О наркокриминальном компоненте современных политических процессов в странах Центральной Азии в контексте афганского наркопроизводства

Присутствие криминальной составляющей в современных политических процессах в странах центральноазиатского региона не является какой-то специфической региональной характеристикой, достаточно вспомнить сицилийскую Cosa Nostra.

Специфика региона в этом контексте заключается в трех основных аспектах проявления этого фактора: во-первых, это высочайшая роль клановой структуры общества. Во-вторых - транзитный характер региона в процессе незаконного оборота наркотических веществ, производимых в Афганистане, обусловленный как простой географией, так и геополитическими процессами, происходящими в Афганистане, регионе и мире условно с начала 1980-х гг.

И, в-третьих - политикой США в регионе в 1990-х - 2000-х гг.

Как и во всех традиционных обществах, в постсоветских государствах Центральной Азии существует своеобразная "двойная" политическая культура, в которой параллельно с официальными органами управления присутствуют традиционные формы власти, системы управления. При этом перемещение по иерархии в одной системе, как правило, сопровождается изменением статуса в другой. Лидеры традиционной иерархии, прямо не представленные в официальной политической власти, нередко, даже зачастую, оказывают сильное влияние на принятие важнейших политических решений. Параллельные структуры часто обладают даже более сильным влиянием на своих сторонников, нежели государство, оказывая прямое воздействие на общественно-политическое развитие своих стран.

Эта специфическая черта постсоветских среднеазиатских обществ, продолжая действовать и стремительно развиваясь в настоящее время, оказала определяющее влияние на формирование первичных форм государственности в бывших союзных республиках сразу после распада СССР. Политическая власть в современной Центральной Азии не является продуктом классического политического процесса в его европейском понимании.

Политическая власть в современной Центральной Азии является результатом способности правившей на момент перехода к независимости номенклатуры внутренне консолидироваться, найти достаточно оптимальные формы - либо кооптирования во власть, либо удовлетворения интересов конкурирующих групп элиты, и, в итоге, удержать в своих руках основной инструментарий государственного управления - так произошло в Казахстане, Узбекистане, Туркмении.

Либо - как в Таджикистане (после подписания в Кремле 27 июня 1997 года соглашения "О принципах установления мира и национального согласия в Таджикистане"), или Киргизии (до 24 марта 2005 года и свержения президента А. Акаева) - политическая власть является результатом достижения компромисса между основными кланами, ведущими свою историю из традиционного прошлого.

Таким клановым компромиссом после развала СССР в Киргизии стала кооптация на президентскую должность Аскара Акаева - выдвиженца северного, так называемого "чуй-кеминского клана", представленного, в основном, выходцами из рода "сарыбагыш", но неизменно, хотя и не всегда успешно, но учитывавшего в кадровой политике кланово-племенную и полирегиональную структуру республики. Таким компромиссом (только еще в большей степени межрегиональным) стало поэтапное утверждение представителя южного, кулябского ("дангаринского") клана Эмомали Рахмонова (он же - Рахмон) в роли президента Таджикистана. Опыт обеих республик представляется достаточно негативным, что, в сравнении с другими республиками региона, позволяет дискутировать о допустимости внедрения тех или иных политических систем и форм государственного управления в государствах подобного типа [2].

В любом случае, в советский период в республиках Средней Азии произошла элементарная консервация родоплеменных отношений, которые в 1990-е гг. получили свое дальнейшее развитие. Де-факто, после развала СССР во всех, без исключения, пяти республиках произошло возрождение полуфеодальной системы общественных отношений, поднявшее роль родоплеменного фактора на новую высоту. Степень же консолидированности родоплеменных (они же - псевдо-политические) элит в сравнительных категориях прямо свидетельствует (как один из важнейших имманентных признаков) о степени самоидентификации того или иного из государствообразующих этносов. Исходя из этого, различной оказалась и степень вовлеченности криминального компонента в общеполитические процессы - по-крайней мере, в публичном информационном пространстве, что и определяет выбор Киргизии и Таджикистана в качестве базы основных приводимых ниже примеров.

Новый киргизский или таджикский клан это не просто какая-то влиятельная семья или группа семей, это скорее региональное объединение, опираясь на которое и действуя в его интересах, тот или иной политик участвует в политической борьбе и претендует на долю во власти. По мере усиления клана, в его структуре нарастающей тенденцией можно считать усиление роли собственно президентской семьи или отдельных персоналий (младший сын президента КР К. Бакиева Максим, зять президента РТ Э. Рахмона Хасан Cадуллоев).

Киргизия и Таджикистан объединяются еще одной важной характеристикой: отсутствием высокодоходных и способных быть быстро продвинутыми на рынки ресурсов. Результатом этого стал тот факт, что уже на первоначальном этапе пребывания во главе республик этими кланами, занявшими основные политические позиции, в качестве ресурсов для личного обогащения были избраны приватизация, изъятие в различных формах бюджетных и кредитных средств, а также элементарный разноуровневый рэкет. Все объекты экономики, способные давать доход, находятся под контролем тех или иных подразделений правящих кланов, при этом основными мотивами всей внутриполитической жизни становятся возможности в перераспределении такого рода объектов. Непосредственным инструментом контроля над собственностью достаточно часто становятся организованные преступные сообщества, устанавливается прямая связь между политическими деятелями и криминальными авторитетами.

Cosa Nostra отдыхает…

На самом первоначальном этапе т.н. "независимого" существования этот процесс более ярко проявляется в Таджикистане: в ходе поляризации сил внутритаджикского конфликта и последующего послевоенного периода целый ряд криминальных авторитетов прямо инкорпорируется в политическую систему и сферу государственного управления (достаточно вспомнить безвременно ушедшего Сангака Сафарова, goldfather’а Народного фронта).

В Киргизии этот процесс носит поначалу латентный и менее динамичный характер.

Решающим фактором криминализации политического класса центральноазиатских стран становятся события в соседнем Афганистане.

История производства наркотиков в Афганистане и превращения этой страны в 1990-х гг. в крупнейшего мирового импортера опиума и героина тесно связана с затяжным внутренним вооруженным конфликтом, в геополитических интересах провоцируемым внешними силами и ставшим главной причиной перманентной слабости государственных структур. По сути, на протяжении всего времени существования афганского государства его отличала высочайшая степень дефрагментации власти, обусловившая и отсутствие сколько-нибудь действенного государственного контроля над развитием производства наркотических веществ.

Учитывая, что Афганистан входит в число стран Центральной и Передней Азии, где выращивание опиумного мака и торговля опиумом были и остаются занятиями традиционными, можно понять и исходные предпосылки явления, ставшего одной из наиболее очевидных угроз для многих стран мира к началу XXI в.

Широкомасштабная реализация этих предпосылок относится только к последней четверти XX в., когда для нее сложились соответствующие условия. В начале прошлого века наркотические вещества были представлены в структуре контрабанды, задерживавшейся пограничниками Закаспийской и Амударьинской бригад Отдельного корпуса пограничной стражи Российской империи [3]. Однако по происхождению эти наркотики были различны: задерживался опиум китайского, индийского, афганского и, особенно, персидского происхождения. Любопытным представляется отметить, что уже в предвоенный период на линии советско-афганской границы, помимо угроз военного характера, проблема незаконного оборота наркотиков в определенной степени все же присутствует. Это подтверждается, например, "Справкой командования пограничной охраны и войск ОГПУ в Средней Азии об основных товарах импортной и экспортной контрабанды за период с 1 октября 1925 г. по 1 апреля 1926 г.": "…Персидский опий (терьяк). Говорить о потребности населения в данном товаре не приходится, так как употребляет его местное население скрыто. Вообще говоря, курение опия среди населения Средней Азии хотя и очень распространено (употребляют опий 20 %), но его нельзя назвать массовым явлением и в большей части контрабанда такового производится с целью продажи… Выгодность контрабанды опия определяется […. Следующими. – А.К.] цифрами…" [4].

При этом, невзирая на этот любопытный факт, необходимо все-таки отметить, что как в предвоенное время, так и примерно до 1980-х гг. Афганистан не занимает какого-то исключительного, особого места в перечне стран, производивших опиум.

Значительное расширение посевных площадей под разведение опиумного мака и увеличение экспорта опиума оказалось связано с движением сопротивления в период войны 1979-1989 гг. Взяв под контроль территории, пригодные для культивирования опиатов, либо являющиеся ключевыми в их транзите, очень многие полевые командиры джихада этими источниками доходов вовсе не пренебрегли.

Деньги, вырученные от продажи опиума, полевые командиры использовали, помимо личного обогащения, на приобретение оружия, боеприпасов, вооружения, на вербовку наемников. Правительство США в этот период отказывалось рассматривать сообщения о контрабанде наркотиков. ЦРУ США, курировавшее афганское движение сопротивления в войне с ограниченным контингентом советских войск и режимом НДПА, по большому счету выиграло противостояние с Управлением по борьбе с распространением наркотиков США (US Drug Enforcement Administration, DEA), требовавшим реагирования американских властей на рост поставок наркотических веществ из зоны так называемого "Золотого полумесяца" [5].

До 1979 года производство опиума в Афганистане колебалось в пределах 200-400 тонн ежегодно. К моменту вывода советских войск оно увеличилось до 1000-1500 тонн. Из Пакистана уходили караваны с оружием, предоставленным американцами для борьбы против советских войск. Эти же караваны возвращались из Афганистана, груженые опием. Его перерабатывали в лабораториях на пакистанской территории. А вырученные от продажи героина деньги использовались для финансирования тайных подрывных операций в Индии, в Кашмире. Здесь сразу необходимо оговориться, согласившись с Е. Степановой: "Террористические организации могут получать дивиденды от наркопроизводства, участвовать в наркотрафике и отмывании денег, полученных преступным путем. Однако они сохраняют ряд фундаментальных отличий от чисто криминальных группировок: для последних криминальный бизнес является основным предназначением. Поэтому, по всей видимости, говорить о существовании единого феномена "криминально-террористической общности" нет достаточных оснований. Речь может идти скорее о тесном взаимодействии, взаимосвязях и взаимовлиянии террористических группировок (сетей) и структур организованной преступности" [6]. Соглашаясь в целом, можно отметить, что и в трактовках Е. Степановой не все безукоризненно, как, скажем, утверждение о том, что для Исламского движения Узбекистана (ИДУ), например, наркодоходы стали одним из основных источников финансирования [7]. Оснований для подобных утверждений нет, данные СМИ или официальных заявлений спецслужб совсем не обязательно отражают объективную реальность.

Доля внутренних и внешних, легальных и нелегальных, неправительственных и государственных источников в финансировании радикальных исламских организаций сильно варьируется. Как правило, чем шире спектр деятельности организации, тем сложнее ее структура и тем больше у нее возможностей получить финансовую помощь. Например, источники финансирования "Хамас" включали доходы от собственной экономической деятельности на палестинских территориях (в частности, строительного бизнеса), средства, поступавшие от индивидуальных доноров и благотворительных организаций стран Персидского залива, палестинской диаспоры, иностранных государств и т.д. [8] Мощным источником финансирования ИДУ (по-крайней мере, до событий осени-зимы 2001 - весны 2002 гг.) являлись финансово-промышленные круги в ряде арабских стран и в Турции, где имелись (-ются) мощные лоббистские группы из числа потомков эмигрантов из центральноазиатского региона. Еще на рубеже 1970-1980-х гг. при участии советника аль-Фейсала по мусульманским вопросам в СССР этнического узбека Ходжи Джамшида саудовская разведка перешла к операциям непосредственно против СССР. При участии "Safari-club" была создана организация "Мактаб аль-Хидмат", ответственная за мобилизацию добровольцев на войну в Афганистане. Для дестабилизации внутриполитической обстановки в СССР, СОР и ЦРУ реализовывали план по поддержке исламского подполья Средней Азии и Кавказа. В первой половине 1990-х гг. СОР КСА [9] наравне с ISI [10] выступила одним из инициаторов создания движения "Талибан" и поддерживала с ним тесные контакты (в том числе через посла КСА в Исламабаде Али Ассири). Не менее активную деятельность СОР КСА развернула через различные структуры, связанные с "Ихван уль-Муслимон", и при поддержке ISI в бывших советских республиках Средней Азии и на российском Кавказе, в Поволжье. Одним из аспектов, обуславливающих позицию Саудовской Аравии в афганском кризисе и центральноазиатской ситуации является внешнеэкономический фактор, связанный с каспийско-центральноазиатскими энергоносителями. Национальная саудовская компания "Saudi Aramco", принадлежащая правительству, - не только крупный производитель, она имеет большие резервные мощности, важные как гарантия на случай потенциальных нефтяных кризисов. Роль стабилизатора рыночных цен, которую выполняет Саудовская Аравия, очень важна для работы международных нефтяных рынков, а для самого королевства - требует наличия факторов влияния в регионе [11].

Об отсутствии структурных связей ИДУ с наркотранзитом свидетельствует еще один ретроспективный взгляд. 4 октября 1999 г. заместитель председателя Совета безопасности Киргизии Аскарбек Мамеев сделал заявление о том, что группа боевиков ИДУ, находившаяся на юге республики, "контролирует 70% наркотрафика, проходящего через территорию Киргизии. Баткенский район с 1998 г. стал перевалочной базой при транспортировке наркотиков из Таджикистана. В настоящее время правоохранительные органы расследуют причастность местного населения к транзиту наркотиков из Афганистана, Таджикистана в Узбекистан и далее в другие государства, в том числе в Россию" [12]. Версия о том, что баткенские события имели в своей основной подоплеке незаконный оборот наркотиков, постепенно стала популярной - сначала в средствах массовой информации, затем и в более серьезной литературе. "…Главной целью баткенской вооруженной акции 1999 г. была разведка боем новых путей массовой контрабандной транспортировки наркотиков через труднодоступные горные тропы Памиро-Алая, возможность создания промежуточных баз, сети проводников, информаторов, перевозчиков и т.д. Эту цель во многом им удалось осуществить. Доказательством тому может служить не только осуществленная через местных жителей тщательная разведка безопасных путей в труднодоступных ущельях Тавильдары, Джергаталя, но главным образом участившиеся затем попытки заброса больших партий наркотиков в Киргизстан. Причем путь наркотрафика пролегал, в основном, через те места, где недавно шли бои. …Эти факты, хотя и косвенно, подтверждают наш вывод, что организаторы баткенской авантюры из-за рубежа посчитали, что основная цель - разведка боем наркотрасс через территорию Киргизстана - оказалась в целом достигнутой" [13]. 22 ноября 1999 г., выступая на Всеармейском совещании президент Киргизской Республики А.Акаев констатировал связь баткенских событий с деятельностью международных криминальных структур: "Как было установлено, одной из целей международных террористов, и об этом свидетельствуют факты и поступающие информации, была и есть наркобизнес, защита наркотрафика, проложенного ими в труднодоступных высокогорных ущельях и на тропах Киргизстана, Таджикистана, Узбекистана…" [14]. Указание на связи ИДУ с незаконным оборотом наркотиков позволяло решить еще две важные задачи. Во-первых, абстрагироваться от определения подлинных и основных источников финансирования и военно-технического снабжения ИДУ, каковыми являлись спецслужбы Пакистана и ряда арабских стран, в первую очередь Саудовской Аравии. Во-вторых, постановка вопроса о вторжении ИДУ как действиях "международного терроризма" и международных криминальных структур, связанных с наркотиками, позволяла привлечь максимум международного внимания, влекшего за собой и существенную помощь республике в оснащении правоохранительных и военных структур.

Вывод о том, что баткенские события 1999-2000 гг. имели в своей первооснове связь с распространением наркотических веществ представляется недостаточно аргументированным, надуманным. Развязывание боевых действий, захват заложников, сопровождающиеся заявлениями для мировых средств массовой информации, вряд ли могли быть действенным методом "разведки наркотрасс". Если проанализировать ход событий в Баткенском регионе в 1999-2000 гг., напрашивается более логичный вывод о том, что одним из наиболее важных "элементов конфликта в Баткенском регионе (и на Чон-Алае) являлась деятельность вооруженной оппозиции режиму официального Ташкента".Одним из источников внешнего финансирования ИДУ, к примеру, являются "возможности старой узбекской эмиграции - потомков эмира Бухарского, поселившихся во многих исламских странах".[15]

В самом же Афганистане до войны 1979-1989 гг. посевы опийного мака находились в основном в Бадахшане и составляли в структуре посевных площадей не более 0,15 процента. Примерно к середине 1990-х гг. основные плантации опийного мака находятся в Гильменде и Нангархаре, где производится уже до трех четвертей всего афганского опиума [16].

Дальнейший распад государственных структур обусловил и полный выход процесса производства наркотиков из-под какого-либо структурного контроля. При этом представляется необходимым согласиться с утверждением о том, что "важнейшим социальным образованием, интерферирующим с движением "Талибан" главным образом через механизмы теневого бизнеса, является пуштунская региональная мафия: с пакистанской стороны это кланы, контролирующие транспортные торговые маршруты (центры в Кветте и Чамане провинции Белуджистан), а с афганской - транспортно-опиумные группировки, "ведущие" транзитную торговлю до границ Ирана и других, сопредельных с Афганистаном государств. Когда-то именно эта мафия первой авансировала талибов для наведения приемлемого ей порядка на участке Чаман-Кандагар, - таможенные сборы с караванов, идущих из Пакистана в Афганистан, стали главным источником их дохода. Впоследствии наиболее предприимчивая часть самих талибов стала "врастать" в транспортный бизнес, приобретая грузовики либо вовлекая в это дело своих родственников. К 1996 г. отношения талибов с наркомафиозными группировками легализовались настолько, что те стали выплачивать "семинаристам" 10-процентный налог - закят". Уже позднее лидеры движения "Талибан" установили контакты как с центральноазиатскими, кавказскими, так и с некоторыми европейскими криминальными структурами, специализировавшимися на наркотиках. Их основными партнерами по транспортировке наркотиков в Европу уже к 1999-2001 гг. стали албанские структуры, [частично кооптировавшие - дополнение мое, А.К.], а в значительной мере и просто оттеснившие господствовавшие ранее на европейском рынке наркотиков итальянские и турецкие криминальные кланы [17].

Тенденция к росту производства героина развивалась параллельно с освоением маршрутов нелегальной транспортировки наркотических веществ через Центральную Азию. Так, еще в начале 1980-х гг. Иран резко ужесточил законодательство и начал проводить комплексные мероприятия, направленные на предотвращение использования своей территории для транзита наркотических веществ [18]. Судя по всему, международные криминальные группировки на некоторое время оказались в растерянности. Эта ситуация сохранялась недолго. После распада СССР распалась и единая система пограничной охраны, соответственно, ослабла охрана внешних государственных границ новых государств. Внутренние (между странами СНГ) границы оставались фактически неконтролируемыми до формирования национальных таможенных структур (1993-1994 гг.). Эта ситуация в значительной степени и спровоцировала утверждение нового маршрута незаконного перемещения наркотических веществ из стран Южной Азии через территории постсоветских государств.

Понятно, что и гражданская война в Таджикистане оказала значительное влияние на ситуацию на южных границах СНГ. Так, в 1991-1993 гг. существенно ослаб пограничный контроль на участках Горно-Бадахшанской автономной области Таджикистана. Именно на этом направлении и был проложен в тот период основной маршрут незаконного перемещения наркотических веществ. По трассе Хорог-Ош опиум доставлялся в Ферганскую долину, откуда через Киргизстан, Узбекистан и Казахстан переправлялся в Россию и далее в страны Европы.

По данным командования Группы пограничных войск ФПС РФ в Республике Таджикистан, наиболее интенсивная контрабандная транспортировка наркотических веществ с территории Афганистана на протяжении 1990-х гг. осуществлялась по следующим направлениям:

- Пянджском - на западном участке таджикско-афганской границы;

- Хорог-Мургаб-Ош;

- часть наркотиков доставлялась через Калай-Хумб в Гармскую группу районов, а оттуда - часть через киргизский Баткен на север, часть - в Душанбе и далее в европейскую часть СНГ.

Во второй половине 1990-х гг. маршруты корректируются (например, киргизский Ош уступает часть объемов Ходженту, ставшему еще одним из узловых пунктов наркотрафика), появляется отчетливая тенденция к объединению соответствующих нелегальных организаций разных стран для создания преступных транснациональных структур и раздела территорий.

На рубеже 1990-х - начала 2000-х гг. произошло серьезное изменение основных маршрутов наркотрафика через линию таджикско-афганской границы. Основными направлениями становятся Шуроабадское, Московское, Пянджское и Шаартузское, через которые в Таджикистан нелегально перемещалось до 80% наркотиков из приграничных районов Афганистана. Изменение путей незаконного транзита наркотических веществ объяснялось изменением социально-политической обстановки в Таджикистане, равнинным рельефом местности в Хатлонской области и наличием хорошо развитых транспортных коммуникаций, позволявших доставлять наркотики в Душанбе, Худжанд, и далее. Немаловажным фактором, благодаря которому с высокогорья маршруты были смещены на инфраструктурно развитую местность, стало вовлечение в процесс транзита государственных органов, представители которых обеспечивали беспрепятственный проход грузов.

Интересным фактом является то, что подавляющее большинство официально изымаемых на границах Афганистана и прилегающих коммуникациях наркотических веществ приходится на Таджикистан и Киргизстан. В то же время, сопоставление различных статистических данных по изъятиям наркотиков с данными по их производству в Афганистане позволяет утверждать, что на таджикско-киргизское направление приходится не самая большая часть общего потока. Специфика политических режимов Туркменистана и Узбекистана не способствует, судя по всему, обнародованию данных по этим странам и потому в литературе и средствах массовой информации очень немного говорится об узбекистанском и туркменистанском направлениях незаконной транспортировки наркотических веществ из Афганистана. Хотя обрывочные данные свидетельствуют: и на туркменском, и на узбекском участках границы с Афганистаном проблема существует и она, возможно, куда как серьезнее по своим масштабам.

Так, например, прочные связи туркменских криминальных группировок, специализировавшихся на операциях с наркотическими веществами, с украинскими криминальными структурами, установились еще в 1980-х гг. [19]. Можно предполагать, что в последующие годы, имея в виду общее ослабление государственных структур на территории стран СНГ, эти связи могли лишь укрепиться. В литературе есть информация и об использовании туркменской территории для переправки наркотиков из Афганистана в Иран. Рост оборота наркотиков в Туркменистане часто объясняют как результат недееспособности, бездействия, а также коррумпированности правоохранительных органов страны. Шумным было "разоблачение" в 1997 г. прокурора Лебапского велайята Н. Нарбаева, занимавшегося незаконной торговлей наркотиками и задержанного с поличным во время передачи ему героина. В конце 1999 г. были арестованы и приговорены к длительным срокам заключения за преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков, три сотрудника Управления КНБ по Марыйскому велайяту. К незаконным операциям с наркотическими веществами оказались причастны некоторые руководители министерства внутренних дел, министерства обороны и высшие офицеры пограничных войск. Они не только контролировали значительную часть незаконной транспортировки, но и организовали практику хищения и сбыта конфискованных наркотиков. В частности, под предлогом использования в медицинских экспериментах сильнодействующие наркотики, в основном героин, расхищались и реализовывались на стороне. Кроме этого, конфискованные наркотики расхищались путем искажения отчетности и вывозились за рубеж мелкими партиями для реализации [20].

В средствах массовой информации разных стран имеет место немало публикаций, утверждающих факт причастности высших должностных лиц и лично президента Туркмении к нелегальному распространению наркотиков. Арабская газета "Аль Иттихад" пишет о роли, "которую играли в организации наркотрафика консульства Туркменистана в афганских городах Мазар-и-Шариф и Герат во времена правления режима талибов, руководство которых имело хорошие отношения с Ниязовым… Некоторые представители туркменской оппозиции, в частности, бывший министр иностранных дел Туркменистана Авды Кулиев, говорят о том, что общий объем перевезенных с участием политического руководства страны через территорию Туркменистана наркотиков составляет 80 тонн, среди которых основное место занимает героин. Другой оппозиционер, экс-глава Центробанка Туркменистана Худайберды Оразов уверяет в том, что эти объемы составляют не меньше 120 тонн наркотических веществ. Немалый интерес вызывает также тот факт, что подвалы бывшего здания Центрального Комитета компартии Туркменистана использовались и используются в качестве складов для хранения конфискованных правоохранительными органами партий наркотиков. В одном из своих интервью другой бывший министр иностранных дел Туркменистана Борис Шихмурадов, уволенный около года назад, а затем представлявший Ниязова на мирных переговорах с правительством талибов в Афганистане, Пакистане, Узбекистане и Казахстане, заявил, что все перемещения наркотиков по Туркменистану контролируются Комитетом национальной безопасности с одобрения президента Ниязова. Согласно сведениям Шихмурадова, в 1997 году начальник таможенного поста в г. Кушка составил рапорт, в котором он выразил озабоченность размахом участия КНБ в наркобизнесе. Этот рапорт попал к одному из советников Ниязова, который отругал руководителя таможенной службы Туркменистана Хабибуллу Дурдыева и приказал ему немедленно уволить своего сотрудника, подавшего такой рапорт. На этом дело не кончилось. Немного позднее Дурдыев был уволен, а куда пропал, и что, в конечном итоге, случилось с таможенником из г. Кушка никому не известно. Экс-министр Шихмурадов вспоминает другой, куда более захватывающий случай. В 1998 году отряд пограничников недалеко от поселка Маручак возле туркмено-афганской границы начал операцию по захвату группы наркокурьеров, которые, по подозрению, транспортировали большую партию наркотиков. Когда об этом проинформировали президента Ниязова, он приказал поднять в воздух боевой вертолет, и расстрелять всех, включая туркменских солдат-пограничников, с целью уничтожить все следы. Местные газеты потом приводили этот случай, как еще одно свидетельство самоотверженной борьбы пограничников с наркокурьерами" [21]. Международный комитет по контролю над наркотиками в отчете за 2007 год отмечал, что "продолжает испытывать озабоченность в связи с ограниченностью информации о незаконном обороте наркотиков и их изъятии в Туркменистане, особенно ввиду географической близости этой страны к Афганистану. Правительству Туркменистана предлагается регулярно отвечать на запросы Комитета о положении в области контроля над наркотиками в стране и о принимаемых правительством мерах по борьбе с незаконным оборотом наркотиков и злоупотреблением ими" [22].

К концу 1990-х годов процесс интеграции организованных сообществ, связанных с производством и транспортировкой на мировые рынки, а также с местным распространением, наркотиков, вступил в новую, еще более опасную, фазу. Незаконными операциями с наркотиками, так или иначе, стали заниматься практически все действовавшие в центральноазиатском регионе организованные преступные группировки. Развивался процесс интегрирования их в международную систему торговли наркотическими веществами со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями. Распределялись сферы влияния, шла преступная специализация - часть организованных преступных группировок специализировалась на контрабанде наркотических веществ из Афганистана, другая занималась их доставкой из Таджикистана, третья распространяла наркотики по государствам СНГ, практически по всем крупным промышленным центрам Российской Федерации. Наиболее структурно оформившиеся организованные преступные группировки осуществляли полный цикл наркобизнеса от контрабанды наркотиков из Афганистана, через Таджикистан, Киргизстан, Узбекистан, Казахстан до конечного пункта - главным образом, регионов Российской Федерации.

Едва ли не самым ощутимым из результатов американской военной операции в Афганистане стал стремительный рост нелегального производства транзита наркотических веществ в 2002-2003 гг. В первую очередь, он был связан с расширением посевов опийного мака на территории Афганистана. И это при том, что общепризнано среди специалистов: одним из наиболее эффективных способов борьбы с наркопроизводством является так называемый "перехват на месте", то есть, уничтожение собственно плантаций и произведенной продукции на территории страны-производителя. В Афганистане среднегодовой перехват периода американо-натовской оккупации равняется 1,3 процента, для сравнения - в Колумбии этот показатель составляет 37 процентов.

В Афганистане в 1994-2000 гг. продажа опиума обеспечивала населению доход в 150 млн. долларов, или 750 долларов на семью, занимавшуюся его производством. В 2002 г. общий доход дошел до 1,2 млрд. долларов, или 6500 долларов на семью. Наркоторговля в среднеазиатских республиках приносит примерно 2,2 млрд. долларов. Более трех четвертей опиума, реализуемого в Европе, и почти все его количество, продаваемое в России, происходит из Афганистана. В 2006 г. доходы от наркобизнеса оцениваются 3,1 млрд. долларов. Беспрецедентный рост урожая опия в 2002, 2003 и 2004 гг. сменился небольшим падением его производства в 2005 г. Если эта статистика, преданная гласности, и верна, то сокращение производства опия не оказало серьезного влияния объемы нелегального экспорта. Согласно исследованию, проведенному в 2005 г. Комиссией ООН по наркотикам и преступлениям (UNDOC) в Афганистане, общая площадь под посевами опия в стране сократилась в 2005 г. на 21%, то есть со 131 до 103 га. В 2005 г. производство и контрабанда наркотиков в Афганистане составили 52% его ВНП. Сокращение опиумных плантаций произошло вследствие нескольких факторов: намерения фермеров отказаться от посевов опия, реализации правительственной программы по уничтожению посевов, запрета на выращивание опиума, деятельности правоохранительных органов [23].

Но главная причина периодических снижений объемов производимого в Афганистане опиума - элементарный кризис перепроизводства.

Производство наркотиков в Афганистане в 1990-х - 2003 гг. [24]

и в период до 2009 г.[25]

Годы
Культивирование (га)
Производство опиума-сырца (тонн)

1984
нет данных
41

1989
нет данных
650

1994
71140
3416

1995
53759
2335

1996
56824
2241

1997
58416
2804

1996
63812
2269

1999
91000
4565

2000
82000
3276

2001
8000
185

2002
74000
3400

2003
80000
3600

2004
131000
4950 [26]

2005
104000 (-21%) [27]
4475

2006
165000
6700

2007
193000
8200 (+34%)

2008
157000
7700 (-19%)

2009
123000
6900 (-10%)

Беспрецедентный рост объемов производства наркотиков в Афганистане является одним из главных результатов войны, будучи, одновременно, и ее прямым следствием. В 1990-х гг. в мире окончательно утверждается тенденция, согласно которой районы незаконного производства и транзита наркотических веществ совпадают с зонами конфликтов низкой и средней интенсивности. При этом, естественно, производители наркотических веществ становятся прямо заинтересованы в поддержании, продлении режима нестабильности в этих регионах. На рубеже веков нелегальное распространение наркотических веществ наряду с торговлей оружием и международной коррупцией стало важнейшим фактором криминализации международных отношений. Перманентно кризисная ситуация в Афганистане является едва ли не наиболее ярким примером этой тенденции.

Применительно к Центральной Азии, явление оказывается серьезно усугублено распадом СССР, который повлек за собой социально-экономическую и политическую нестабильность, аморфность новообразовавшихся государственных структур, включая и их силовую составляющую. Важнейшим фактором, спровоцировавшим стремительное становление так называемого "северного" маршрута нелегальной транспортировки наркотических веществ из Афганистана, стала ликвидация существовавшей во времена СССР единой системы охраны государственной границы.

Как и Советский Союз, новые государства, образовавшиеся в регионе, избрали режим изоляции в качестве средства обеспечения своей безопасности со стороны продолжавшегося конфликта в Афганистане. Однако высокоорганизованной системой охраны границ этот режим не отличался. В первые же годы существования независимых государств этот режим был нарушен в связи с событиями гражданской войны в Таджикистане, а позже - и односторонней активностью Туркменистана по налаживанию взаимоотношений с талибами [28]. Примерно в то же время начался и процесс прямого вовлечения в незаконный транзит наркотиков представителей государственных и политических структур центральноазиатских стран. Практика служебно-боевой деятельности российских пограничных структур в Таджикистане и Киргизии дает большое количество примеров такого рода вовлечения.

Говоря об официальной деятельности государств Центральной Азии по противодействию незаконному распространению наркотических веществ, произведенных в Афганистане, необходимо отметить, что эта деятельность полностью направлена на противодействие вторичным факторам. Это меры пограничного и правоохранительного контроля, это карательная практика, это работа лечебно-медицинского и профилактического характера. Происходит борьба с последствиями, а не с причинами. Активность стран Центральной Азии по восстановлению экономики Афганистана близка к нулевой, хотя обстановка на большей части приграничной территории (особенно в северо-восточных провинциях - Кундузе, Тахоре, Баглане, Бадахшане) вполне позволяет реализацию социально-экономических проектов. Важнейшим фактором участия населения в незаконном обороте наркотиков продолжает оставаться социально-экономическая ситуация в самих странах Центральной Азии. Отнюдь не второстепенным фактором развития "северного" маршрута нелегальной транспортировки наркотических веществ из Афганистана является и коррумпированность государственных и правоохранительных структур, свойственная всем странам региона.

Фактически, ко второй половине 1990-х гг. складывается, в общем и целом, структура наркотранзита через центральноазиатский регион. Применительно к восточным маршрутам центральноазиатского направления (Таджикистан и Киргизия) это выглядит примерно следующим образом. Организацию транзита в конкретных регионах (уровень областей, нескольких областей) осуществляют региональные кланы, лидеры которых относятся к числу публичных политиков. Непосредственно вопросами организации транзита занимаются местные ОПГ, связанные с чиновниками местного уровня. Связанные с этой структурой представители правоохранительных органов обеспечивают прикрытие транспортировки, подстраховывая от случайностей. На уровне крупных региональных центров, каковыми не обязательно являются столицы республик (в Киргизии это г. Ош, в Таджикистане одним из таких центров является г. Худжанд) осуществляется общая координация, здесь же решаются вопросы транзита на соседнюю территорию, передачи груза от таджикских поставщиков киргизским группировкам, а от киргизских - казахским, и т.д. При этом задерживаемые с последующей оглаской в СМИ отдельные наркокурьеры или небольшие группы занимаются этой деятельностью, как правило, спонтанно, не участвуя в структурном транзите. Их задержанием иллюстрируется представление об антинаркотической активности правоохранительных ведомств и государств в целом.

С 2005 года важным районом транзита для наркоторговцев становится Южный Кавказ. Комитет обеспокоен тем, что постоянная нехватка финансовых средств, технического оборудования и людских ресурсов может отражаться на эффективности пограничного контроля. Результаты эпидемиологических обследований, проведенных в Азербайджане и Грузии, свидетельствуют о существенном расширении масштабов злоупотребления наркотиками в этих странах [29]. В 2006 году Всемирная таможенная организация сообщала и о маршрутах незаконной перевозки героина из Афганистана и Ирана Исламской Республики) через Катар в Кению и из Исламской Республики Иран через Объединенные Арабские Эмираты в Южную Африку и Объединенную Республику Танзания. Данные об изъятиях героина в различных странах Африки указывают на растущее предложение этого наркотика на незаконных рынках региона. Транзитные перевозки героина в различных субрегионах Африки осуществляются главным образом через следующие страны: Кению, Объединенную Республику Танзания и Эфиопию в Восточной Африке; Гану, Кот-д"Ивуар и Нигерию в Западной Африке; и Южную Африку на юге Африки. Контрабанда героина осуществляется через крупные международные аэропорты стран Западной Африки курьерами, которые доставляют его прямыми рейсами из стран Восточной Африки (Эфиопия и Кения), стран Аравийского полуострова и из Пакистана. Западная Африка служит своего рода коридором для контрабанды героина в Северную Америку и Европу. Еще одним способом контрабанды героина является использование почтовых посылок, в которых героин поставляется в страны Африки, главным образом в Нигерию и Южную Африку, а также в Демократическую Республику Конго, Кот-д"Ивуар, Мали и Мозамбик [30].

Военная операция США и их союзников в Афганистане не нарушила структуру незаконного производства и транзита наркотических веществ. Возобновление массового выращивания опийного мака в Афганистане в 2002 г. привело к тому, что Таджикистан, Узбекистан, Киргизстан и Казахстан сталкиваются с ростом торговли уже обработанным героином, более высокими уровнями чистоты героина и более агрессивными и лучше организованными операциями по незаконному обороту наркотиков. Опийное производство в значительной степени переместилось в северные провинции Афганистана с близкими и прямыми маршрутами в Центральную Азию. Характерной чертой незаконного оборота наркотиков на границах стран Центральной Азии с Афганистаном после 2002 г. и по текущее время стало появление партий героина в больших объемах, каковые прежде не встречались.

Для Западного полушария наркотики афганского происхождения - не системное явление, там более актуально колумбийское и мексиканское производство… Наркотики афганского происхождения - угроза для Старого Света. Это Китай, страны бывшего СССР, Европа, Ближний Восток, Северная Африка. И в этом контексте очень любопытно выглядят участившиеся сообщения об участии военнослужащих США в наркотранзите из Афганистана… В Европу афганские наркотики идут несколькими путями. Через страны Центральной Азии и Россию - преимущественно на прибалтийско-скандинавское направление. Через Туркмению - в Азербайджан, оттуда в Грузию и через Украину дальше на Запад. И через Иран, Турцию - в Косово, это один из главных европейских центров распространения. Вообще, любопытно, что основные эпицентры распространения афганских наркотиков в Европе совпадают с местами дислокации американских вооруженных сил - в первую очередь это Косово, американская военная база Бондстил. А также расположенные на территории Германии Битбург, Зембах, Рамштейн, Хан, Цвайбрюккен и Шпангдалем. Это военно-воздушная база США в Морон-де-ла-Фронтера и военно-морская база в Рота в Испании. Некоторые европейские эксперты утверждают, что более 40% героина поступает на европейский рынок именно из Косово [31].

Другими словами, иллегальное массовое распространение наркотиков является сегодня одним из важнейших инструментов геополитического конфликта между мировыми центрами силы. А значит, наркопризводство и наркотрафик, рассматриваемые в геоэкономической плоскости, представляют собой один из тех географических императивов, выражающихся в органичной связи экономики и пространства, во влиянии климатических и ландшафтных особенностей на формы и закономерности хозяйственной деятельности. Что, собственно, является одним из объектов исследования геоэкономики.

Это есть чрезвычайно актуальный инструментарий, позволяющий воздействовать на происходящий сдвиг международных силовых игр из области военно-политической в область экономическую, порождающий особый тип конфликтов - геоэкономические коллизии в глобальном контексте.

* * *

В этой связи, заслуживают внимания любые реалистические предложения, относящиеся к противодействию наркопроизводству и наркотрафику, как, например, предлагаемые бишкекским экспертом в сфере экономики Азой Мигранян: "Не замечать данный сегмент экономики просто невозможно, на сегодня (как это не цинично выглядит) даже можно ставить вопрос о легализации капитала, полученного в этом секторе экономики. При этом должна быть разработана достаточно жесткая процедура амнистии капитала при условии его инвестирования в легальные отрасли экономики и прекращения его дальнейшего функционирования" [32]. Согласно докладу управления ООН по политике в области наркотиков и преступности (ЮНДКП), площади посевных территорий в Афганистане, используемых для выращивания опийного мака, достигают рекордных значений. Они увеличились со 165 тыс. гектар в 2006 году до 193 тыс. - в 2007, то есть на 17 %. Кроме того, благоприятная погода привела к высокому урожаю и, как следствие, оценочно, объемы производства опиума подскочили с 6700 тонн в 2006 году до 9000 тонн - в 2007 (рост 34 %) [33]. В юго-западной части Афганистана культивирование опийного мака приобрело беспрецедентные масштабы. В 2007 году 70 % посевов опийного мака в Афганистане было сосредоточено в пяти провинциях, расположенных на границе с Пакистаном. В настоящее время более 50 % производства опия в Афганистане приходится на провинцию Гильменд [34].

Для сравнения: в Мьянме 90 % незаконного культивирования опийного мака приходится на Шанскую национальную область, общая площадь земель, занятых под незаконное культивирование опийного мака в Мьянме, сократилась со 130000 гектаров в 1998 году до 21500 гектаров в 2006 году, но затем увеличилась до 25700 гектаров в 2007 году. Увеличение произошло впервые после нескольких лет неуклонного сокращения площади культивирования. В Лаосе площадь незаконного культивирования опийного мака сократилась с 2500 гектаров в 2006 году до 1500 гектаров в 2007 году, когда был достигнут самый низкий уровень за весь период с 1992 года.[35] При этом, "вопреки многим распространенным стереотипам, производство опия не является жизненно важным элементом в экономике афганской деревне: в основе большинства стимулов для крестьян лежат экономические причины, связанные со стремлением максимизировать собственные прибыли" [36].

В конце октября 2003 г. в зоне ответственности Московского погранотряда ФПС России в ходе перестрелки с пограничниками были задержаны 14 контрабандистов из числа граждан Таджикистана, пытавшихся переправить через границу свыше 900 кг наркотических веществ. В результате предварительного разбирательства выяснилось, что наркотики принадлежали сыну Нуритдина Рахмонова, брата президента Таджикистана. Любопытно пересекающийся с этим фактом политический маневр: именно с этого момента ведет начало инициатива руководства Таджикистана по выводу ГПВ ФСБ РФ из РТ, завершившемуся к осени 2005 г.

Примерно к весне 2002 г. в Киргизии, с самого начала 1990-х гг. отличающейся невысокой степенью централизованности госвласти, складывается ситуация, когда наркотранзит контролируется сразу несколькими акторами: южнокиргизскими группировками, связанными с некоторыми лидерами тогдашней оппозиции режиму А. Акаева, двумя (как минимум) конкурирующими северокиргизскими ОПГ, и южноказахстанскими ОПГ. Можно догадываться, что в этой сложной схеме присутствовали и интересы ташкентских криминальных кланов, исторически тесно взаимодействующих с криминальными кругами южной Киргизии. И одним из важнейших факторов, обусловивших события 24 марта 2005 г., стала конкурентная борьба между родоплеменными криминализованными структурами за право доминирования в контроле над наркотранзитом. Это отчетливо проявилось в событиях осени 2005 - весны 2006 гг. в попытках криминалитета непосредственно участвовать в политическом процессе.

Из новейших тенденций криминально-политического процесса в странах региона, несущих наибольшую угрозу безопасности, необходимо отметить рост взаимодействия ОПГ с исламистскими радикальными организациями. В Киргизии эта тенденция наиболее отчетливо связывается с деятельностью Исламского движения Узбекистана, уйгурскими сепаратистскими исламистскими организациями.

Таковы некоторые характеристики криминального (и, в первую очередь, наркокриминального) императива в современных центральноазиатских политических процессах. "…Так называемая "экономика наркотиков" [37] не ограничивается количественным анализом наркобизнеса, но считает своей целью более амбициозную задачу - сформулировать рекомендации, по обеспечению арсенала необходимых репрессивных мер, направленных на поддержание употребления наркотиков на том уровне, который рассматривается как оптимальный для данного общества". Изучение экономики наркотиков проводится при этом неоинституционалистами на уровне теорий и микро- и макроэкономики, т. е. наркотики рассматриваются и как обычный товар, и как объект государственного регулирования [38].

Долговременное воздействие наркопроцесса на экономику стран Центральной Азии остается отдельной, почти глобальной, проблемой, однако эта тема пока, к сожалению, остается вне сферы внимания исследователей - прежде всего, самих экономистов. Внимания представителей этой научной отрасли явно недостаточно даже для простой фиксации реалий, относящихся к экономическим аспектам данного направления социальных исследований. В любом случае, если говорить о странах самого региона, то налицо отсутствие сколько-нибудь серьезных публикаций академического характера на тему афганской экономики, [39] не говоря уже о наркоэкономике, a priori являющейся (в силу одних только своих масштабов) и мощным сегментом, и одним из главных (если не основным) из факторов, определяющих развитие собственно экономических и всех иных общественных процессов в странах региона.

Примечания:

[1] Данная статья представляет собой развитие темы, поднятой ранее автором в публикации: Князев А. Криминальные компоненты конфликтных процессов в Центральной Азии // Экономика и политика в современных международных конфликтах. - М.: МГИМО (У), 2008.

[2] "Еще один фактор, сыгравший главную роль в ходе собственно переворота, - это непосредственной участие в событиях организованной преступности. Причем речь идет не столько о собственно киргизских преступных группировках, сколько о региональной трансграничной преступности, занятой транспортировкой наркотиков и контролирующей значительный сектор легальной экономики целого ряда центральноазиатских стран. Все легальные политические фигуры, те лидеры оппозиции, имена которых в ходе событий становились широко известны, являлись по существу ведомыми, они далеко не всегда и не во всем контролировали ситуацию. По сути, киргизские события по замене персоналий во властных структурах происходили синхронно с переделом сфер влияния между криминальными группировками". - Князев А. Государственный переворот 25 марта 2005 г. в Киргизии. Изд. 3-е, исправл. и доп. - Бишкек, 2007. - С. 52,55.

[3] Плеханов А.М. Отдельный корпус пограничной стражи России. - М.: Граница, 1993. - С. 95.

[4] Пограничные войска СССР. 1918-1928. Сборник документов и материалов. - М.: Наука, 1973. - С.693.

[5] Тыссовский Ю. Моджахеды разворачивают наркобизнес//Азия и Африка сегодня. - М., 1991. - № 9. - С.26.

[6] Степанова Е. Противодействие финансированию терроризма// Международные процессы. Журнал теории международных отношений и мировой политики. - Том 3. Номер 2(8). Май-август 2005.

[7] См.: Степанова Е.А. Роль наркобизнеса в политэкономии конфликтов и терроризма / ИМЭМО РАН. М.: Весь мир, 2005. С. 197-254.

[8] Cм.: Patterns of Global Terrorism 2001. P. 93.

[9] Al-Istakhbarahal-"Amah, Служба общей разведки Королевства Саудовская Аравия.

[10] Inter-Services Intelligence, Служба внешней разведки Исламской Республики Пакистан.

[11] We Can"t Get Along Without Saudi Oil. By J. Robinson West// The Washington Post. - Washington, 2001. - April 9. - P.A19. См. подробнее: Князев А.А. Афганский кризис и безопасность Центральной Азии (XIX - начало XXI в.). - Душанбе: Дониш, 2004. - С. 210-211.

[12] Интерфакс. - Бишкек, 1999. - 4 октября.

[13] Зеличенко А.Л. Афганская наркоэкспансия 1990-х гг. и проблема национальной безопасности Киргизстана. - Бишкек: Изд-во КРСУ, 2003. - С. 73-74.

[14] Выступление Президента Киргизской Республики А. Акаева на Всеармейском совещании. Бишкек, 22 ноября 1999 года// Слово Киргизстана. - Бишкек, 1999. - 26 ноября. - См. подробнее: Князев А.А. Афганский кризис и безопасность Центральной Азии (XIX - начало XXI в.). - Душанбе: Дониш, 2004. - С. 228-229.

[15] Князев А. История афганской войны 1990-х гг. и превращение Афганистана в источник угроз для Центральной Азии. Изд-е 2-е, перераб. и доп. - Бишкек: Изд-во КРСУ, 2002. - С. 178. По некоторым данным, потомками эмигрантов из Ферганской долины являются около 700 тысяч саудовских и около 2 миллионов афганских узбеков (см.: Фальков М. Исламское движение Узбекистана: история, финансовая база, военная структура // Независимая газета. - М., 2000. - 24 августа. - По URL: [http://www.ng.ru/printed/net/2000_08_24/o_idu.html]; Саид Бурхониддин Клыч. Исламское движение Узбекистана: хроника преступлений. - По URL: [http://www.stability. uz/sait_stab.html]). Другим источником финансирования являются родственные по идейно-политическим установкам религиозно-политические партии и движения других стран. Так, руководитель турецкой партии "Рефах" ("Благоденствие") Н. Эрбакан, бывший одно время премьер-министром Турции, в 1997 г. предоставил в распоряжение лидера ИДУ Тохира Юлдашева 100000 долларов. Действующая под патронажем Н. Эрбакана в Германии (г.Кельн) коммерческая организация турецких эмигрантов "Миллий гуруш" ("Национальное воззрение") в лице ее секретаря Мухаммада Кучака подписала с санкции лидера партии "Рефах" в 1997 году договор с Т. Юлдашевым на приобретение и безвозмездную передачу ИДУ вооружения на несколько сотен тысяч долларов. Поставка вооружений была обусловлена лишь несколькими политическими условиями.

[16] Давыдов А. Проблемы восстановления экономики// Азия и Африка сегодня. - М., 2000. - № 4. - С. 14.

[17] Набиев З, Арунова М. Как создавалась цитадель мирового терроризма // Азия и Африка сегодня. - М., 2002. - № 8 (541). - С.23.

[18] Rashid, Ahmed. Pakistan and Taliban // Fundamentalism reborn? Afghanistan and the Taliban. Ed. by W. Maley. - New York, 1998. - Р. 77. См. также: Бойко В.С. Исламский Эмират Афганистан в преддверии XXI века: контуры государственной политики// Сибирь и Центральная Азия: проблемы региональных связей. - Томск, 2000.

[19] Милославский Г. Новый наркоцентр на просторах СНГ// Пограничник Содружества. - М., 1997. - № 1. - С. 59-60.

[20] См. подробнее: Князев А. К истории и современному состоянию производства наркотиков в Афганистане и их распространения в Центральной Азии. - Бишкек: Илим, 2003. - С. 53.

[21] Готовился ли план военного переворота в Туркменистане. Мафиозный дух витает над Ашхабадом// Аль Иттихад. - Абу-Даби, 2002. - 6 мая (перевод с араб. яз.).

[22] Доклад Международного комитета по контролю над наркотиками за 2007 год (Report of the International Narcotics Control Board for 2007). - С. 52. - По URL: [http://www.incb.org/incb/en/annual_report.html]

[23] Коргун В.Г. Запад нашел "альтернативный путь" борьбы против афганского наркобизнеса. - Институт Ближнего Востока. 08.12.2005. - По URL: [http://www.iimes.ru/rus/stat/2005/08-12-05b.htm]

[24] Приводится по: Князев А. К истории и современному состоянию производства наркотиков в Афганистане и их распространения в Центральной Азии. - Бишкек: Илим, 2003. - С. 12, 77. Монография в электронном варианте размещена по URL: [http://www.knyazev.org/books.shtml] (Официальный сайт Александра Князева), а также [http://library.fes.de/pdf-files/bueros/zentralasien/50117.pdf], [http://www.antidrugfront.ru/library/knyazev-proizvodstva-narkotikov-v-afganistane.html], [http://www.pircenter.org/data/news/tokt_docl.pdf] и др.

[25] Приводится по: - Доклады Международного комитета по контролю над наркотиками за 2004-2009 годы (Reports of the International Narcotics Control Board for 2004-2009). - По URL: [http://www.incb.org/incb/en/annual_report.html]

[26]Данные по производству в 2004 и 2005 гг. см: Сажин В.И. Проблема афганских наркотиков - проблема международная // Институт Ближнего Востока. 04.12.2005. - По URL: [http://www.iimes.ru/rus/search.html]

[27] Однако повышение урожайности говорит о том, что фактически производство опия осталось почти на том же уровне. - Доклад Международного комитета по контролю над наркотиками за 2005 год (Report of the International Narcotics Control Board for 2005). - С. 94. - По URL: [http://www.incb.org/incb/en/annual_report.html]

[28] Акимбеков С. Афганский узел и проблемы безопасности Центральной Азии. - Алма-Ата: 2003. - С. 175-178. Князев А.А. Афганский кризис и безопасность Центральной Азии (XIX - начало XXI в.). - Душанбе: Дониш, 2004. - С. 164.

[29] Доклад Международного комитета по контролю над наркотиками за 2005 год (Report of the International Narcotics Control Board for 2007). - С. 91. - По URL: [http://www.incb.org/incb/en/annual_report.html]

[30] Доклад Международного комитета по контролю над наркотиками за 2007 год (Report of the International Narcotics Control Board for 2007). - С. 78. - По URL: [http://www.incb.org/incb/en/annual_report.html]

[31] Геополитические основы наркоэкономики // Эксперт-Казахстан, №18 (166)/5 мая 2008. - По URL: [http://www.expert.ru/printissues/kazakhstan/2008/18/qa_knyazev/]

[32] Мигранян А.А. Состояние афганской экономики и некоторые аспекты сотрудничества стран-участниц ШОС и Афганистана // Афганистан, ШОС, безопасность и геополитика Центральной Евразии. Материалы международной конференции / Под ред. А.А. Князева. - Бишкек, 2008. - С. 49.

[33] Приводится по: Мигранян А.А. Состояние афганской экономики и некоторые аспекты сотрудничества стран-участниц ШОС и Афганистана // Афганистан, ШОС, безопасность и геополитика Центральной Евразии. Материалы международной конференции / Под ред. А.А. Князева. - Бишкек, 2008. - С. 49-50.

[34] Доклад Международного комитета по контролю над наркотиками за 2007 год (Report of the International Narcotics Control Board for 2007). - С. 107-112. - По URL: [http://www.incb.org/incb/en/annual_report.html]

[35] Доклад Международного комитета по контролю над наркотиками за 2007 год (Report of the International Narcotics Control Board for 2007). - С. 78. - По URL: [http://www.incb.org/incb/en/annual_report.html]

[36] Мигранян А.А. Состояние афганской экономики и некоторые аспекты сотрудничества стран-участниц ШОС и Афганистана // Афганистан, ШОС, безопасность и геополитика Центральной Евразии / Под ред. А.А. Князева. - Бишкек, 2008. - С. 50.

[37] Economie de la drogue.

[38] Kopp P. Les analyses formelles des marches de la drogue // Revue du Tiers Monde. - Paris, 1992. - T. 33, № 131. - Р. 569.

[39] Цитируемая выше работа А.А. Мигранян является, к сожалению, не более как локальным эпизодом, не позволяющим говорить об исследовательской работе системного характера. Также цитируемые выше и имеющие вполне академический характер работы Е.А. Степановой в основном строятся на фактографической базе, почерпнутой из событий новейшей истории других регионов мира.

24.03.2010

Александр Алексеевич Князев
Директор регионального филиала Института стран СНГ в Бишкеке, доктор исторических наук, профессор Киргизско-Российского Славянского университета, действительный член Русского географического общества