А.Володин: "Мягкое вытеснение" + военно-экономическая привязка. Треугольник Китай-Пакистан-Индия и стабильность в Южной Азии 10:22 31.03.2010
"МЯГКОЕ ВЫТЕСНЕНИЕ" ПЛЮС ВОЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПРИВЯЗКА
ТРЕУГОЛЬНИК КИТАЙ - ПАКИСТАН - ИНДИЯ И СТАБИЛЬНОСТЬ В ЮЖНОЙ АЗИИ
---------------------------------------- Среди индийских политических аналитиков давно и прочно утвердилась точка зрения, согласно которой отношения между Пекином и Исламабадом выполняют исключительно функцию "сдерживания" Дели в Южной Азии. Хотя подобные умозаключения вполне логичны, они вместе с тем явно недоучитывают значения тенденций, оказывающих извне серьезное влияние на внутриполитическое положение в Китае в последнее десятилетие.
НЕНАДЕЖНЫЙ СОСЕД
Постоянное дестабилизирующее воздействие событий в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) на общее развитие КНР - факт общепризнанный. Более того, в Пекине отнюдь не исключают: сторонникам "независимого уйгурского государства", действующим с территории Северо-Западной пограничной провинции Пакистана (СЗПП), оказывают помощь и Соединенные Штаты, и некоторые мусульманские страны. Вот почему китайское руководство стремится использовать различные возможности для нейтрализации сил политического ислама в СУАР, в том числе и на государственном уровне. В связи с этим в отношениях между Поднебесной и Пакистаном появились новые важные моменты.
С одной стороны, официальный Пекин был удовлетворен полной поддержкой его действий по ликвидации беспорядков в Урумчи президентом Пакистана А. А. Зардари. Подобная поддержка тем более значима потому, что ее оказал лидер одного из "ключевых" мусульманских государств, которое официально отмежевалось от "международного исламского движения сопротивления", действующего в СУАР. С другой стороны, Китай сомневается в способности пакистанских властей осуществлять эффективный контроль над всей территорией страны. Сомнения приняли форму прямого соглашения о многостороннем сотрудничестве между Синьцзян-Уйгурским автономным районом КНР и Северо-Западной пограничной провинцией Пакистана. Смысл данного соглашения - в установлении прямых контактов с руководителями СЗПП с целью пресечения деятельности исламистов, осуществляемой с территории этой провинции.
Вместе с тем соглашение имеет и существенное социально-экономическое наполнение. Его "несущей конструкцией", по-видимому, выступает расширение с помощью Китая стратегически важного для обеих стран Каракорумского шоссе, которое (через Кунджерабский проход, расположенный на высоте 4693 м над уровнем моря) связывает Синьцзян и СЗПП. Власти Пакистана стремятся убедить КНР в целесообразности использования этого шоссе в качестве основной международной магистрали по доставке необходимых Китаю импортных товаров из пакистанских портов, прежде всего из модернизированного с помощью Пекина Гвадара, в Аравийском море.
Помимо транспортной инфраструктуры, соглашение предусматривает сотрудничество в области межрегиональной торговли, науки и технологий, культуры, образования, здравоохранения, сельского хозяйства, спорта и туризма. Несколько упрощая сложную ситуацию, мы можем констатировать: наполняя соглашение с СЗПП конкретным содержанием, Китай будет стремиться вовлечь в круговорот двусторонних межрегиональных связей как можно большую часть экономически активного населения пакистанской провинции, отвлекая его от деструктивной для КНР деятельности в Синьцзяне.
ИЕРАРХИЯ ПРОБЛЕМ
Однако правящие круги Китая сознают: межрегиональные отношения - это лишь часть общей линии Пекина по стабилизации положения в Пакистане. Руководство КНР отдает себе отчет в том, что проблемы Пакистана имеют структурно-системное происхождение и они порождены государственным курсом тамошних властей, постоянно и на расширенной основе воспроизводящим противоречия, угрожающие единству и территориальной целостности этой страны. Представляется, что иерархия проблем Пакистана видится в Пекине следующим образом.
Создание в 1947 году государства на конфессиональной, а не на политэкономической основе имело неизбежным следствием ослабленное внимание пакистанской правящей элиты к проблемам развития (то есть экономическому росту на основе максимально возможной занятости и последовательного снижения социально-имущественных диспаритетов в обществе) и частым кризисам "модернизационного проекта", завершавшимся приходом к власти военных. Последние, как правило, не были носителями конструктивных преобразовательных идей и занимались преимущественно "наведением порядка" в стране, откладывая необходимые обществу преобразования на неопределенное будущее.
Подобное чередование "военных" и "гражданских" циклов (причем последние превратились в вынужденную и временную меру) мешало становлению дееспособных институтов политического представительства в Пакистане и формированию эффективной политической элиты, ориентированной на интересы общества в целом (модернизация), а не его отдельных сегментов.
Отсутствие поступательной диверсификации экономической и политической системы убедило пакистанскую армию в том, что именно она играет главную роль в пакистанском обществе. Это сделало целую страну зависимой от личной воли ее высших военачальников, наиболее одиозным среди которых, безусловно, был генерал Зия-уль-Хак (правил Пакистаном в 1977-1988 годах). Его снисходительное отношение к политическому исламу в конечном счете привело к тому, что в настоящее время он эффективно оспаривает у армии первенство в жизни Пакистана. Подобное "двоевластие" в равной мере опасно и для Индии, и для Китая.
Созданные в конце 70-х - начале 80-х годов военными проблемы (усиление роли исламистов) трансформировались в реальную угрозу и пакистанской государственности, и единству и территориальной целостности страны. В свою очередь эвентуальный распад Пакистана, о чем всерьез начинает писать международная печать, чреват внутренней дестабилизацией Китая ("проницаемость" границ), а также несет в себе угрозу Индии, Ирану и другим соседним странам (демонтаж секуляристской государственности).
В единстве и территориальной целостности Пакистана заинтересованы Китай, Индия, прочие государства Южной и Центральной Азии, поскольку Исламабад располагает значительным арсеналом ядерного оружия (насчитывает в настоящее время, по оценкам западных военных экспертов, не менее 80 боезарядов), наращивание которого продолжается и в условиях экономического кризиса.
ТРИ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ ЗАМЫСЛА
Сложная, противоречивая внутриполитическая реальность Пакистана заставляет Китай диверсифицировать свою геополитическую стратегию в отношении этой страны и Южной Азии в целом.
Во-первых, в Пекине исходят из того, что под воздействием вовлеченности США в военные действия в Афганистане малозаметно, но неуклонно происходит ослабление американских позиций в Пакистане. Новое "уравнение" геополитических сил в Центральной Азии, видимо, зафиксирует ведущую роль Китая в данном районе.
Мягкое вытеснение Соединенных Штатов из Пакистана КНР осуществляет с помощью испытанного временем и проверенного практикой расширения внешнеэкономических связей. В 2009 году объем товарооборота между двумя странами составил 7 млрд долларов (в 2008-м - 6,8 млрд долларов), а в 2011-м планируется его удвоение - до 15 миллиардов. Хотя ранее достижение подобного показателя отодвигалось на 2015 год. Помимо этого, Исламабад рассчитывает на существенную финансовую помощь Пекина, а также на сотрудничество в области "классической" энергетики, прежде всего на строительство гидроэлектростанций по китайским проектам (с учетом опыта реализации проекта "Три ущелья" на Янцзы) в горных условиях.
Во-вторых, верный своему главному стратегическому принципу "экономика определяет геополитику", Китай активно участвует в модернизации транспортной инфраструктуры Пакистана. По сути дела осуществление совместных проектов на данном направлении внешнеэкономических связей подчинено решению двуединой стратегической задачи: обеспечению безопасной транспортировки энергоносителей по маршруту Персидский залив - Южно-Китайское море и ограничению влияния США в "чувствительных" для Китая регионах Среднего Востока, Южной и Центральной Азии.
Наиболее успешным пакистано-китайским инфраструктурным проектом западные и индийские эксперты называют порт Гвадар. Расположенный в северо-западной части Аравийского моря, он является идеальным местом наблюдения за перемещением торговых судов и боевых кораблей, идущих из Персидского залива в восточном направлении, а также - в случае необходимости - может быть использован для защиты транспортных коммуникаций, по которым доставляются энергоносители на Дальний Восток. В пользу данного предположения свидетельствует, в частности, активное участие специалистов из КНР в модернизации баз и стоянок подводных лодок ВМС Пакистана, которые могут быть использованы для захода китайских субмарин.
В-третьих, согласно сообщениям в мировой печати Пекин намерен добиваться от Исламабада разрешения на открытие военной базы КНР на пакистанской территории. Подобный шаг, отмечают эксперты, преследует как минимум три стратегические цели: оказание военно-политического давления на Индию, ограничение влияния Вашингтона в Пакистане и Афганистане, непосредственное наблюдение за деятельностью "уйгурских сепаратистов" в СЗПП. Официальные круги в Исламабаде от комментариев на тему размещения китайской базы в Пакистане воздерживаются, однако допускают возможность использования КНР уже существующих в стране "военных площадок", так сказать, на "непубличной основе".
В-четвертых, Китай, как сообщает газета Times of India, уже превратился в основного поставщика вооружений Пакистану. В настоящее время пакистанская армия якобы на 70% оснащена китайской военной техникой. Более того, индийская печать со ссылкой на военные источники в Дели утверждает: если материализуется перспектива получения ВВС Индии российского истребителя пятого поколения, Пакистан обратится к Китаю, также ведущему исследования по данному направлению самолетостроения. Наконец, Пекин для Исламабада остается "незаменимым" партнером в совершенствовании ядерного оружия и средств его доставки начиная с 1976 года. И нет никаких свидетельств прекращения этого сотрудничества в обозримом будущем.
Таким образом, стратегическая линия Китая в отношении Пакистана представляет собой сложный симбиоз как минимум трех геополитических замыслов: сдерживать влияние политического ислама (то есть сил, действующих с пакистанской территории) на развитие внутренних процессов в КНР (прежде всего в Синьцзян-Уйгурском автономном районе), ограничить роль Индии в регионе Южной Азии, "мягкое вытеснение" Соединенных Штатов из Южной и Центральной Азии.
ЗАДАЧА МОСКВЫ
Закономерен вопрос: затрагивает ли развитие китайско-пакистанских отношений интересы России? Представляется, что ответ будет утвердительным, и на то есть две причины.
В силу исторических и геополитических обстоятельств Пакистан превратился в своеобразный "питомник" политического ислама и международного терроризма. Отсутствие действенного контроля центральных властей над всей территорией страны уже имеет следствием "экспорт" радикальных идей и практик на сопредельные территории, в частности в Китай. В складывающейся ситуации значительно возрастает угроза исламского экстремизма для Центральной Азии.
России, видимо, необходима смена алгоритма внешнеполитического поведения в отношении Пакистана, то есть возвращение нашей страны к роли активного внешнего участника процессов в Южной Азии. Усложнение геополитического "уравнения" в данном регионе отвечает долгосрочным интересам нашей страны, поскольку борьба за спокойствие в Центральной Азии, образно говоря, начинается в Пакистане. Восстановление политического диалога и внешнеэкономических связей с этой страной хотя бы до уровня середины 60-х годов позволит Москве активно влиять на внешнюю политику Исламабада.
Возвращение России в Южную Азию предполагает наличие соответствующих данной задаче организационно-институциональных рамок для диалога о безопасности этого важного региона. Обсуждать и решать (на многосторонней основе) проблемы его безопасности позволит активное участие РФ в деятельности Шанхайской организации сотрудничества. Москва может и должна уравновесить в этой международной организации активную роль Пекина, от чего в конечном счете зависит эффективность ШОС как политического инструмента международной безопасности.
Андрей ВОЛОДИН, доктор исторических наук
№12 (328) 31 марта - 6 апреля 2010 года
|