"New York Times": Бывший узник узбекских тюрем предлагает установить в них видеокамеры во избежание пыток

Переживший пытки узбек стремится бороться с ними негласно

Джермантаун, Теннесси. Санджар Умаров своим хриплым и слабым голосом описал свою продолжительную череду месяцев, проведенную в одиночном заключении в Узбекистане. По его словам, он должен был стоять в крошечной клетке, прислонившись спиной к стене. Он должен был сделать три коротких шага до тех пор, пока он не упрется в противоположную стену. Он должен был повернуться. Если бы он в дальнейшем сократил свой шаг, то он мог бы сделать четыре шага. Он должен был повторять все это в течение многих часов до истощения. Только после этого он мог бы отойти ко сну.
"Вам необходимо двигаться", сказал он. "Движение крайне важно. В противном случае Вы лишь сидите и лежите без движения. И через некоторое время Вы проиграете. Вы проиграете. Состояние Вашего духа зависит от Вашего здоровья".
54-летний физик Умаров - бизнесмен и лидер узбекского движения за реформы, которое было в основном подавлено - был арестован узбекскими властями в 2005 году и без промедления приговорен к 14 годам тюремного заключения по обвинениям, которые, по его словам, были сфабрикованы. Его амнистировали в конце прошлого года после того, как международная кампания объявила его политическим заключенным и Соединенные Штаты направили запросы президенту Узбекистана Исламу Каримову.
Со времени освобождения ему потребовался почти год, чтобы восстановить вес и возобновить свою жизнь, заодно обдумывая возможности своего возрождения, чтобы сыграть общественную роль, ведя разговор об Узбекистане - бывшей советской республике, которая расценивается правозащитными организациями в качестве одной из самых репрессивных стран в мире.
Будучи богатым человеком, Умаров долго содержал дома в столице Узбекистана Ташкенте и в Теннесси. В ходе своих первых интервью, данных на протяжении более двух дней на этой неделе в своем доме в пригороде Мемфиса, он начал свое возвращение. Если когда-либо и была узбекская личность, подготовленная к тому, чтобы подвергнуть критике авторитарное узбекское государство, то именно Умаров являлся такой персоной. Это было шансом. Но он не впал в озлобление, по крайней мере, не в таком явном виде. Он говорит, что не хочет выдвигать резких обвинений, даже если вполне возможно, что пришлось бы поднять его сорвавшийся голос.
Вместо этого он выбрал другую роль - свидетеля собственных пыток, того, кто выжил и предлагает сделать жестокость против заключенных в Узбекистане менее распространенной и дать возможность проявить хоть капельку достоинства правительству, которое хочет уважения.
Его рекомендация была простой. Узбекистан, по его словам, должен установить видеокамеры во всех своих тюрьмах. Во время своего лишения свободы Умаров содержался в ряде различных мест. Там, где были камеры, по его словам, его охранники никогда его не били. Иногда они даже вели себя благопристойно.
По мнению Умарова, пытки в узбекских тюрьмах, широко задокументированные правозащитными организациями, редко проводятся по приказу высших должностных лиц. По его предположению, они являются примитивным орудием в руках блюстителей порядка низкого и среднего ранга, стилем поведения некоторых следователей и охранников (и заключенных в их распоряжении) для того, чтобы добиться признания, запугать заключенных и иметь рычаги воздействия на толпу. Он не является апологетом для своей страны. Но он сказал, что хотел бы придерживаться фактов и описал пытки, с которыми он столкнулся персонально в качестве действий в меньшей степени государства, а в большей - его головорезов.
"Я не хочу сказать, что все охранники были плохими", сказал он. "Среди них часть хорошие, а часть - плохие и не прозрачные. Плохие используют в своих интересах свою должность. Если бы были видеокамеры в тюрьмах, то они, возможно, побоялись бы применить силу. Они были бы вежливыми".
Он позволил себе помечтать. Видеокамеры надо установить в коридорах, в укромных местах и там, где берут интервью. "Видеокамеры нужно установить повсюду", сказал он. "Как в магазинах "Wal-Mart"".
История Умарова, независимо от ее счастливого окончания для него и его семьи, является рассказом об опасностях проявления активности в постсоветском мире. В 2005 году он выступил против преследований людей после того, как был осуществлен побег из тюрьмы и состоялись демонстрации общественности в Андижане. Почти близко к тому, насколько это может быть определено в стране, которая заблокировала независимое расследование, сотни безоружных гражданских лиц были убиты в тот день от оружейного огня со стороны правительственных войск.
Несколько месяцев спустя Умаров и основанное им движение "Солнечный Узбекистан" призвали к ответственности, реформам и открытому диалогу между узбекским государством и населением. В анонимных статьях, опубликованных в узбекской прессе, его заклеймили как революционера. По неписаным правилам политики полицейского государства это было плохим знаком. Это указывало на то, что произошло после этого.
В ту осень его арестовали и увезли в автомобиле без номеров. Его выволокли, избили, обвинили в руководстве восстанием в Андижане и финансовых преступлениях. К 2006 году он был признан виновным и отправлен в тюремную колонию в Кызыл-Тепе. Там ему приказали работать на кирпичном заводе. Его здоровье ухудшилось. В конце 2008 года, когда его жене Индире разрешили навестить его впервые за три года, он был ослабевшим и немытым человеком с безумным взором, тело которого было покрыто шрамами. Он с трудом узнал ее.
Его жена является американской гражданкой. Она обратилась к послам западных стран в Ташкенте. Ричард Б. Норланд, в то время являвшийся американским послом, написал письмо президенту Каримову, прося амнистию по гуманитарным причинам и подчеркивая американскую связь в данном случае. В конце 2009 года, после нескольких месяцев лечения в тюремной больнице, Умарова внезапно освободили.
До вмешательства, как сказал Умаров, его подвергли пыткам 10 или 12 раз. В своих рассказах он описывает знакомое, недостойное поведение, присущее некоторым из самых мрачных тюрем в мире. Охранники били его по голове и по подошвам его ног. Ему вводили внутривенно или заставляли глотать наркотики, которые сковывали его действия или иногда лишали движения. Летом его держали в некоторые дни в комнате без крыши, без воды под солнцем пустыни. Однажды зимой, в качестве наказания, его заперли с другими заключенными в комнате без подогрева или без теплой одежды. Заключенные несколько дней сбивались в кучу, чтобы бороться с переохлаждением. Однажды, как он сказал, охранники прижали его к койке и один из его больших пальцев был согнут назад и вывихнут. Он душили его до тех пор, пока его голосовые связки не оказались поврежденными.
Перед его освобождением он провел почти половину своего четырехлетнего срока в заключении в одиночной камере, без движения, человеческих контактов или какого-либо влияния. Он вспоминает изнуряющую пустоту. "Тишина", сказал он с промедлением. "Тишина. Тишина. Никакого радио. Никакого чтения. Никаких писем. Ничего. В окно вделано четыре ряда решеток. Вы не можете видеть небо. Ничего. Один день. Два дня. Три дня. Четыре дня. Пять дней. Тишина", сказал он. "И ничего больше. Однажды Вы слышите щебет птицы. Это представляет собой нечто. Вы слышите птичье щебетание".
В его глазах сформировалось небольшое косоглазие. Появилась слабая улыбка. Недисциплинированная охрана, вполне возможно, допускает ошибку, случайно вызывая воспоминания о человеческой жизни. "Иногда охрана слушает радио", сказал он. Из глубины коридора, с расстояния, слышатся сигналы. "Вы слышите песню. Это является чем-то особым. Вы очень счастливы".
Теперь его жизнь стала другой. За ужином в среду его жена рассказала о его новой любви. "Мороженое!" объявила она. "Мороженое. Теперь, когда он дома, он ест так много мороженого. Я говорю ему: "Санджар, ты не должен есть так много мороженого"". Умаров улыбнулся виновато.
После ужина, на ступеньках у входа в свой дом, он предложил, чтобы его амнистия рассматривалась в меньшей степени как личная история, чем свидетельство того, что, возможно, у Узбекистана есть шанс продвинуться в сторону чего-то более обнадеживающего, чем то, что существует в реальности. "Мой случай и то, что меня освободили, вполне возможно, является хорошим признаком", сказал он. Он напомнил о своем предложении еще раз. "Видеокамеры", сказал он. "Они были бы также хорошим шагом вперед".

C. Чиверс
"New Yopk Times", 24 сентября 2010 года
Перевод – "Zpress.kg-UVU"
Дата создания: 27.09.10