественно, и поставленными перед ними задачи. Через образовательные центры и НПО шло планомерное разрушение традиционных социальных механизмов, включая и мировоззренческие основы, в общественном сознании формируется неприятие существующего положения в республике (с указанием на конкретные адресаты виновных в этом), стимулируется рост уровня ожиданий и претензий к жизни, никак не подкрепленный реальными возможностями республики.

Создаваемые сетевые структуры на физическом уровне были призваны обеспечить критическую массу людей, готовых принять активное участие в протестных акциях (под разными лозунгами и с разными целями - в зависимости от обстоятельств и регионов). На информационном уровне их задача - поддерживать определенную степень социальной активности, обострять обстановку, продолжительное время намеренно акцентируя внимание на реально существующих проблемах, психологически осложнять обстановку вокруг конфликтных ситуаций, обеспечить прямые коммуникации между различными сетевыми организациями, придерживающимися наиболее радикальных взглядов. На когнитивном уровне активность призвана оказать такое влияние на сознание людей, которое подтолкнет их к формированию устойчивого убеждения: "так дальше нельзя", "жить стало невыносимо". На социальном уровне задача состоит в поиске, активизации этнических, социальных, региональных религиозных и иных групп, их мобилизации к применению радикальных методов в ситуации назревающего хаоса.

Отличительной особенностью сетевых структур является наличие единой стратегической цели и отсутствие четкого планирования на тактическом уровне. Для обозначения подобных структур используется специальный термин "сегментированная, полицентрическая, идеологизированная сеть" [10].

Средства массовой информации стали важнейшим инструментом в совершении государственного переворота. К парламентским выборам 2005 г. Киргизия окончательно оказалась в такой ситуации, когда на протяжении ряда лет шел активный поток отрицательной информации внутри страны и направленный во внешний мир. Профессиональная некомпетентность, недобросовестность значительной части журналистов, корыстные интересы в преднамеренном искажении первичной информации тем опаснее, чем хуже профессиональная, информационная состоятельность потребителя выработанной ими вторичной информации, то есть общества. В специфических случаях, как в киргизской ситуации, неподготовленность, незащищенность адресата дезинформации усиливает ее разрушительное влияние.

При этом в республике так и не было создано структуры, способной адекватно реагировать на данные вызовы, что в значительной степени было связано, на наш взгляд, как с некомпетентностью президентского окружения, так и с неспособностью Аскара Акаева осознать важность данной сферы в обеспечении национальной безопасности. К использованию методов мягкой пропаганды, направленных на изменение коммуникации внутри власти, а также с обществом, оказались неспособны ни руководители, функционально предназначенные для планирования и реализации идеологической компоненты государства, ни целевые структуры.

Любопытны некоторые эпизоды предвыборной борьбы, характеризующие как методы оппозиционных СМИ, так и беспомощность власти. За месяц до первого тура голосования в парламент оппозиционные газеты раскрутили довольно темную историю. Анонимный интернет-сайт опубликовал явно вымышленную стенограмму заседания правительства, где премьер-министр Николай Танаев недвусмысленно призывал губернаторов и членов правительства к физической ликвидации представителей оппозиции. Эта фальшивка была стремительно распространена по оппозиционным интернет-сайтам (зарегистрированным, как правило, в США), за ними ее опубликовали оппозиционные газеты. Премьер-министр выступил с угрозой подать в суд, но так этого и не сделал. Этот эпизод был бы самым ярким моментом во всей предвыборной кампании, если бы буквально накануне выборов газета "МСН" не опубликовала другой "сенсационный" материал: фотографию строящегося Дома официальных приемов, который газета преподнесла как новый дом жены президента. Особое место в ряду ударных предвыборных акций оппозиции заняла публикация в газете "МСН" от 11 февраля 2005 г., включавшая в себя список объектов, якобы являющихся собственностью семьи президента. Дискредитация является одной из основных тактик постмодернистских информационных войн.

Основная аудитория, на которую была направлена такого рода пропаганда, - малограмотное сельское население, маргинализованная часть городских жителей, включая значительный сегмент студенчества, и привыкшая жить в сфере мифов значительная часть национальной интеллигенции, то есть те слои общества, которые, как принято считать, наделены традиционной ментальностью (или умеют ее симулировать).

Сакраментальной чертой всех партий, движений, фондов и т.п. является повсеместно афишируемая любовь к социальной справедливости. Тема социальной справедливости эмоциональна и легко эксплуатируется. Единственный ресурс киргизской оппозиции заключался в общем недовольстве населения властью, точнее - той ее частью, что была связана с семьей президента. "Ценнейшей компрометацией лично Акаева является распространение сведений в оппозиционных СМИ о вовлечении его жены в финансовые махинации и взяточничестве при назначении чиновников. Мы также рекомендуем распространение слухов о ее возможных планах на президентство и т.д. Все эти средства помогут нам сформировать образ абсолютно неспособного президента", - писал в госдепартамент посол Янг [11]. Как ни открещивались от обвинений в коррупции члены семьи президента, молва делала свое дело - и время работало против президента Акаева. Об этом планомерно писала оппозиционная пресса, самая свободная в Центральной Азии.

Средства массовой информации переходных обществ всегда находятся перед выбором: какие коммуникативные социальные системы - стабилизирующие либо дестабилизирующие - использовать в своей работе. Применение дестабилизирующих технологий, муссирование негативной информации, нагнетание социальных фобий, приводят к ирреальному восприятию объективной действительности. У людей возникает искаженное видение действительности, и они постепенно начинают жить в иллюзорном мире, созданном средствами массовой информации. В результате восприятие окружающей действительности становится неадекватным, а психика - травмированной. Такое воздействие на массовое сознание достаточно интенсивно по своему характеру и призвано мотивировать новый тип поведения, выгодный коммуникатору.

Чрезвычайно важное место в инструментарии современных информационных войн занимают так называемое "упрощение" и стереотипизация. На волне упрощенчества формировался массовый идиотизм читателей, слушателей, зрителей, ведь СМИ, в отличие от высокой культуры, предназначены именно для массы, в них установлены жесткие ограничения на сложность и оригинальность сообщений. Именно в этом направлении на протяжении полутора десятилетий с киргизскими журналистами работали такие организации, как "Internews" и "Cimera". При поддержке подобных НПО в журналистике Киргизии многие годы успешно преуспевали люди без устоявшейся политической и гражданской, да и вообще мировоззренческой, позиции. Постепенно нормой становится преобладание потребительского отношения к информативно-культурным ценностям, а многократное репродуцирование этих объектов и их стереотипизация с помощью технических средств приводит к единообразию в усвоении стереотипов и стандартов. СМИ очевидно способствуют примитивизации общественного информативно-культурного спроса, снижению интеллектуального потенциала общества в целом. На протяжении нескольких лет НПО и СМИ были реализованы стратегии постепенной смены типа политической культуры, характеризующейся высокой степенью управляемости общества, в первую очередь молодежи.

Подобного состояния общественного мнения в частности, и общества в целом, не может быть, если государство не распадается. "Оно [государство] призвано играть активную формирующую или созидательную роль практически на всех этапах общества в экономическом базисе... в национально-экономической композиции, в социальной структуре, во всей системе политической надстройки (в том числе в плане достраивания и перестраивания собственного гражданского и военно-полицейского аппарата) и даже на идеологическом уровне (формирование и внедрение господствующей государственной идеологии)... Отсутствие всеобщей, скрепляющей и цементирующей гражданской жизни национальные правительства и лидеры пытаются компенсировать внедряемой сверху политической жизнью. Дело здесь не в воле или своеволии этих правительств и лидеров, а в существующей объективной потребности в подобной компенсации" [12]. На протяжении десяти лет независимого существования Киргизии информационно-психологическое обеспечение независимости просто отсутствовало. Недооценка властью информационного и психологического факторов стала решающей, наряду с другими, причиной государственного переворота.

Внутриполитический фактор киргизского государственного переворота был, прежде всего, связан с рядом специфических особенностей функционирования национальной элиты. С одной стороны, это была рассмотренная выше слабость государственной власти. С другой, неоднородность различных групп киргизской элиты, в частности, по региональному признаку.

В Киргизии в советский период произошла консервация родоплеменных отношений, которые в 1990-е гг. в условиях экономической и политической либерализации получили свое дальнейшее развитие. После развала СССР произошло возрождение полуфеодальной системы общественных отношений, поднявшее роль родоплеменного фактора на новую высоту. Деление по родам приобрело для людей новую важность, став фактором неформальных социальных гарантий. Наличие в составе клана или рода высокого начальника автоматически укрепляет позиции всего рода, а его поражение снижает статус клана. Новый киргизский клан это не какая-то влиятельная семья или группа семей. Это скорее региональное объединение, опираясь на которое и действуя в его интересах, тот или иной политик участвует в политической борьбе и претендует на долю во власти. Эта система отношений обязательно включает в себя характерные для всех азиатских республик отношения "патронажа", когда во всей пирамиде власти принято подбирать себе окружение из числа родственников или земляков, обеспечивая их работой и защитой. Эти отношения пронизывают общество сверху донизу. К примеру, в случае возникновения личных неприятностей у кого-то из представителей рода быстро организовать волнения с участием нескольких тысяч человек не составляет особого труда. От этой кланово-семейной картины всегда заметно отличался лишь Бишкек, в целом же, эта специфика местной политической культуры дает замечательную возможность массовой мобилизации в политических целях.

Родоплеменные и чаще всего совпадающие с ними межрегиональные отношения являются главным фактором политической жизни республики. Постепенно становится заметна и коммерциализация процесса формирования структур власти, когда важным рычагом становятся деньги и личная преданность. Это ведет к тотальной криминализации общества и государственных отношений в целом. И если со стороны власти, ассоциируемой с Аскаром Акаевым речь шла о коррумпированности чиновников, то со стороны оппозиции - о прямом участии криминалитета в политике.

В процессе формирования и властной политической элиты, и оппозиционной контрэлиты, в Киргизии можно выделить следующие факторы, являющиеся наиболее важными: поддержка кандидата теми или иными финансово-экономическими структурами, принадлежность к определенному клану или наличие семейно-родственных связей, ангажированность кандидата (личная преданность патрону и лояльность существующей политической элите), фактор региональной принадлежности. Принадлежность к советской номенклатуре и влияние силовых структур на процесс формирования элиты являются факторами второстепенными, малозначимыми, что, скорее всего, можно считать в некотором роде спецификой Киргизии.

Путем распространения разнообразных информационных клише южным кланам создавался имидж самых обиженных и обделенных, и это при том, что реально именно они являются наиболее богатыми в республике. Именно южными кланами контролируется, в частности, незаконный транзит наркотиков через территорию республики под общим патронажем ташкентских организованных преступных сообществ. По сути, важнейшим компонентом "южного протеста" стали действия альянса организованных преступных группировок юга Киргизии и ферганского региона Узбекистана по вытеснению из экономического пространства северной Киргизии северо-киргизских и казахстанских (в первую очередь, шымкентских) организованных преступных группировок. Южные кланы и самые исламизированные, не случайно в ходе событий и на юге республики и позже в Бишкеке фиксировалось заметное возрастание активности партии "Хизб ут-Тахрир".

Произошедшее в период президентства Аскара Акаева разделение единой в советское время Ошской области на три самостоятельных - Баткенскую, Джалал-Абадскую и Ошскую - было попыткой раздробить южную элиту, но в результате она стала менее управляемой, значительная часть политической жизни перешла на неформальный уровень. Явной ошибкой Аскара Акаева была недооценка разницы между севером и югом, как в плане экономики, так и в отношении стоящих перед страной вызовов. Север Киргизии всегда исторически был включен в сферу интересов Казахстана и тяготеет к Южному Уралу и Сибири. Юг, как и вся Ферганская долина, столь же традиционно сориентирован на Узбекистан (и, отчасти, на юг китайского Синьцзяна, что было актуально в досоветский период).

Политические партии в Киргизии обладали и обладают весьма незначительным весом. Слабым местом политических партий Киргизии является то, что содержание политико-идеологических доктрин, а, тем более, различия между ними практически отсутствуют, процесс становления партийной системы в республике находится на самой начальной стадии, а ведущие политические силы - в истинном значении этого определения - во многих смыслах еще не сформировались, пока это лишь партии того или иного харизматического лидера.

Еще один фактор, сыгравший главную роль в ходе собственно переворота, - это непосредственной участие в событиях организованной преступности. Причем речь идет не столько о собственно киргизских преступных группировках, сколько о региональной трансграничной преступности, занятой транспортировкой наркотиков и контролирующей значительный сектор легальной экономики целого ряда центральноазиатских стран. Все легальные политические фигуры, те лидеры оппозиции, имена которых в ходе событий становились широко известны, являлись по существу ведомыми, они далеко не всегда и не во всем контролировали ситуацию. По сути, киргизские события по замене персоналий во властных структурах происходили синхронно с переделом сфер влияния между криминальными группировками.

Отрицая высокую роль внешнего воздействия, среди причин государственного переворота в Киргизии обычно выделяют социально-экономическую нестабильность в республике, коррупцию, относительно централизованное управление и др.

Итоги 2004 г., напротив, свидетельствуют о наличии к началу 2005 г. весьма позитивных тенденций экономического роста, об определенной стабилизации и улучшении основных макроэкономических показателей, а также об устойчивом курсе национальной валюты. В 2004 г. реальный ВВП увеличился по сравнению с 2003 г. на 7,1%. В 2004 г. в целом по республике было освоено инвестиций в основной капитал на 2,8 % больше, чем в 2003 г., при этом объем капитальных вложений превысил 10 млрд. сомов. При этом государственный внешний долг на 2004 г. составлял 1 млрд. 834,6 млн. долларов США, а доля задолженности двусторонним кредиторам в структуре внешнего государственного долга составляла 31,5 % (578,7 млн. долларов США). 11 марта 2005 г. Парижский клуб кредиторов принял решение списать задолженность Киргизии на сумму 124 млн. долларов. Кроме того, государства-кредиторы согласились реструктурировать оставшуюся часть задолженности Киргизии на сумму 431 млн. долларов. Согласно принятой схеме реструктуризации, кредиторам предстояло списать половину задолженности по коммерческим кредитам. Платежи по второй половине должны были осуществляться в течение 16 лет, начиная с 2012 г. Что касается задолженности по кредитам, которые были предоставлены в рамках программ помощи на цели развития, то по ним срок погашения составит 40 лет, причем первые 13 лет долги выплачиваться не будут. Достигнутое на заседании Парижского клуба соглашение устанавливало также процентную ставку, связанную с обслуживанием долга Киргизии, и допускало возможность конвертации долга в инвестиции, программы помощи, проекты защиты окружающей среды и другую конвертацию, осуществляемую в местной валюте.

По идее, все это должно было только укрепить авторитет президента Аскара Акаева в обществе. Но, как отмечал Алексис Токвиль, "свергаемый порядок всегда лучше предшествовавшего ему". Недовольство людей часто проистекает не от ухудшения материального положения, а от улучшения: меньшего, чем ожидаемое, или же меньшего по сравнению с таковым в других социальных группах. Тот же Токвиль пишет: "власти начинает грозить опасность, когда государство, вышедшее из кризиса, находится в преддверии исторического успеха", "… предвкушение этого неслыханного блаженства, ожидаемого в близком будущем, делало людей равнодушными к тем благам, которыми они уже обладали, и увлекало их к неизведанному" [13].

Бедность сама по себе никогда не становится причиной никаких социальных и, тем более, политических протестных действий. Несомненно, любое массовое движение или выступление возникает на фоне острейшей неудовлетворенности значительной или большей части населения своим положением и его неверием в возможность его улучшения при существующем режиме. Однако если бы эти причины были определяющими, то протестное движение в Киргизии должно было бы начаться вовсе не в Оше и Джалал-Абаде, скорее это были бы Баткенский, Нарынский или Таласский регион, где уровень жизни населения значительно ниже. Существует и современная теория "относительного ухудшения положения социальных групп" (relative deprivation theory), согласно которой в наиболее бедных странах революций, как правило, не происходит. Революции происходят в странах, в которых достигнут некоторый экономический рост, но опережающими темпами растут соответствующие ожидания населения.

Еще одной из причин политических протестных движений принято называть авторитарный (или тоталитарный) характер политической системы в той или иной стране. "Авторитаризм" сам по себе - это форма правления, часто присущая обществам, которые значительно отстают от уровня социально-экономического развития западных стран. Естественность "традиционного" авторитаризма в странах, где он господствует, прекрасно проявляется, прежде всего, в том, что попытки реализовать предложенные Западом варианты либерального устройства в наиболее отсталых странах мира (Африка, Центральная Америка, Афганистан) абсолютно всегда, без каких-либо вариантов, заканчивались установлением там авторитарных или даже тоталитарных режимов. Режимов, которые лишь мимикрируют под западную демократию, и время от времени свергаются в результате государственных переворотов, которые часто сопряжены и с народными волнениями. Согласно теории "относительной революционной уязвимости политических режимов", диктаторские режимы уязвимы для революций в более высокой степени, нежели режимы демократические. При этом революции гораздо более вероятны в странах, где диктатура имеет наследственно-клановый (patrimonial/clientelistic) характер, то есть в стране правит один человек. В наибольшей степени к "наследственно-клановым" из режимов Центральной Азии (и, соответственно, наименее устойчивым к революционным тенденциям), относится режим, сложившийся в Туркменистане. Режим же Акаева в Киргизии характеризовался этим в наименьшей степени.

Режим власти в Киргизии в период президентства Аскара Акаева не являлся сверхжестким, но и не был нормально приспособленным к смене власти в результате "легальной" конкуренции. Стоит согласиться и с тем, что "сыграла роль и личная неспособность Акаева принимать по-настоящему государственные решения в условиях нарастающего кризиса. До последнего момента правящей элите верилось в то, что все можно уладить кулуарными переговорами, подкупом, манипуляциями с собственностью и постами. Зависимость Акаева от имиджа "первого демократического президента" Киргизии сыграла свою роковую роль в киргизских событиях. Существенным фактором слабости Акаева стала чрезмерная ориентация режима на сближение со странами, исповедующими либеральные ценности, а значит, и неготовность пойти на какие-либо решительные меры в попытке отстоять власть вопреки мнению этих стран.

Реализация американских стратегий требовала гарантий бóльших, нежели "многовекторная" политика Аскара Акаева. Именно бедная и открытая Киргизия лучше всего подходила для роли форпоста американских интересов в регионе. Удобное географическое положение, незначительность необходимых финансовых вложений, открытость западному влиянию и слабость местной власти обещали быстрый успех. Полная управляемость Киргизией со стороны США должна была гарантировать достижение целого ряда геополитических целей: использование "уйгурского фактора" для дестабилизации в СУАР КНР, создание "площадки" для аналогичной работы в направлении Тибета, торможение планов прокладки магистральных нефтепроводов в КНР из Казахстана и активизации полномасштабного присоединения Казахстана к проекту "Баку-Тбилиси-Джейхан".

Одним из вариантов последующего развития для Киргизии для США являлась и продолжает являться концепция "управляемого хаоса", разработанная сотрудниками RAND Corporation. Американские военные специалисты так описывают суть этой концепции: "Теория хаоса - это развивающаяся область научных исследований нелинейных систем. Линейные системы описываются уравнениями, которые удовлетворяют характеристикам пропорциональности (где изменения "на входе" пропорциональны изменениям "на выходе") и аддитивности (где целое тождественно сумме своих частей). Для линейной системы знание состояния "входа" означает знание "выхода", даже если описывающие ее уравнения очень сложны. Это позволяет предсказать или предвидеть развитие системы. Напротив, нелинейные или хаотические системы, характеризуются сложной петлей "обратной связи" и большими изменениями конечного состояния в результате малых изменений начальных условий. Эти факторы комбинируются и производят последствия, которые не складываются в ясные, предсказуемые картины" [14]. Сущность "управляемого хаоса" состоит в том, чтобы удерживать некое государство в таком состоянии, когда оно будет не способно адекватно реагировать на внутренние и внешние вызовы, и, соответственно, правительство такой страны будет нуждаться в постоянной внешней поддержке. Примерами таких государств являются Афганистан, Ирак, в высокой степени - Грузия. "Перед Америкой стоит более серьезная задача, которая и решается на практике, - создание мировой структуры управления… Одновременно с этим привычная стратегия сдерживания (устрашения) заменяется доктриной упреждающих ударов" [15].

На протяжении ряда лет в Киргизии сформировался специфический механизм содержания альтернативной элиты с помощью иностранных вливаний. Легкие и доступные грантовые деньги привлекали самых разных людей, "выкинутых" с государственных постов и сразу же "прозревших" относительно характера "акаевского" режима. Уровень договороспособности, равно как и управленческий потенциал оппозиционного лагеря, составленного из групп и кланов с весьма разносторонними интересами, наглядно демонстрируется эпизодом с выбором официального цвета и названия "революции", о которых они так и не смогли договориться. Большая часть населения Киргизии в рассматриваемых событиях была абсолютно пассивна. Но в ситуации пассивного большинства и социально активного меньшинства, практически полностью собравшегося на одной стороне, и происходит большинство классических переворотов.

Таким образом, главными из всех факторов, приведших к государственному перевороту, можно считать как слабость верховной власти, которая всегда чревата ее самоустранением, так и внешнее вмешательство - прямое и опосредованное - прежде всего, со стороны США. Не сбрасывая со счетов эндогенные факторы (слабость и коррупция властей всех уровней, деградированная экономика, межэтническая напряженность, отсутствие социальных перспектив у значительной части молодежи и проч.), приоритет при рассмотрении причин киргизского переворота следует отдавать все-таки экзогенным, или внешним факторам.

* * *

Уже к началу июля 2005 г., к президентским выборам, становится ясно: Киргизия находится в патовой ситуации [16]. У Бакиева совершенно очевидна тяга к тоталитарным методам управления. Все возможные стадии развития этого процесса - роспуск парламента, "похороны" проекта новой Конституции и так далее - довольно ясно прогнозируются в его действиях. Но с другой стороны, у него есть шанс установить стабильность в обществе, а для того, чтобы попытаться это сделать, необходима легитимность.

11 июля Курманбека Бакиева поздравили президенты России, Казахстана, Таджикистана, Узбекистана, Белоруссии. США поздравили Курманбека Бакиева устами заместителя официального представителя госдепартамента США Тома Кейси, дублером выступил посол США в Бишкеке Стивен Янг.

Показателями кризисного характера развития страны, имеющего тенденцию к еще большему ухудшению, стали ситуация с назначение правительства в сентябре, открытый выход организованного криминалитета в политическую сферу, рост титульного национализма и дальнейшее нарастание регионального сепаратизма. В республике происходит даже не диффузия власти, а ее фрагментация. Власть распределяется по местам, каждый аким района все меньше и меньше подчиняется центру и становится подобен афганскому полевому командиру. А центр в это время продолжает заниматься переделом властных функций и верхнего пласта наиболее крупных объектов собственности.

Регионально-клановый фактор продолжает оставаться одним из основных. 28 марта 2005 г., выступая в телепрограмме Владимира Познера "Времена", российские политологи озвучили тезис о возможности распада Киргизии: "…При самом неблагоприятном развитии событий вообще может исчезнуть Киргизия. И в лучшем случае одна ее часть станет частью Узбекистана, а другая частью Казахстана", - сказал тогда Виталий Третьяков. "Я думаю, что лучшим вариантом для России был бы действительно раскол Киргизии. Юг уходит к Киргизии. Север уходит к Казахстану", - продолжил мысль Андраник Мигранян [17]. Эти высказывания вызвали широкий негативный резонанс в киргизских политических кругах и в общественном мнении. Однако последующие события показали, что подобный вариант развития ситуации отнюдь не иллюзорен.

Первая реакция европейских стран была весьма вялой, ограниченной в основном проблемами обеспечения безопасности своих граждан. Гораздо интереснее оказались комментарии европейской прессы. Так, Петер Фельх, долгое время работавший в составе миссии ОБСЕ в Бишкеке, в австрийской "Die Presse" писал в статье с красноречивым названием "Стая новых голодных волков": "Коррупция и кумовство были до последнего времени столь широко распространены в политической жизни Киргизии, что население опасается за то, что новому руководству удастся сделать демократический разворот... Дело в том, что люди в новом руководстве являются в принципе выходцами из старой гвардии. Все они - бывшие соратники бывшего президента Аскара Акаева. Оппозиция, свергнув его, теперь достигла единственной объединявшей их цели... Киргизы настроены несколько скептически. Некоторые считают, что старый, сытый волк Акаев у власти лучше, чем стая новых, голодных волков... Политическая система Киргизии отличается клановостью, причем для отдельных парламентариев интересы семьи важнее, чем интересы национальные" [18].

Особого рассмотрения заслуживает, несомненно, реакция основных внешних игроков: России и США.

Вряд ли найдутся основания предполагать, что, участвуя во внутриполитических процессах в странах СНГ, администрация США действует не из соображений собственного государственного эгоизма, а из каких-то благородных соображений.

Это относится к Грузии, это уже относится к Киргизии. Не повторяясь относительно таких факторных явлений, как "недовольство большинства населения, коррупционный правящий режим и другие объективные обстоятельства", можно лишь отметить, что при всей их данности, смена режима - мероприятие высокозатратное. Ни в Грузии, ни в Киргизии, внутренних ресурсов - тем более, находившихся бы в распоряжении рыхлой, слабоструктурированной и неоднородной оппозиции, - просто не было. Другими словами, американское участие в смене режимов в данных странах состоит в предоставлении необходимых ресурсов. События в Киргизии стали лишь очередным этапом спланированной евразийской стратегии США: "Очарование уличных протестов не должно заслонять от нас реальность: перевороты в бывшем СССР были поддержаны США... Этот миф о массах, спонтанно восстающих против авторитарного режима, настолько завладел коллективным сознанием, что продолжает существовать, несмотря на свою явную лживость: попробуйте представить, что американская полиция позволит демонстрантам разграбить Белый дом. Вы тут же поймете, что эти "диктатуры" на постсоветском пространстве - на самом деле, одни из самых уязвимых, терпимых и слабых режимов в мире" [19].

Стратегическая значимость центральноазиатского региона (помимо известных углеводородных ресурсов, объединяющих Центральную Азию с Каспийским бассейном) определяется его пограничным положением между Европой и Азией. Исходя именно из этого, США и предпринимают попытки "балканизации" центральной части Евразии, выстраивая линию Балканы-Кавказ-Центральная Азия. Известная идея Бжезинского о создании "Евразийских Балкан" является лейтмотивом политики США на евразийском пространстве, в основе которой - управление "дугой нестабильности". В рамках реализации своих стратегических планов США расширяют зону своего влияния на Ближнем Востоке, на Южном Кавказе и в Центральной Азии. Именно в этом и состоит главный смысл американского участия в процессах смены политических режимов на евразийском пространстве.

Россия фактически отстранилась от какого-либо влияния на события в Киргизии, не отказываясь при этом от контактов с оппозицией. В конце января 2005 г. лидеры оппозиции установили контакты с посольством РФ в Бишкеке, а в начале февраля К. Бакиев имел в Москве встречу с секретарем Совета безопасности РФ И. Ивановым. Избегая обвинений в односторонности (как на Украине), российская сторона обозначила наличие диалога с киргизской оппозицией, в свою очередь, лидеры оппозиции дали заверения в неизменности отношений с Россией в случае их прихода к власти.

26 марта 2005 года и.о. президента Бакиев проводил первую пресс-конференцию в новом качестве, где заявил, что будет признателен правительству и бизнесу России, если они продолжат свою деятельность на территории Киргизии. Де-факто же, достаточно странно было, например, слышать такие заявления: "Оказание Киргизии достаточно значимой гуманитарной и экономической помощи в нынешней обстановке полностью отвечает интересам России, в том числе интересам национальной безопасности нашей страны... Необходимо, чтобы помощь была оказана оперативно, без бюрократических проволочек... Важно, чтобы и российский бизнес в кратчайшие сроки вернулся к реализации тех проектов, которые имеются у него в Киргизии" [20]. А представители российского бизнеса в это время заявляли: "В Киргизии есть интересные для российского бизнеса предприятия, но сейчас никто из российских предпринимателей не собирается садиться на пороховую бочку вместе с Киргизией" [21]. После мартовских событий резко усилился прессинг на российских предпринимателей со стороны административных, финансовых и правоохранительных органов.

Гораздо более глубоким и интересным, нежели заявления дипломатического характера, а заодно и объясняющим поведение российского руководства, представляется анализ Виталия Третьякова: "Россия сейчас пребывает в крайне непривычном для себя состоянии. В аналогичном положении она уже была в начале ХХ века. Основные субъекты геополитики - США, Евросоюз, Китай, Индия и арабский мир находятся в стадии экспансии, а Россия только сейчас вступает в более или менее стабильную фазу. Фактически начинается отвоевывание того пространства, которое раньше контролировала Москва, а после бесславно сдала. Впрочем, у России активная мысль пробуждается в то время, когда до критической точки остается самый минимум. Лично я считаю, что новая российская стратегия родится после очередного крупного поражения на внешнеполитической арене" [22].

Киргизская ситуация лишний раз подтвердила, что поведение России по отношению к происходящему в Центральной Азии определяется отсутствием целенаправленной и системной стратегии.

Говоря о реакции стран региона на "киргизский переворот", можно отметить отсутствие восторгов по отношению в политике США по инспирированию "цветных революций". Например, Н.Назарбаев отзывался о событиях в Киргизии далеко не романтично, назвав их "всего лишь бандитским переворотом боевиков и уголовников" [23]. 27 апреля 2005 г. Мажилис (нижняя палата парламента) Казахстана отложил ратификацию договора о союзнических отношениях с Киргизией, "в связи со сложившейся в соседней Киргизии ситуацией".

Андижан показал истинную сущность феномена "цветных революций". Известный мятеж в Андижане в мае 2005 г. однозначно был спланирован и мог стать первой фазой к государственному перевороту по киргизскому сценарию, полагает известная эксперт, ассоциированный член Королевского института международных отношений Ширин Акинер [24]. Узбекистан был очередным объектом волны "цветных революций", катящейся по пространству СНГ, и, по сути, стал первым серьезным препятствием, об которое эта волна споткнулась. В отличие от Киргизии, руководство Узбекистана поступило так, как, в принципе, и должно поступать руководство государства, которому угрожает вооруженный бунт: были полноценно с точки зрения их функциональности задействованы все силовые структуры.

Трудно согласиться с встречавшимся в период 2006-2009 гг. утверждением о том, что новая киргизская власть оказалась "пророссийской". Те действия, которые в ряде публикаций именуются как "расшаркивание с Кремлем" - это отнюдь не новый вектор киргизской внешней политики. Это всего лишь судорожные, нервные попытки найти тот центр силы, от которого можно было бы получить некие преференции. Вряд ли правомочно утверждать и о том, что она является "проамериканской". Сразу после марта 2005 года, вязанный с англосаксонско-израильской нефтекратией аналитический центр "Stratfor" в своей публикации констатировал, что значимость произошедших в Бишкеке событий, усиливших влияние США в среднеазиатском регионе, может серьезно сказаться на связях с Россией и Китаем [25]. В том, что пришедшее к власти руководство в марте 2005 года не оказалось таким, как это случилось на Украине или в Грузии, состоит, наверное, один из проколов американской тактики в Центральной Азии.

Эта власть по своему определению не является ни пророссийской и ни проамериканской. Эта власть просто является чрезвычайно малокомпетентной в вопросах внешней политики, просто отсутствует четкая внешнеполитическая стратегия, в том числе и ориентиры на какие-то центры силы извне. Из всего нового, чтобы можно было бы выделить, у нее есть лишь один новый принцип формирования своей внешней политики: сиюминутный, текущий прагматизм - при абсолютном отсутствии какого-либо даже намека на стратегическое видение происходящих в мире процессов и на место Киргизии в этих процессах.

Новое руководство страны не способно проводить взвешенную, продуманную и сбалансированную внешнюю политику, основанную на реализации истинных национальных интересов. Республика стала источником региональной нестабильности, где в условиях системного кризиса, почти бесконтрольно действуют криминальные группировки, экстремистские и фундаменталистские организации, где на западные гранты ведется деятельность, направленная на дестабилизацию ситуации в соседних странах. Новое руководство Киргизии в своей внешней политике - во всех критических ситуациях, успевших возникнуть за время после мартовского переворота - постоянно оказывается в сложной двойственной ситуации. Киргизия в силу непоследовательности и непредсказуемости внешней политики нового руководства становится наиболее ненадежным элементом двух основных систем региональной безопасности - ШОС и ОДКБ, да и региональной подсистемы международных отношений в целом, не говоря уже о двусторонних отношениях, например, с Узбекистаном или Россией.

События осени 2005-2007 гг. - политические убийства, попытки открытого вмешательства криминалитета в политический процесс - свидетельствуют и еще об одной тревожной тенденции. Дифференциация основных внутриполитических центров силы уже менее зависит от региональных или клановых факторов. Происходит все большая поляризация участников по основному принципу - захват власти как инструмента финансового контроля. Эта тенденция составляет главную суть мартовской "революции" - установление контроля временщиков над разнообразными (легальными и, особенно, иллегальными) финансовыми потоками и иными материальными ресурсами.

Легкость, с которой Бакиев на протяжении 2004-го – 2009 гг. избавляется от своих вчерашних соратников (и даже подталкивает тех к политическому падению) неопровержимо свидетельствует о жесткой установке президентского окружения на формирование своей, семейно-бакиевской, схемы управления страной.

В период осени 2006-го – весны 20010 гг. в общественном сознании идет процесс роста "антибакиевских" настроений, параллельно, хотя и критически не существенно, растут и "проакаевские" настроения, чему в значительной степени способствуют действия самого К. Бакиева и его окружения. К весне 2006 г. инкорпорирование криминалитета в политическую жизнь, помимо естественной негативной реакции общества, стало поводом для нарастания политической активности той части киргизской политической протоэлиты, которая от процесса перераспределения властных функций после прошлогоднего мартовского переворота была отстранена. Хотя сам процесс формирования "новой оппозиции" в том виде, каковой она оказалась, стал результатом изначально низкой политической культуры обеих сторон процесса - и собственно оппонирующих президенту парламентских и околопарламентских кругов, и самого президента и его окружения.

В среднем за девять месяцев 2006 г. каждый день в стране происходило по два протестных мероприятия. Наиболее критическим стал апрель 2007 года, когда оппозицию возглавил ненадолго экс-премьер-министр Феликс Кулов. В рамках тех событий и возвращаясь к оценке т.н. "элиты", очень симптоматичным выглядит мнение экс-министра иностранных дел Муратбека Иманалиева: "Сейчас проблема заключается в том, что один занимается укреплением личной власти, другой хочет ее отобрать, третий мечтает о том же, но немножко в другом разрезе. В этой связи хочу сказать, что разного рода заявления, которые появляются в последнее время, за редким исключением, относятся к заявлениям личного характера. Каждый говорит о своих амбициях, о своем понимании своих интересов, но не более того… Они говорят красивые правильные слова о конституционной, экономической реформе и т.д. Но на самом деле, большинство политиков реально не представляет, что это такое, потому что их глаза затуманены личными интересами. Хотя именно сейчас то время, когда нужно найти компромисс. Он обязательно должен быть. Компромисс может представлять собой добровольное сужение собственных властных полномочий одного, и амбициозных интересов других" [26]. Слово "компромисс" в лексиконе участников киргизской политики оказывалось невостребованным.

В переходных обществах, испытывающих постоянный стресс от экономических и политических трансформаций, идеологический вакуум, отсутствие у социума каких-либо общественно-значимых идеалов неизбежно приводит к экзистенциональному кризису, формированию в подсознании и в бессознательном разрушительных комплексов (по крайней мере, у наименее устойчивой в социально-психологическом отношении части общества). Применение дестабилизирующих технологий, муссирование негативной информации, нагнетание социальных страхов, фобий, реактивное освещение квазисобытий и псевдоновостей приводит к привыканию к неадекватному восприятию объективной реальности. В результате применения дестабилизирующих коммуникативных технологий восприятие аудиторией окружающей действительности легко корректируется, психика травмируется, а воздействие на массовое сознание достаточно интенсивно по своему характеру и призвано мотивировать новый тип поведения, выгодный коммуникатору.

Это – Киргизия 2004-2010 гг.

Вообще, информационная деятельность постмартовской киргизской оппозиции заслуживает отдельного анализа. Так, среди информационных аспектов апрельского кризиса 2007 года необходимо отметить одну весьма любопытную игру оппозиции. Разыгрывается сценарий, когда киргизская оппозиция посредством весьма грамотной, надо отметить, хотя и абсолютно некорректной кампании позиционирует себя как явление "пророссийское". За период 2005-2007 гг. пророссийские настроения в киргизском обществе заметно выросли по сравнению с предшествующим периодом, заодно, как и во всем мире, в киргизском обществе растет антиамериканизм, поэтому и быть политиком антироссийским, тем более - проамериканским, в Киргизии становится весьма бесперспективно. Видимо, именно поэтому Феликс Кулов и "Объединенный фронт" стараются сформировать в общественном мнении представление, будто имеют некую поддержку со стороны России. В течение января-марта 2007 г. Кулов трижды, как минимум, побывал в Москве - и сразу контролируемые оппозицией СМИ заговорили о том, что его поддерживает Кремль. В оппозиционных кругах и среди обывателей муссируется информация о якобы состоявшихся встречах Кулова с первым вице-премьером российского правительства С.Б. Ивановым и о полученных от А.Б. Чубайса десятках миллионов долларов на смену власти в Киргизии.

Одновременно, через ряд функционеров - в этом качестве успели "отметиться" вице-президент Американского университета в Центральной Азии Бакыт Бешимов, сотрудница финансируемого американцами неизвестно в экспертной среде "Института региональных исследований" Анара Табышалиева - забрасываются пробные камешки "протеста" против "российского вмешательства". На сайте небезызвестного вашингтонского "Института Центральной Азии и Кавказа" был опубликован призыв Табышалиевой, которая там выступала с призывом "не допустить российской интервенции", не просто вмешательства, подчеркиваю, "интервенции", [27] стремительно растиражированный близкими к киргизской оппозиции СМИ... Так в контексте опубликованного 13 апреля доклада государственного департамента США "Поддержка Соединенными Штатами Америки прав человека и демократии в мире" формировался один из пунктов антироссийской повестки в двусторонних отношениях России и США. В то время, как было уже очевидно: "внешнеполитическая экспансия США дошла до своего предела, и наступает эпоха постепенного сворачивания американской империи", - писал по этому поводу Андраник Мигранян [28].

* * *

События 24 марта 2005 г., представляли собой не стихийное народное восстание, а результат путча, организованного небольшой группой бывших чиновников, ряда депутатов парламента и отдельных политиков преимущественно из южных регионов страны и, возможно, при поддержке некоторых теневых криминальных структур. Легитимность лидеров переворота на международной арене связана не с их программами (которых нет), а с ожидаемым политическим курсом, а также с активной политической и информационно-пропагандистской поддержкой со стороны США, и, в меньшей степени, ОБСЕ и некоторых европейских стран.

Конечно, первопричиной стало недовольство населения Киргизии, в частности, коррупцией в стране. Но это недовольство существовало и год, и два, и три года назад. Но в то же время не было отрицательной динамики в социальном и экономическом развитии Киргизии, напротив, в последние годы начала проявляться тенденция к формированию положительной социально-экономической динамики. Стоит согласиться с И. Звягельской: "Мобилизация земляков - дело несложное. Она не требует ни создания революционной организации, ни даже четко структурированных партий - все равно голосовать будут не за программы, а за личности. Обеспечение народной поддержки также дело вполне реальное и весьма недорогое. В государствах Центральной Азии существует большой социальный слой бедняков, маргиналов, не нашедших себе применения в сфере производства или услуг и готовых выполнять любую тяжелую работу за обед и символическую плату. Именно эти люди, бесконечно обиженные судьбой и обществом, вытолкнувшим их за свои пределы, готовы часами сидеть на площадях, громить административные здания, грабить и убивать. Из них вербуются не пламенные революционеры, а погромщики, что позволяет подключиться к процессу и откровенно криминальным элементам. Даже при самом развитом воображении невозможно представить себе, что они борются за прозрачные выборы или за углубление демократических преобразований. Они - инструмент, но инструмент далеко не безобидный" [29].

После марта пятилетней давности в киргизском обществе надолго сформировалось устойчивое убеждение в безнаказанности и вседозволенности как непременных признаках демократии, что к институту классической демократии имеет весьма отдаленное отношение, зато полностью соответствует понятию "охлократия". Этот правовой нигилизм, помноженный на низкую политическую культуру – как политической среды, так и общества в целом, – ведет к тому, что любое применение силы со стороны государства воспринимается с особой болезненностью, что фактически способствует стремительному росту широчайшего диапазона волюнтаристских идей и течений.

Ни одна из оппозиционных политических партий или организаций и иных в разной степени структурированных групп в странах постсоветской Центральной Азии не имела и не имеет главного атрибута настоящей оппозиции: научно обоснованной и четко сформулированной конструктивной программы объективной назревшим в центральноазиатских обществах переменам и сложным геополитическим реалиям. Общей чертой всех этих партий и иных оппозиционных сил является их социальный состав: группа старой элиты, чьи интересы вошли в противоречие с правящей элитой, опирающаяся на маргинальный социальный компонент и на регионально-клановый фактор. Для большинства представителей киргизской оппозиционной контрэлиты характерны апелляции к внешней поддержке. Впрочем, в той или иной степени все центральноазиатские оппозиционные группировки обладают различными комплексами, характерными для политических неофитов.

Среди актуализировавшихся традиционных качеств особенно характерно усиление трайбалистских и клановых отношений, произошедшее в результате "регенерации" феодально-патриархальных, а в Казахстане и Киргизии - родоплеменных, номадных отношений, особенно в сельских местностях. Эти отношения фактически легализованы во всех без исключения государствах Центральной Азии [30]. Связи или конфликты внутри клана или между кланами непосредственно затрагивают определенный слой людей, располагающих доступом к власти, материальным ценностям, собственности. Остальная масса населения вовлекается в клановые отношения вольно или невольно по мере необходимости. Принадлежность к клану позволяет рассчитывать на продвижение по службе, получение каких-либо благ, улучшение материального положения, решение собственных проблем. Ядро клана в городе составляет группа родственников по крови и браку, однокашников и личных друзей лидера, независимо от их родоплеменной принадлежности, а временами и даже национальности, объединенных продолжительной совместной деятельностью в определенном регионе (области).

Несмотря на социальные потрясения, вызванные крушением российской империи и образованием СССР, кланы сохранились и продолжали оставаться важнейшим фактором внутренней политики. Их влияние усилилось в 1950-1970 гг., когда представители национальной технической, творческой и научной интеллигенции стали привлекаться к управлению республикой. В СССР в обстановке постоянного дефицита бюрократическая прослойка, занимающаяся распределением благ и ресурсов, всегда играла особо важную роль в жизни общества, являясь особым социальным классом. Внутри самой номенклатуры на протяжении всех лет советской власти шла латентная борьба за власть между различными элитными группировками. В Центральной Азии по своей сущности советская номенклатура во многом осталась традиционной восточной элитой, сформированной по принципу родоплеменной или (и) региональной принадлежности. В этой среде всегда действовали вертикальные отношения "патронажа", существование и процветание подобных элит напрямую зависело от того, насколько близко они подобрались к ключевым позициям в системе распределения.

Ретрадиционализация, затронувшая в той или иной мере все государства Центральной Азии, имела неоднозначные последствия. "Укрепление клановых, семейных, махаллинских (общинных, соседских), земляческих связей было вызвано не столько поисками идентичности, сколько социально-экономическими причинами - они поддерживают большие семьи, дают возможность поднять детей при отсутствии заработков, сгладить последствия неизбежного изменения ролевых функций в семье, смягчить тяжелейший психологический удар для мужчин, привыкших кормить и обеспечивать своих близких. В то же время традиционные связи означают существенное снижение роли личности, доминирование коллективных ценностей и коллективного здравого смысла, безусловное подчинение авторитету старших с их большим, но порой безнадежно устаревшим житейским опытом" [31].

Кланы в Узбекистане сформировались на основе территориальной общности происхождения предположительно в конце XIX - начале XX вв. Острое межклановое соперничество внутри правящей элиты происходило еще в 1920-1930-х гг. В предвоенный период окончательно сформировалось деление узбеков по территориальному признаку на группы, соответствующие основным регионам: Ферганская долина, Ташкентский оазис, Самаркандская, Джизакская и Бухарская области, Кашкадарьинская и Сурхандарьинская области, Хорезмский оазис. Население каждого из этих регионов имеет социокультурные отличия, что обусловлено их самостоятельным историко-географическим развитием. Соответственно в каждом из этих регионов сложился свой тип политической элиты. Проводимые в Узбекистане реформы затронули различные стороны общественно-политической жизни страны, в том числе и такое явление как клановость. Но при всем при этом, в весьма жестко централизованной системе власти региональные элиты чувствуют серьезное ущемление своих прав и интересов. Среди отдельных представителей местной элиты в Коканде, Бухаре, Самарканде и Каракалпакии наблюдаются сепаратистские настроения. С самого начала своего пребывания на посту главы государства Ислам Каримов взял курс на поддержание равновесия между кланами, стал проводить стратегическую линию на постепенное снижение влияния клановости на ситуацию в государстве. В этих целях проводится кадровая политика, предусматривающая ротацию государственных чиновников, направленную на то, чтобы не дать им обрасти прочными деловыми знакомствами, сомнительными обязательствами, криминальными связями. Тем не менее, будучи отторгнутым элементом своего клана, политический деятель в Узбекистане не может рассчитывать на политическую карьеру. Явление клановости в Узбекистане продолжает отражать специфику длительного этапа национальной самоидентификации, формирования узбекской нации. В Узбекистане оппозиция не имеет под собой широкой социальной базы и не представляет собой реальную контрэлиту, способную к решению тех или иных общегосударственных и общественно значимых задач. В то же время серьезную угрозу представляет радикальная исламская оппозиция, неоднократно продемонстрировавшая готовность вести борьбу за власть с оружием в руках. Внешним фактором динамики политической элиты в Узбекистане следует считать нахождение на территории ряда зарубежных стран представителей оппозиции, которые ведут некоторую борьбу с ним, в основном пропагандистскими методами. Потенциальным источником для формирования оппозиции может стать так называемая "новая эмиграция", представленная узбекскими бизнесменами, разочаровавшимися в способности режима создать условия для предпринимательства и вынужденные перенести свою деятельность за рубеж. Все они продолжают оставаться гражданами Узбекистана и, судя по всему, благодаря своим финансовым возможностям, готовы при удобном моменте внести свой вклад в расстановку сил на политической арены Узбекистана.

В Таджикистане элиты формировались в основном на региональной основе. В этом плане чрезвычайно показателен таджикский конфликт 1990-х гг. Несмотря на смену идеологии или формы государственности, элиты, их характер и формы их борьбы за власть являются неотъемлемой частью местной политической и социально-экономической жизни и остаются таковыми в обозримой перспективе. Таджикский опыт показал, что ни одна из политических элит не в состоянии в настоящее время эффективно и долговременно управлять в одиночку. Кроме того, интересы той или иной правящей элиты далеко не всегда совпадают с общенациональными и общегосударственными интересами. Только баланс интересов основных политических группировок, этносов и регионов страны может дать в сумме гарантию защиты интересов государства, его независимости и спокойствия. К 1990-м гг. в республике сложились четыре основных номенклатурных группировки - хожентско-ленинабадская, гармская, кулябская и бадахшанская. Появление в этой ситуации политических партий резко усложнило борьбу между региональными группировками номенклатуры. Правившая с 1947 г. ленинабадская номенклатурная группировка к моменту распада СССР не пользовалась поддержкой и популярностью на юге республики, правящий клан уже был не в состоянии контролировать республику в одиночку. В результате в республике сложились два военно-политических союза: с одной стороны, гармско-бадахшанский, а с другой - ленинабадско-кулябский альянсы. Это было своего рода политическое равновесие сил, когда ни одна из сторон не имела решающего преимущества, но не теряла надежды добиться окончательной победы, а значит, не собиралась уступать. Таким образом, конфликт элит привел страну к гражданской войне. Подписание договора о мире в июле 1997 г. явилось результатом нахождения необходимого компромисса между враждующими элитами. Вместе с тем, процесс данного сотрудничества находится только в самом начале своего развития, и дисбаланс власти еще далеко не преодолен [32].

В Туркмении национальной элиты как таковой нет, а те деятели, которые по должности могли бы составить элиту, не играют никакой роли в политической жизни страны. Существуют ахал-текинская, марыйская, кизил-арватская, балканская (йомудская), чарджоуская (эрсари), ташаузская группировка (северные йомуды). В нынешних условиях говорить о существовании какой-то политической или экономической элиты в Туркменистане вряд ли было бы правильно. Все более или менее влиятельные группировки повязаны друг с другом коррупцией, криминальными узами. Присвоенные ими состояния в будущем могут быть использованы для возвращения этих людей к власти, как поодиночке, так и в разного рода союзах и блоках. В любом случае, Туркменистану не избежать в будущем, после ухода Сапармурада Ниязова, борьбы между группировками за власть. К тому же туркменское общество дифференцировано не только по имущественному, но и по родоплеменному признаку. Представители всех племен, кроме ахалтекинцев, выражают недовольство тем, что их права ущемляются, и они испытывают дискриминацию. Очень возможно, что в послениязовский период начнется перегруппировка сил в туркменском обществе по семейно-племенному принципу. Именно по этому признаку в последнее время наблюдается в туркменском обществе заметное усиление центробежных сил. Возможен и другой сценарий развития событий, когда одержат верх групповые, корпоративные интересы разбогатевших кланов и новая элита забудет о своей племенной и даже национальной принадлежности и оформится в единый влиятельный класс имущих, чтобы взять бразды правления в свои руки и никогда их не выпускать [33].

"Народ", к которому традиционно апеллируют элиты, отличается в странах Центральной Азии низким уровнем политической активности и растущей маргинализацией большой части сельского населения, как и фрустрационными настроениями, усиливающимися в городах. В разукрупненном аграрном секторе у сельского населения, с исчезновением советских форм организации, основанных на территориальном принципе, и отсутствием новых, происходит возрождение родоплеменных структур объединения, причем в форме, сниженной настолько, что это делает их похожими на субэтнические объединения, обладающие высоким уровнем, по меньшей мере, типологического сходства с криминальными структурами [34]. Одновременно имеются все признаки деградации села и аула, население из которых вымывается и сокращается, молодежь люмпенизируется и вливается в городскую криминальную сферу.

В центральноазиатских странах население, в своем большинстве, не имеет сколько-нибудь связных представлений о том, что же такое их государство и демократия, и в чем ее функции. Так называемые "элиты", в том числе "контрэлиты", считают себя в этом отношении культуртрегерами, но, судя по всему, они сильно переоценивают степень своей компетенции. Во всех республиках, хотя и в разной степени, сохраняются присущие любому мусульманскому обществу традиции патернализма. Основная масса населения страны продолжает хранить веру в государство как систему справедливого распределения социальных благ и проводника страны по пути к всеобщему процветанию и благосостоянию. Во многих случаях такое отношение дополняется исламскими представлениями о государственной власти как институте, призванном воспитывать народ, поощряя в нем добродетель и карая порок.

Внутренняя стабильность в любой из стран региона зависит от того, насколько существующий расклад власти отражает реальную расстановку сил в стране, имеют ли все основные элиты (то есть, основные политические партии, движения, регионы и в отдельных случаях - этнические группы и меньшинства) равное пропорциональное представительство в структурах власти и распределения внутренних и внешних ресурсов.

Резюмируя, можно сказать, что на нынешней стадии развития конструктивная оппозиция в странах Центральной Азии (за исключением, может быть, Казахстана), при ситуации, когда в стране правят кланы и группы, оказывается невозможна по определению.

* * *

Главным мотивом поддержки киргизского путча со стороны США - как и переворотов в Грузии и на Украине - является совершенно очевидное возвращение администрации США к концепции биполярного мира, характерной для периода "холодной войны". Главная текущая задача антироссийской (а применительно к Центральной Азии - и антикитайской) политики США состоит в том, чтобы привести к власти в постсоветских государствах - путем переворотов или сомнительных выборов - слабые правительства, прочно связанные с Западом во главе с США и полностью зависящие от него. Утверждение в Бишкеке уступчивой и послушной администрации было исключительно важно для США, поскольку, Киргизия действительно оказалась наиболее подходящим объектом для "смены режима" с последующим использованием страны в качестве плацдарма для дестабилизации обстановки в Центральной Азии, чтобы обеспечить гегемонию США над государствами региона и их запасами энергоносителей. В любом случае, независимо от персоналий, никто не станет препятствовать тому, чтобы на территории Киргизии базировались теперь какие-то структуры и элементы поддержки оппозиции для Таджикистана, Казахстана, Узбекистана, а также уйгурского сепаратистского движения для дестабилизации положения в СУАР КНР. США Киргизия однозначно будет теперь рассматриваться как база для продвижения "процесса демократизации" в Таджикистан, Казахстан и Узбекистан, и уменьшения китайского и российского влияния в регионе.

Но только геополитическим противостоянием список проблем новой власти не ограничивается. Даже беглый анализ сложившейся ситуации в Киргизии приводит к достаточно неприятным выводам с точки зрения прогнозов на характер последующего развития как государства, так и общества в целом. Все ошибки Аскара Акаева и недостатки его президентства бледнеют перед уже совершенными и грядущими ошибками его победителей. Пришедшая к власти группа элиты не сумела объединить основные киргизские кланы вокруг одной идеи, совместно выработав программу антикризисных мер, экономических инициатив и, что важно, межклановых и межплеменных компромиссов. Элита (точнее, подэлита), которая пришла к власти, очень громко называла и называет себя демократической, антикоррупционной. Но на самом же деле она таковой, увы, не является.

Это уже ведет к росту вакуума власти и вакууму доверия и стабильности вообще. Определяющей тенденцией внутриполитического развития Киргизии в ближайшей и среднесрочной перспективе становится резкое ослабление всех структур государственной власти, углубление социально-экономического кризиса и пролонгирование политической нестабильности. Все это автоматически будет сопровождаться как активизацией деструктивной деятельности американских организаций в отношении стран региона, так и усилением теневых криминальных структур, связанных с политическими структурами и деятелями. Первые примеры подобного связаны с майскими андижанскими событиями, когда на территории Киргизии готовились боевики для Узбекистана. Еще одним стало создание в Бишкеке Координационного совета прогрессивной молодежи Казахстана, в который вошли несколько оппозиционных молодежных организаций Казахстана [35]. За какие-либо рамки выходит случай с задержанием лидера белуджской террористической группировки "Джундуллах" Абдулмалика Реги в феврале 2010 года спецслужбами Ирана. Реги направлялся на американскую авиабазу, лукаво именуемую "Центром транзитных перевозок" для встречи с высокопоставленными представителями ЦРУ США в рамках планирования террристической деятельности его группировки в отношении Ирана.

По своему глубинному содержанию новая политическая система Киргизии представляет собой управление, аналогичное режимам, установившимся в последние годы в Афганистане, Ираке, Грузии и на Украине. В киргизском варианте пока реализована лишь более мягкая форма - в частности, во внешнеполитическом плане. Тактический характер пророссийских заявлений новых киргизских руководителей ярко проявился в ситуации, связанной с декларацией саммита глав государств-членов ШОС, принятой 5 июля 2005 г. в Астане, где содержалось требование определить сроки американского военного присутствия в странах Центральной Азии. В последующих заявлениях Курманбек Бакиев неоднократно заявлял о необходимости вывода американских баз. Однако в ходе визита в Бишкек министра обороны США Дональда Рамсфельда 25-26 июля вся эта риторика была полностью дезавуирована полным согласием с американским министром в том, что американская военная база в аэропорту "Манас" будет функционировать без определения каких-либо сроков это функционирование ограничивающих [36]. Все внешнеполитические шаги нового руководства свидетельствуют о твердом намерении продолжать искать выгоду в противоречиях между внешними игроками. Бакиев демонстрирует полное отсутствие стратегического политического мышления, обнаруживая лишь способность к сиюминутному прагматизму. Мимо понимания и президента, и внешнеполитического ведомства, как-то ускользает осознание того факта, что время простой многовекторной политики уже давно позади.

Киргизский государственный переворот 24 марта 2005 г. в оппозиционных кругах стран-соседей принято считать закономерным выражением "оранжевой идеи". Но при всем при этом в государстве попросту отсутствует настоящая контрэлита, способная не просто взять власть, но и быть действительно элитой, способная сконцентрировать в своих рядах политически пригодных представителей большинства кланов страны.

Многими авторами процесс "цветных революций" объявляется чуть ли не глобальным и неизбежным. Но речь вести необходимо лишь о конъюнктурном технологическом оформлении серии государственных переворотов. По большому счету, технологическая модель, получившая такое определение, была применена лишь в трех случаях - в Сербии, Грузии и на Украине. Пока ни в одной из этих стран новая власть не продемонстрировала каких-либо ошеломляющих результатов ни в социально-экономической, ни в какой-либо иной сфере, новая власть еще нигде не дожила до очередных выборов, которые вполне могут быть чреваты новыми потрясениями. В конкретно-исторической киргизской ситуации весьма специфические формы приобрела и технологическая модель, кризисные зоны, которые существовали до мартовского переворота, получили после 24 марта интенсивное развитие, будучи усугублены новой общей проблемой - проблемой легитимности всех политических процессов Киргизии.

Системный кризис власти в Киргизии сохраняется, кризисные явления только нарастают, подойдя уже к точке невозврата. И новой киргизской власти предстоит решить чрезвычайно большой ряд вопросов, связанных с сохранением государства вообще. Помимо иного, Киргизия сегодня представляет собой ярчайший пример того, как политика диктует свои правила экономике. "… В 2010 году в Киргизстане будет наблюдаться и тенденция усиления государственного контроля в экономике. В том числе, - считает ведущий эксперт регионального Филиала Института стран СНГ, доктор экономических наук, профессор Аза Мигранян, - "в попытке активизировать развитие малого и среднего бизнеса" [37]. Развитие событий уже в самом начале весны 2010 года позволяет отнести этот прогноз скорее к разряду благих пожеланий…

Приведение республики в нормальное состояние вряд ли возможно теперь без внешнего вмешательства, в республике нет настоящих политических элит, есть лишь набор людей участвующих в политическом процессе. Но это не есть политэлита. Они просто не способы вернуть страну в то состояние, которое называется государством. Политические кризисы, которые перманентно возникают в новом киргизском руководстве, подтверждают то, что если людей объединяет лишь примитивное стремление прийти к власти любой ценой - а именно это объединяло киргизскую оппозицию накануне 24 марта, - то следующим их действием станет борьба за эту власть между собой.

Из двух классических вопросов - кто виноват и что делать - киргизская оппозиция имела ответ только на первый. На него ответ был дан 24 марта, но оказался неверным. В незнании этого ответа - главная проблема и современной киргизской оппозиции, имманентно обладающей все тем имманентным признакам, кои присущи всей киргизской т.н. "политической элите".

Ответа на второй вопрос в киргизском обществе так и не существует.

[1] Первое издание: Александр Князев. Государственный переворот 24 марта 2005 г. в Киргизии. - Аламты, Бишкек, 2005, 252 с. ISBN 5-83-1455-7.

Книга Александра Князева "Государственный переворот 24 марта 2005 г. в Киргизии" вошла в пятерку самых популярных новых книг в России.

Современная российская политическая мысль, столь богатая на прогнозы в отношении Украины и Грузии, весьма скудно оценивает ситуацию в Центрально-Азиатском регионе. Этот пробел восполняет российский ученый-политолог Александр Князев, живущий в Киргизии и любящий эту страну. Факты, приводимые исследователем, однозначно свидетельствуют о внешнем влиянии на ситуацию в регионе. Он подвергает критике не только США, которые путем переворотов или сомнительных выборов приводят к власти слабые правительства, прочно связанные с Западом, но и Россию - за ее "самоустранение от ответственности за происходящее в стране". Проблемы Киргизии - это наши проблемы. ("Независимая газета - Ex Libris". - Москва, 2 марта 2006 г.).

Уже 13 марта 2006 года в результате хакерской атаки прервалась работа веб-сайта "Analitik.Kg". По мнению редакции "Analitik.Kg", данные действия осуществллись с санкции нового руководства Киргизстана, преследующего цель ликвидировать оппонирующий власти информационный ресурс. "Последней каплей терпения наших оппонентов стала публикация материалов из книги профессора Александра Князева "Государственный переворот 24 марта 2005 г. в Киргизии", - говорилось в заявлении редакции он-лайн издания (http://www.monitoring.kg/?pid=126&cid=1&nid=92).

27 ноября 2007 года состоялась презентация 3-го издания книги политолога Александра Князева "Государственный переворот 24 марта 2005 года в Киргизии". "Это чисто коммерческое издание, которое издано только потому, что продолжается спрос на эту книгу. То есть, я не преследовал политические, творческие и авторские мотивы, а работал на рынок читателей", - сообщает А.Князев. Работа над этой книгой продолжалась с весны до 1 июня 2006 года. "В этой книге я изменил структуру предыдущих изданий. Разделены главы, в которых описывались события после мартовского переворота, дополнены апрельскими [2007 года. - А.К.] событиями и подведены итоги нынешних событий в Киргизстане", - сообщает автор книги. "Данная книга широко распространилась за пределами республик, она состоит в списке рекомендованной учебной литературы ряда российских вузов, университетов Узбекистана, Казахстана и Таджикистана. В настоящее время продолжается работа над переводом этого издания на китайский язык в Китае", - дополнил он. По словам автора, все основные выводы и оценки, которые были даны в первом и во втором изданиях, не изменились. Экс-президент Киргизстана Аскар Акаев написал послесловие к 2-му изданию книги Александра Князева.

Полный текст последнего, 3-го, издания книги размещен по URL: http://www.knyazev.org/books.shtml (Официальный сайт Александра Князева) в формате pdf, продублирован на ряде других интернет-ресурсов.

Управляемый хаос

В своей книге Александр Князев предлагает собственный взгляд на события 24 марта 2005 года в Киргизия - взгляд, далеко не безынтересный и вполне объективный.

Само название книги доступно объясняет авторскую позицию: в мае 2005 года в республике произошел именно государственный переворот, а не революция, как принято считать на Западе. Переворот - потому что революция несет с собой кардинальные политические, экономические и идеологические перемены в обществе, а в Киргизстане за последний год не изменилось ничего, кроме правящей элиты.

Особый акцент исследователь делает на причинах и факторах переворота, среди которых, по его мнению, присутствуют как эндогенные (невысокая заработная плата, нерешенность важнейших социальных вопросов, коррупция), так и экзогенные (деятельность всевозможных НПО на территории Киргизстана). При этом в создании напряженной обстановки в стране политолог винит в первую очередь западные неправительственные некоммерческие организации. По его словам, в республике действуют около пяти тысяч НПО - при том, что население Киргизстана едва превышает пять миллионов человек. Только в 2004 году на поддержку этих организаций Соединенные Штаты выделили 12 млн долларов. "Еще сотни тысяч были перечислены из финансируемых правительством США институтов вроде National Endowment for Democracy". Фигурирует в работе и злополучный доклад американского посла в Киргизстане Стивена Янга в Госдеп (впрочем, достоверность его остается недоказанной), где посол якобы признает действенность пропаганды американского образа жизни среди киргизских студентов, но сетует на недостаточность пяти миллионов долларов, выделенных на соответствующие мероприятия.

При этом невозможно, конечно, утверждать, что всему виною хитроумные планы западных поборников демократии: они, естественно, не дремлют и, когда ставят перед собой цели, добиваются их всеми доступными средствами. И, тем не менее, выражаясь образно, со скалы в пропасть можно упасть только тогда, когда находишься на самом ее краю. Сам автор косвенно и прямо на это указывает, когда говорит об "абсолютно недопустимой слабости правоохранительных и иных силовых структур страны". В такой плачевной социально-экономической ситуации, которая сложилась к весне прошлого года в республике, достаточно было и тех нескольких десятков миллионов долларов, потраченных заокеанскими спецслужбами, чтобы раздуть огонь мятежа. Тем более что западными специалистами давно разработана так называемая теория "относительного ухудшения положения социальных групп" (relative deprivation theory). Она гласит, что революции и народные волнения происходят, как правило, не там, где люди живут перманентно плохо, а там, где они понимают, что могут жить лучше. Таким образом, всевозможные гранты, фонды, неправительственные некоммерческие организации вполне успешно справились со своей задачей: поманив заветным материальным благополучием, они показали молодым и активным гражданам республики, "как можно жить".

Рассуждая о настоящем и будущем республики, автор упоминает разработанную западными политтехнологами концепцию "управляемого хаоса". "Сущность ее состоит в том, чтобы удерживать некое государство в таком состоянии, когда оно будет неспособно адекватно реагировать на внутренние и внешние вызовы и, соответственно, будет нуждаться в постоянной внешней поддержке". Печальный опыт Грузии, Украины, а теперь еще и Киргизстана (конечно, со всеми различиями) показывает, что западные стратеги и тактики неплохо знают свое дело.

Журнал "Политический класс". - Москва, июль 2006, № 19.

[2] Ф. Энгельс - К. Марксу 6 июня 1853 г.// Маркс К., Энгельс Ф. Избранные письма. - М. 1953. - С. 74-75. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. - М., 1962. - Т. 28. - С. 221.

[3] Даль Р. Демократия и ее критики. Серия: "Университетская библиотека". - М.: "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН), 2003. Его же: Полиархия, плюрализм и пространство // Вопросы философии. - 1994. № 3. - С. 37-48.

[4] Понятие элита применяется здесь и далее в довольно условном значении, исходя из части определения, данного С. Ожеговым: "Элита - это …также люди, относящиеся к верхушке какой-либо организации, группировки". В целом же представляется абсолютно правомочным мнение А.Д. Богатурова, отрицающего наличие политических элит на постсоветском пространстве (в классическом понимании этой дефиниции): "Вы просто посчитайте количество образованных людей, желательно из тех семей, где фундаментальное образование было доступно хотя бы на протяжении нескольких поколений. Многочисленной окажется данная прослойка? Образованность, воспитанность и истинная культура должны генетически откладываться в людях, претендующих на роль элиты. Сегодня практически во всех постсоветских республиках даже среди представителей правящего класса не найти людей, которые могли бы похвастаться подобными успехами. Из этой касты еще только через два или три поколения сформируется некая прослойка, которую можно будет без натяжек называть национальной элитой. Как можно говорить о том, что за какие-то 10-15 лет независимости могла появиться новая элита? Откуда? Если для этого мало даже 80-90 лет. Я настаиваю на том, что никакой новой элиты не существует". - Может, элита, а может, виденье...// Литер. - Алма-Ата, 2005. - 21 июля.

[5] Хосе Ортега-и-Гассет. Восстание масс// Вопросы философии. - М., 1989. - № 3. - С.146.

[6] См. на эту тему: Князев А. Новая мировая реальность и ШОС как геополитический и геоэкономический феномен: проблемы, функциональность и исторический шанс // ШОС как фактор интеграции Центральной Евразии: потенциал стран-наблюдателей и стран-соседей / Под ред. А.А. Князева и А.А. Мигранян. - Бишкек, 2009. - С. 16-38.

[7] Маркузе Г. Разум и революция. - СПб., 2000. - С. 404-405.

[8] Здесь уместно вспомнить еще одно из понятий современной западной политической теории - "разрушение государства", "state breakdown".

[9] Дугин А., Добаев И. Геополитические трансформации на Юге России. - По URL: http://www.evrazia.org

[10] Segmented, Polycentric, Ideologically integrated Network - SPIN.

[11] Доклад посла Стивена Янга в госдепартамент США.

[12] Эволюция восточных обществ: синтез традиционного и современного / Под ред. Н.А. Симония и Л.И. Рейснера. - М.: Наука, 1984. - С. 274.

[13] Токвиль, Алекс де. Старый порядок и Революция. - М., 1905, с. 196-197.

[14] См.: Неклесса А. Управляемый хаос. - М.: РАН, Комиссия по социокультурным проблемам глобализации (рабочие материалы комиссии), 2003.

[15] Неклесса А. Управляемый хаос. - М.: РАН, Комиссия по социокультурным проблемам глобализации (рабочие материалы комиссии), 2003. - С. 14.

[16] См. также: В Киргизии сложилась патовая ситуация. Выступление Александра Князева, доктора исторических наук, профессора Кыргызско-Российского Славянского университета на "круглом столе": "Политический диалог и политические реформы в Центральной Азии" 30 июня 2005 года. – По URL: [http://www.kreml.org/other/91330740]

[17] По URL: [http://forum.1tv.ru/index.php?client=printer&f=41&t=51218]

[18] Peter Felch. Ein Pack neuer hungriger Wülfe// Die Presse, 2005. - April, 6.

[19] The Guardian. - London, 2005. - April, 1.

[20] Кокошин А., председатель Комитета Госдумы РФ по делам СНГ и связям с соотечественниками - Кабар. - Бишкек, 2005. - 4 апреля.

[21] Дело №. - Бишкек, 2005. - 30 марта.

[22] Третьяков В. Сезон государственных переворотов еще не закончился// Мегаполис. - Алма-Ата, 2005. - 4 мая.

[23] Росбалт. - СПб, 2005. - 1 апреля.

[24] См. также: Ширин Акинер. Здесь идет большая игра// Средняя Азия: андижанский сценарий. - М.: Европа, 2005. - С. 137-147.

[25] По URL: [http://www.Stratfor.com]

[26] По URL: [http://www.bpc.kg/index.php?area=1&p=news&newsid=1161]

[27] В оригинале: "Tabyshalieva recommended that the international community support negotiations and prevent the intervention of Russia", а также: "She recommended several ways that the international community could support Kyrgyzstan’s transition: support negotiations between the two political camps; prevent Russian intervention; prepare a team of professionals for conflict management; use financial conditionality to promote economic and social reform; and, continue to support civil society, media (e.g. Internet sites with information), and business sectors". - По URL: http://www.silkroadstudies.org/new/inside/forum/CACI_2007_0328.html. Также см. подробнее: КабуловЭ. "Здравствуй, оружие!", или Юрта для ковбоя. По URL: [http://www.asiainform.ru/rusdoc/15853.htm]

[28] Мигранян А. Андижанский перелом// Комсомольская правда. - М., 2005. - 13 июля.

[29] Звягельская И. Бунт или революция// Независимая газета. - М., 2005. - № 100 (3496), 23 мая. - С. 11.

[30]См.: Акишев А.П. Центральная Азия: новое средневековье? - Тамыр. - Алма-Ата, 2000. - № 1 (2). - С. 13-23.

[31] Звягельская И. Бунт или революция// Независимая газета. - М., 2005. - № 100 (3496), 23 мая. - С. 11.

[32] См. подробнее: Мулладжанов П. Элиты у власти: таджикистанский опыт// НГ-Содружество. - М., 2000. - 25 октября. - С. 2.

[33] См. подробнее: Кулиев А. Туркменская элита - взгляд изнутри// По URL: [http://www.eurasia.org.ru/2001/analitica/03_20_Elita.htm]

[34] См.: Акишев А.П. Центральная Азия: новое средневековье? - Тамыр. Альманах. - Алма-Ата, 2000. - №1 (2). - С. 13-23.

[35] "Кахар", "Социалистическое сопротивление", "Общество молодых профессионалов Казахстана", а также представители юных приверженцев Коммунистической партии, партии "Алга" и движения "За справедливый Казахстан". Создание молодежного альянса инициировал представитель "Союза патриотической молодежи Казахстана" Азамат Жетписбаев, по совместительству являющийся координатором "Загранбюро оппозиции РК в КР". Среди главных публичных задач совета - "консолидировать представителей нового поколения в борьбе за права и убеждения". Еще одна - организовывать совместные митинги и пикеты в Астане, Алма-Ате и других крупных городах Казахстана.

[36] Визит Кондолизы Райс в Бишкек в октябре 2005 г. закрепил достигнутый США в Киргизии успех, а заодно был попыткой нейтрализовать синхронно растущий "российский фактор" - прежде всего, договоренности о расширении российской авиабазы в Канте, а заодно и наметившийся диалог с Ташкентом. Имела место и очередная постановка вопроса о размещении в "Манасе" самолетов дальнего радиолокационного обнаружения AWACS. Кстати, в августе 2005 г. командующий составляющей Е-3А Воздушно-десантных сил раннего предупреждения и контроля НАТО генерал-майор Гарри Уинтерберг, в ведении которого находятся натовские AWACSы, признал актуальность этой проблемы для НАТО. Перспективной целью размещения AWACSов в аэропорту "Манас" является обеспечение возможности проведения боевых операций в Иране, Афганистане и Западном Китае. Бакиев же в этих условиях все больше и больше зарекомендовывал себя как фигура, не способная к принятию ответственных политических решений.

[37] 29/01/10 14:32, Бишкек - ИА "24.kg". - По URL: [http://www.24.kg/economics/66461-prezident-kyrgyzstana-poruchil-obrazovat-pri.htm]

19.03.2010

Александр Алексеевич Князев
Директор бишкекского филиала Института стран СНГ, доктор исторических наук, профессор, действительный член Русского географического общества
перейти на страницу автора