Владимир Толоконников: В жизни, как и на сцене, важна степень заразительности и энергия мужчины, а н

ЛИТЕР-Неделя представляет "народное" интервью мобильного артиста

Заслуженный артист РК, лауреат Государственной премии России и независимой премии Клуба меценатов "Тарлан", кавалер орденов "Курмет" и Дружбы народов Владимир Толоконников похож скорее на ученого или врача, чем на человека театра.
Он напрочь лишен таких нередко свойственных людям его профессии качеств, как рисовка и самолюбование. Кажется, что он не способен не только кричать, но даже говорить на повышенных тонах. Хотя, наверное, ему иногда приходится быть жестким: без твердого характера актер вряд ли стал бы популярным. Завтра, 25 июня, у Владимира Алексеевича "некруглая" дата: любимому актеру исполняется шестьдесят семь…
Свет славы Шарикова из "Собачьего сердца" падает на Владимира Толоконникова более 20 лет. А между тем актеру свойственны творческая непредсказуемость и даже отвага. Более ста больших и маленьких ролей в кино, а в родном Государственном академическом русском театре драмы им. Лермонтова число ролей зашкаливает уже за триста.
Сейчас артист в роли Фирса в "Вишневом саде" Рубена Андриасяна выходит на сцену родного театра. Его герой, как известно, остался в поместье Раневской всеми забытый. Но чем более незабываем артист Толоконников в любой своей роли, тем сильнее предвкушение еще одной встречи с ним. Тем более в чеховской пьесе. К слову, этим новым спектаклем лермонтовцы закрывают свой 77-й сезон.
А его недавняя роль в картине "Исчезнувшие" также рифмуется с чеховской работой. И здесь сквозь киноповествование о трудностях военного времени прорываются одиночество, печаль мудреца, беспощадное и справедливое понятие о жизни. Так что и Фирс, при всей природной ироничности артиста Владимира Алексеевича, наверняка выжмет из зрительского глаза непрошеную слезу.
Новый проект Государственного академического русского театра драмы им. Лермонтова "Вишневый сад" в постановке Рубена Андриасяна чист и прозрачен, пропитан атмосферой понятной грусти и невнятной тоски по какой-то другой жизни, более совершенной, более состоявшейся. Новый спектакль лермонтовцев получился очень стильным, сдержанным и поднимающим целый пласт культуры в совершенно утраченном ныне понимании.
Удивительным образом на сцене и на экране герои Владимира Алексеевича берут редким по масштабам объемом человечности.
Актер музыкален необычайно. И дело не в том, что он отлично поет или играет на фортепиано. А в том, как изысканно и полифонично он выстраивает роли. Какие у него возникают созвучия голосов: смешит сквозь грусть, грустит сквозь смех, ерничает с мудростью философа, знающего цену реальной жизни.
Толоконников, как никто, умеет играть некую загадку души. Его несомненная характерность – особого рода. Она мягкая, невыпуклая, иронически-лиричная и снисходительная к людским слабостям.
Сколько молодых артистов подражали и продолжают подражать его манере! Но выходит чисто внешне, дальше – не идет. Дальше-то нужна личность, острая, неудобная, парадоксальная и бесконечно одаренная. Такое напрокат не возьмешь. С этим рождаются и живут в любой, даже самой маленькой эпизодической, роли.
И еще (и это малоизвестный факт творчества Владимира Алексеевича) он проводит великолепные творческие вечера. Два часа один со зрительным залом. Актеры знают, что на такое отважится не каждый. И такие вечера у Толоконникова беспрецедентны. Зрители задают на них множество вопросов. На одной из творческих встреч актера оказался наш корреспондент, который записал, так сказать, народное интервью с Владимиром Толокониковым.
ЛИТЕР-Неделя: Как вы заставили зрителя забыть, что вы не только Шариков?
В.Т.: О, опять собака! Жизнь, а особенно актерская, доказательство того, что ты что-то собой представляешь. Тем более в театре. Каждый вечер на сцене, где надо себя доказывать каждый раз. Поймите, что зритель тебе аплодирует не за вчерашние заслуги и не за завтрашние.
Сегодня ты хорошо работаешь, значит, ты – хороший артист, плохо – значит, плохой. Сцена – это лобное место, всегда надо быть в форме. Я играл сложнейшую с точки зрения психологии роль – Мольера в спектакле "Кабала святош". И что, я думал о Шарикове? Ложь! Я – Мольер на этот момент времени. Есть роли, к которым прирастаешь и прорастаешь душой.
ЛИТЕР-Неделя: Владимир Алексеевич, вас не угнетает необходимость следовать сегодняшним вкусам толпы?
В.Т.: Вспомним слова великого Томаса Манна, что только одному театру подвластно превратить толпу в народ. А с другой стороны, конечно же, тысячный зал не может быть заполнен только дегустаторами искусства. Простите, но есть и "нормальные" люди, которые любят посмеяться, отдохнуть, а не только пробовать на язык искусство. Нельзя же всех превратить в театральных эстетов.
ЛИТЕР-Неделя: Вы страдаете сценическим фанатизмом?
В.Т.: То, что я не могу без театра жить, – это правда. Смысл моей жизни в преобладающем давлении театра над всем. Конечно же, есть и другие очень важные для меня вещи: сыновья, жена, дом, друзья. Если мне предложат на выбор оставить семью, друзей и выбрать профессию, выберу не профессию, это однозначно. Я же нормальный человек, а вы мне – фанат. А вообще, я верю в судьбу. Считаю, что каждый человек имеет шанс в жизни. Другое дело, что можно этот шанс не разглядеть и пройти мимо.
ЛИТЕР-Неделя: Как складываются ваши отношения с вашей собственной внешностью?
В.Т.: Что такого в моей внешности? Я где-то к тридцати годам понял, что со своими сложными внешними данными могу позволить себе много из того, что не позволит себе красавец-актер. Поймите, на сцене важна не красота, а степень заразительности. Никто из артистов, которых я обожаю, не красив канонической красотой: Аль Пачино, Роберт де Ниро – люди какой-то странной, бесцветной внешности, но канонически красивый Ален Делон среди них теряется.
ЛИТЕР-Неделя: То есть в актерской среде красота не так важна, а вот в жизни?
В.Т.: Вы имеете в виду, интересен ли я женщинам? М-да. Я – уверенный в своих силах мужчина. Скажу прямо, что даже с такой внешностью я выиграю у ста красавцев. Если честно, в жизни, как и на сцене, важна степень заразительности и энергия мужчины, а не его красота.
ЛИТЕР-Неделя: У вас есть свой идеал женщины?
В.Т.: Да. Идеальной мне кажется та женщина, которую любишь.
ЛИТЕР-Неделя: Как вы играете любовь на сцене? Это производственная необходимость?
В.Т.: Одно дело – любовь в жизни, другое – на сцене. Когда выходишь на сцену, ты поднимаешься над жизнью на метр. Любовь на сцене и в жизни – это разные вещи. Квазимодо должен любить Эсмеральду, но не актрису Ирину Лебсак, которая ее играет. Если зритель на сцене увидит не любовь героев, а любовь актеров, будет чудовищная пошлость. Это все равно что в натюрморт вставить настоящую фаршированную утку.
ЛИТЕР-Неделя: Вы суеверный?
В.Т.: Как все артисты.
ЛИТЕР-Неделя: А сколько денег вам нужно для счастья?
В.Т.: Не деньгами измеряется счастье. Вообще-то мне мало надо.
ЛИТЕР-Неделя: На ваш взгляд, какой из человеческих пороков самый худший?
В.Т.: Зависть. Там, где зависть, там и предательство. Это я из своего жизненного опыта говорю.
ЛИТЕР-Неделя: У вас лично много недостатков?
В.Т.: Не считал, но думаю, что очень много. Со стороны виднее.
Я пытаюсь никого не обижать и не делать никому специально зла. Хотя бываю жесток со своими друзьями. Вспылю, а потом страдаю. И вообще, сколько помню себя, всегда страдал. Переживал за людей, мучился от собственной нереализованности в театре, страдал, когда читал Достоевского. Да мало ли от чего.
ЛИТЕР-Неделя: Вы ранимы?
В.Т.: Безумно. Я – открытый, как на ладони, скрывать мне нечего. Все мои ценности в голове.
ЛИТЕР-Неделя: Вы – звезда?
В.Т.: Я не знаю, что это такое. В Америке, наверное, почувствовал бы. Более того, я вам скажу, что это слово мы как-то затрепали – такое количество у нас звезд. Их должно быть десять на страну, а не пятьсот. Кометки, метеориты – это все нормально, но звезды-то, господа, – это очень далеко. Их не достать рукой, это миры другие.
ЛИТЕР-Неделя: Вы нищим в переходе подаете?
В.Т.: Не буду рисоваться – очень редко. Не из-за того, что жаден. Я вижу насквозь, кто действительно нуждается. А кто – попрошайка. Когда вижу, стоит старушка, которой жить не на что, если имеются деньги, то поделюсь. Почему-то сразу представляю свою маму. Жалко мне стариков.
Надо заставить платить им тех, кто это обязан делать. Надеюсь, когда-нибудь люди там, наверху, поймут, что их матери тоже могут однажды оказаться в переходе. Мы ведь все под одним Богом ходим.
ЛИТЕР-Неделя: Политикой не пробовали заниматься?
В.Т.: Я твердо убежден, что каждый должен заниматься своим делом. Своим искусством я пытаюсь приносить пользу стране и людям своей страны. Я – артист и этому учился. Представьте меня депутатом с моим, как вы говорите, неинтеллектуальным лицом…

Мира Мустафина,
24.06.2010