Углекопы Кыргызстана гибнут в завалах, в то время как чиновники больше заняты политикой, чем судьбой своего народа

Нередко бывает в нашей профессии так, что, отправляясь за одним материалом, случайно натыкаешься на другой. У подобного рода случайностей даже существует определение – творческая удача.
Только вот как-то не по себе становится оттого, что такая "удача" чаще всего замешана на горе и страданиях вполне конкретных людей.

В Кыргызстан мы отправились по следам "тюльпановой революции". Одной из целей нашей командировки было выяснить, как сегодня живет народ, отмечающий в этом году юбилей тяжелейшего социального потрясения. Казалось бы, новая власть, которая въехала в Белый дом на народных плечах, должна была в первую очередь отплатить простым кыргызстанцам многими благами, однако увиденное собственными глазами оказалось нагляднейшей иллюстрацией текущего положения вещей.
Безусловно, столица, как и в любой другой стране, живет своей жизнью, областные центры – своей, а маленькие города, которые когда-то были промышленными центрами Кыргызстана, меньше всего ощущают на себе положительное влияние реформ и революционных преобразований. Один из таких городов нам удалось изучить чуть более внимательно, чем остальные. Таш-Кумыр – город, в котором когда-то высококвалифицированные кадры ковали будущее великой страны, сегодня стоит окруженный со всех сторон руинами и могильниками своего великого прошлого. То есть индустриальным мусором, который мы часто видим в фильмах о постапокалипсическом мире.
Изначально город горняков, потом энергетиков должен был стать силиконовой долиной практически всей Средней Азии. Но не случилось. Завод полупроводниковых материалов ГАО "Кристалл" так и не был достроен. Сегодня его остов нависает над городом скорбным памятником ушедшей эпохи. Понимая, что восстановить и ввести в строй промышленный гигант своими силами не удастся, правительство Кыргызстана неоднократно предпринимало попытки привлечь иностранных инвесторов. Однако предприятие необходимо было не просто восстановить, а сначала погасить огромные долги, накопившиеся за долгие годы, потом достроить, а уже после – ввести в эксплуатацию. Добиться каких-либо существенных сдвигов на этом поприще не удалось ни дореволюционному, ни постреволюционному правительствам. Однако в 2007 году завод был все-таки продан в частные руки, при этом не обошлось без скандала. Сделку попытались признать недействительной депутаты Жогорку Кенеша (парламент Кыргызстана). Президент страны Курманбек Бакиев издал указ о приостановлении каких-либо операций с ценными бумагами ГАО "Кристалл" до окончания рассмотрения данного вопроса правительственной комиссией. Однако вскоре компании Ester Holding Corp удалось отстоять свое право собственности в суде и признать недействительными как распоряжение президента, так и постановление Жогорку Кенеша. На сегодняшний день предприятие позиционируется как "практически построенное". Однако жители самого Таш-Кумыра этого особенно не замечают. Ведь в 1982 году, когда строительство завода только начиналось, его мощности должны были стать одними из крупнейших в мировом кремниевом производстве. Все же проблема безработицы в Таш-Кумыре стоит сегодня не менее остро, чем по всему югу страны.
Как говорят местные, завод периодически активизируется, функционирует какое-то стеклянное производство, но если раньше тут работало несколько тысяч человек, то теперь на порядок меньше. Да и выглядят корпуса какими-то бесхозными. Лишь вдоль главной трассы стоит яркий указатель "Таш-Кумыр силикон продакшнз"…
– Только ленивый не пытается уехать на заработки, – рассказывает руководитель местного НПО Валентина Галич, – в Россию, на Иссык-Куль, в Казахстан. Хотя уезжают на заработки в Казахстан и на Иссык-Куль те, кто не имеют финансовой возможности уехать в Россию. То есть это как бы первый этап для того, чтобы уехать в Россию. Безусловно, когда было объявлено о том, что завод вновь заработал, набрали людей, данная информация еще долго муссировалась в прессе. Но спустя какое-то время на заводе прокатилась волна резкого сокращения штатов. Причем народ набирали незадолго до выборов, а после них почему-то производство вновь стремительно пошло на спад. Хотя, как нам известно, завод на самом деле ничего и не производил, он только обрабатывал заготовки, привозимые откуда-то. То есть самого высокотехнологического производства, о котором так любят поговорить с высоких трибун, на заводе не было и до сих пор нет.

Даешь стране угля…

Еще одна действительно страшная проблема Таш-Кумыру досталась в наследство от зачахнувшей угледобывающей отрасли региона. Так как полезные ископаемые находятся практически на поверхности, а их промышленная добыча сведена к нулю, пробел восполняется разработкой месторождений в прямом смысле "диким" способом.
В районе Таш-Кумыра уголь добывают кустарным методом. Само название города – "каменный уголь". Раньше тут были промышленные разработки, но по мере выхода разреза из рамок рентабельности, производство свернулось. Однако очевидно, что никаких работ по консервации шахт не провели. А местные чеэсники не зря держат ворота пожарки всегда наготове: шахты и отвалы постоянно горят. Но, несмотря на это, появляются люди, которые каким-то образом умудряются взять лицензию на какой-то определенный участок, где есть доступ к пластам, а после сдают его в аренду. На одном таком участке работают несколько копателей, а уж как они добывают уголь, за этим никто не следит… В основном это молодые люди, которые из-за финансовых трудностей не смогли уехать на заработки, включая и несовершеннолетних. Они занимаются такой добычей угля, и, несмотря на массу случаев, когда горе-шахтеров засыпало или они травились газом, причем целыми семьями, власти и контролирующие организации закрывают на это глаза. И эта работа по-своему отлажена. Есть специальные люди, кто добывает, кто вывозит мешки с углем, есть те, кто занимается сбытом. Естественно, какая-то доля достается "хозяину" участка, где идет разработка. Кстати, если "хозяин" приезжает с мешками для угля, ему с выработки перепадает больше. Можно предположить, что и ему тоже приходится с кем-то делиться…

Местные жители зовут их "апачи" – серые личности, явно не от хорошей жизни добывающие тяжким физическим трудом из глубоких черных дыр в земле каменный уголь. Воспользовавшись предоставленной возможностью, мы отправились лично убедиться в том, что XXI век отделяют от средневековья лишь призрачные иллюзии, которые рушатся, как только суровая действительность в лице чужой безучастности бросает людей на произвол судьбы. Нашим проводником стал Суюн Калилов, руководитель общественного фонда "Эржигит", знающий, наверное, каждый уголок в этом для нас непонятном, безжалостном, но в чем-то более честном, чем наш, мире.
Сразу за городом нас встретил скелет сортировочной угольной станции, которая когда-то обслуживала угольный разрез и несколько промышленных шахт. Чуть поодаль в нос ударил сернистый запах горелого угля. Сизый дым легким туманом покрывал серые курганы отвалов и слегка царапал в носу. Первая остановка не произвела практически никакого впечатления – горы промышленного мусора, следы когда-то давно проведенной грандиозной работы. Но, пройдя несколько метров от дороги, наш проводник указал на провал в земле:
– Вот в этом месте в прошлом году "апачи" вели добычу. Только наступайте осторожно: порода здесь рыхлая и вход в шахту в любой момент может обвалиться. К тому же уголь продолжает гореть глубоко внутри терриконов, так что ходить здесь опасно.
Взгляд в "дыру в земле" впечатлений не прибавил, однако наш проводник продолжал:
– В прошлом году на той шахте погибли люди, – он показал рукой в сторону юго-запада. – Там погиб хозяин шахты и его сын. Когда тела нашли, то долго не могли расцепить руки отца, который в последний момент обхватил своего несовершеннолетнего сына, пытаясь как-то защитить его от неминуемой гибели.

Путешествие к недрам земли

После недолгого экскурса в историю местной специфики угольных разработок мы отправились дальше – к действующей шахте, которая расположилась как раз на руинах старого цементного завода. На присутствие здесь людей указывал одиноко стоящий мотоцикл "Урал" и неаккуратно сложенный вокруг него примитивный инструмент. Вскоре показались и сами шахтеры. Их было двое. Появившись в прямом смысле слова из-под земли, они как бы обозначили место, где начинается спуск в рукотворный забой. Надо отметить, что ни враждебности, ни, тем более, приязни в их взгляде при встрече нам разглядеть так и не удалось. Сами шахтеры, хоть и согласились показать заезжим журналистам свое место работы, оставались немногословными.
– Сейчас мы не так много угля добываем, не сезон. Да и вход в шахту слегка обвалился, вот пришлось укреплять, – говорит один из них – старожил, родом из Токтогула, крупного райцентра в полсотни км отсюда.
Спуск в туннель действительно в некоторых местах был обложен мешками, да и стена у входа, где порода недавно осыпалась, давала представление о масштабах проделанной недавно работы этими уставшими людьми. Кстати, судя по рассказам местных нэпэошников, единственное развлечение в городе – "трава" и "зеленый змий".
Несмотря на увещевания провожатого, соблазн спуститься в забой оказался сильнее инстинкта самосохранения. Шахтеры любезно согласились нас сопроводить, в свою очередь еще раз предупредив, что это небезопасно.
Спуск в сердце шахты оказался сродни погружению. Стоит отметить, что если техника безопасности тут где-то и соблюдалась, то нам такие тонкие ее аспекты, наверное, было не осознать. Из снаряжения теперь уже сопровождавший нас шахтер имел только маленький тусклый фонарик, чей свет практически сразу же таял, уткнувшись в кромешную тьму пустоты, перемежающейся пластами "черного золота". Если к промышленной шахте без каски и близко не подойдешь, то в качестве шлемов на угольщиках были вязаные шапочки. Кирки и лопаты лежали в самом забое.
Первые пару шагов пришлось сделать, инстинктивно набрав воздух в грудь. То ли дышать становилось темно, то ли от осознания погружения в тесное пространство организм сам настраивался экономичнее расходовать кислород. Спуск на удивление оказался не слишком крутым, тем более, для удобства здесь были нагромождения из угольных камней и пыли – некое подобие ступеней. Через пару минут глаза стали привыкать к темноте, и лучик единственного фонарика стал отражаться в сколах каменноугольной породы. Метров пять в глубину узкий коридор подземелья вдруг разделился на два ствола, причем один из них казался более пологим, другой же продолжал вгрызаться глубже в толщу угольного пласта. Нам пояснили, что пласт небольшой и идет вглубь под углом.
Здесь же кое-где стали встречаться деревянные опоры, предназначенные, как и в промышленных шахтах, несколько увеличить безопасность прохода, но выглядевшие неубедительно.
Ощутив, что глубоко под землей все более чем серьезно, мы все же не сразу поспешили наверх, хотя животный ужас воздухом в поплавке старался вытолкнуть нас наружу. Пара ударов киркой в черную стену, улыбка шахтера сквозь мрак, и его ловкий удар, скалывающий целую глыбу, вернули в реальность. Слишком легко поддается пласт, слишком хрупкими выглядят стены, слишком много тонн породы, угля, песка, щебня над головой.
Выбравшись из забоя, почему-то вдруг чувствуешь эйфорию. То ли от воздуха, что вокруг, то ли от осознания, что ты только что вылез из пасти, готовой в любой момент тебя проглотить, похоронить, раздавить, разжевать острыми зубами крошащихся с гулом камней. А ведь эти люди каждый день без оглядки ныряют в свою неизвестность. Ради чего? Ради хлеба насущного. И это учитывая, что глубина шахты доходит до 30 метров. "Глубже уже нельзя, нужно воду откачивать, а это уже невыгодно", – сетуют углекопы. А ведь и на десяти метрах воздуха не хватает. В довесок к картине – завалившаяся метрах в пятнадцати шахта, где добыча велась в прошлом году.
– Сколько стоит мешок угля?
– 50 сом.
– А сколько отдаете хозяину?
– 10 сом.
В диалог вступает наш проводник:
– Здесь уголь продается действительно дешево, но в городе он уже стоит 150 – 200 сом. А в сезон – все 300. Мало кто может купить его прямо у шахты, тут тоже все не так просто.

Новая локация

Оставляя угольщиков, мы уже мчимся в другую сторону от Таш-Кумыра. Двадцать минут езды по не очень ровной дороге. Видимо, наш проводник решил показать нам все "прелести" сразу. Хотя не станем кривить душой, красные горы, с причудливой формы камнями, представляют собой неземные пейзажи. "Справа – гора "Крокодилка". Она и называется так потому, что земные плиты, столкнувшись между собой в этом месте, встали практически перпендикулярно горизонту", – комментирует наш провожатый. И правда, гора напоминает собой чешуйчатый хвост дракона. "Здесь мы находили много окаменелых останков древней флоры и фауны, а поискать, так это целый Клондайк для палеонтологов", – поясняет представитель местного общественного фонда Екатерина Сухорукова. "А вот наша местная саванна", – Суюн тычет пальцем в заграничный пейзаж, который можно увидеть только в американских вестернах.
– В Малисае раньше велась урановая добыча, а рядом с Таш-Кумыром остались хвостохранилища, – поясняет проводник. – Этот город остановился в развитии как минимум полвека назад… С этими "хвостами" на сегодняшний день возятся разве что международные доноры… Что-то пытаются сделать, предпринять…
За поселком, буквально выезжая за холм, вгрызаются в небо два бетонных столба, эдакие мини-копии башен-близнецов торгового центра в Нью-Йорке.
– Это и есть хвостохранилища, здесь и пахнет совсем по-другому. Когда-то они были по технологии забетонированы, укрыты алюминием, бронзой. Но местные жители все растащили на драгметаллы и стройматериалы. Сколько их ни предупреждали, сколько работы ни проводилось – все напрасно. Это сейчас уже вроде как и разбирать уже нечего, – поясняет странный вид развороченных бетонных конструкций Суюн Калилов.
Счетчиков Гейгера у нас с собой нет, а на глаз оценить степень опасности в отношении радиации очень сложно. Остается надеяться, что необогащенный уран, если находиться в зараженном районе недолго, много вреда причинить не должен. Больше смущают пасущиеся на неогороженной территории козы, чье молоко и мясо в скором времени будут есть местные жители.
Рядом с "хвостами" руины какого-то здания.
– Его тоже на кирпич разобрали почти, – сетует наш провожатый. – По рассказам старожилов, здесь в старое время был корпус областного психиатрического диспансера. Говорят, тут держали неизлечимых, обреченных душевнобольных, "стволов" на медицинском жаргоне, и изучали воздействие на них радиации.
Разум отказывается верить услышанному, тем более что проверить данную информацию нам вряд ли удастся. Однако желание покинуть этот неуютный мирок становится все навязчивее.

Эпилог

Действительно, в поиске самое страшное – это наткнуться на то, что на самом деле искал. И какой-то навязчивой становится мысль, что мы случайно очутились не в дружественной нам стране, с ее законами, порядками, проявлениями и применением власти, а в какой-то новой редакции популярной среди поклонников компьютерных игр вариации "S.T.A.L.K.E.R.". И люди здесь, и не только, чаще всего бывают погребены заживо не под толщей обвалившихся парод, а под нарастающими с каждым днем пластами человеческого безразличия, готового в погоне за деньгами похоронить целые поколения человеческих чаяний и надежд.

Вячеслав ЩЕКУНСКИХ, Сергей НАГОВИЦЫН, Алматы – Бишкек – Ош – Таш-Кумыр – Алматы

01.04.2010