История князя Игоря
К 825-летию событий, легших в основу "Слова о полку Игореве"

Сразу скажу – про необычайную и по-своему драматичную судьбу вышеназванного литературного произведения, а также его исследования, версии авторства и т.д. здесь, похоже, не будет ни слова – ибо, во-первых, эта тема достойна отдельной статьи, во-вторых же – лежит сильно в стороне от собственно исторических штудий.

Вместо же этого позволю себе здесь несколько замечаний о том, что послужило материалом для "Слова…" или, иначе формулируя, о его исторической основе.

Главный герой

Происхождение князя Игоря Святославовича Новгород-Северского (1151-1202), наверное, стоит описывать в две итерации. Во-первых, он был правнуком Великого князя киевского Святослава Ярославича, родоначальника одного из двух крупнейших "генеалогических кустов" рюриковичей, давшему династии рязанско-муромских и черниговских князей (наряду с потомками его брата Всеволода Ярославича, к которым восходят князья владимиро-суздальского северо-востока, смоленские и галицкие князья). Во-вторых же, дедом князя Игоря был Олег Святославович "Гориславич" – родоначальник "Ольговичей", династии князей, правивших Черниговской землей и, в частности, северскими городами: Переяславлем, Новгородом-Северским, Путивлем и т.д. Другому известному представителю Ольговичей – Михаилу Черниговскому – наш князь Игорь приходится двоюродным братом деда. И, соответственно, двоюродным братом прадеда – Василию Всеволодовичу Козельскому, возглавлявшему героическую оборону своего городка от татар и погибшему в мае 1238 г. Еще большее сужение точки зрения на генеалогическое древо рюриковичей позвляет отнести Игоря к северским князьям непосредственно, что имеет определенный смысл, хотя в конце своей жизни, с 1198 по 1202 гг. он даже сумел овладеть черниговским столом.

Как известно, в ту эпоху, т.е. с середины двенадцатого века и вплоть до Батыева нашествия, русские князья весьма интенсивно, можно даже сказать – увлеченно воевали друг с другом, заключали союзы и их нарушали, переходили от одних союзников к другим и т.д. В этих усобицах активно участвовали и соседи – половцы, торки, поляки, венгры. В принципе, все Рюриковичи отметились в этой увлекательной деятельности не по-детски – однако и на общем фоне те или иные из них имели определенную специфическую репутацию. Так, все Ольговичи славились "реактивностью" – привычкой немедленно отвечать на вызов, что далеко не всегда являлось политически оптимальной линией поведения. Что же до северских князей – то у них вообще была, по русским меркам, довольно низкая репутация. Показательна в этом смысле история сыновей князя Игоря – Романа, Святослава и Ростислава. В 1206 г. они, вместе с еще одним братом – Владимиром, силой захватили оставшееся без князя (после смерти Романа Мстиславовича) богатое Галицко-Волынское княжество. Вскоре, однако, они перессорились, запутались в отношениях с венгерским королем и умудрились восстановить против себя городскую верхушку Галича – ту, которая и была инициатором их вокняжения. Разрешить конфликт Игоревичи попытались через репрессии, устроив в 1211 г. массовую казнь своих оппонентов и конфисковав их имущество. Кончилось же все тем, что когда венгерский король сверг Игоревичей и власть в городе перешла к малолетнему Даниилу (будущему знаменитому Даниилу Галицкому), галичане выкупили пленных сыновей новгород-северского князя и публично повесили их у себя в городе. Это, похоже, единственный зафиксированный летописями подобный случай в истории средневековой Руси – когда горожане публично расправляются разом с несколькими Рюриковичами, – до такого надо было, как говорится, дорасти!

Как бы то ни было, еще очень молодым – в 1169 г. – Игорь Святославович участвовал в походе одиннадцати русских князей на Киев: одной из самых масштабных операций Андрея Боголюбского, сумевшего сколотить коалицию из суздальско-смоленско-половецких дружин и взявшего город штурмом 12 марта после трехдневной осады. Впервые в своей истории русские люди два дня грабили Киев на всю катушку, убивали и насиловали его жителей, жгли церкви, растаскивая драгоценную утварь… Столь же активно участвовал он и в крупнейшей в двенадцатом веке общерусской усобице 1194-1196 г.г., в ходе которой коалиции князей разделились почти строго в соответствии со своим происхождением от упомянутых сыновей Ярослава Мудрого – Святославичи против Всеволодовичей и примкнувших к ним прочих… В общем, наш герой был достаточно заурядным русским князем "второго ряда" двенадцатого века – и в смысле своей знатности и в смысле своих дарований.

Русские и половцы

Половецкие племена ко времени князя Игоря были соседями русских земель уже более века. Наше традиционное восприятие, подпитываемое, в частности, и патриотическим пафосом "Слова…", рисует эти народы как смертельного врага Руси, чуждого ей культурно и мечтающего о ее уничтожении. Чуть более пристальный взгляд на вещи, однако, рисует несколько иную картину русско-половецких отношений. И если совместный поход тех и других против монголов 1223 г., окончившийся катастрофой на реке Калке, еще можно списать на чрезвычайность монгольской опасности, то как сочетается названная смертельная вражда с интенсивными династическими связями? На половчанке был, как известно, женат Юрий Долгорукий, да и сам Игорь Святославович был в значительной степени половецких кровей – пять поколений его предков подряд брали себе жен из дочерей половецких ханов. А отец хана Кончака, согласно записи из Ипатьевской летописи, напротив, воспитывался на Руси и без большой охоты затем возвратился в Степь.

Вообще же, сами половцы тогда вовсе не представляли собой нечто единое – они были разобщены едва ли не в большей степени, чем русские князья: отдельные ханы самостоятельно заключали союзы с одними русскими князьями для борьбы с другими, у которых, в свою очередь, тоже были порой союзные половцы. Никаких серьезных завоевательных планов (отличных от грабительских экспедиций) на Руси половцы не имели и не могли иметь, серьезными военными технологиями, позволявшими брать штурмом укрепленные города, не располагали и, напротив, довольно успешно поддерживали с Русью систематические торговые отношения (поставляли коней, покупая предметы обихода своей верхушки, и зарабатывали на обеспечении купеческого транзита через свои степи).

Проще говоря, в конце двенадцатого века граничащие с Русью союзы половецких племен представляли в политическом смысле часть единой системы с русскими княжествами, находясь при этом под сильнейшим культурным влиянием Руси – особенно сильно этому влиянию, как водится, была подвержена половецкая знать. Можно предположить, что не случись затем Батыева нашествия – эти половцы с высокой вероятностью постепенно ассимилировались бы русскими, приняли бы христианство и вошли в состав единой политической единицы. Примерно, как это произошло со многими угро-финскими народами, населявшими русские равнины. В связи со всем этим удивителен не только патриотический, вполне в понимании ХVII-ХХ веков, пафос "Слова…", удивлявший всех, от классиков марксизма до современных историков, но и сама событийная канва, отраженная в "Слове…" и двух независимых от него летописных заметках о походе 1185 г. Вот, например, что писал исследовавший ее досконально Б. Рыбаков:

"Прибыв к окруженному стану Игоря, Кончак был, ско­рее, зрителем, чем предводителем разгрома.

Ни в летописи, ни в "Слове" ничего не говорится не только о главенствующей роли Кончака в этом разгроме, но даже имя его ни разу не упоминается при описании хода битвы...

Кончак выступает как повелитель лишь после окончания битвы и направляет свои войска не на земли Игоря, а на Переяславль, на город врага Игоря, князя Владимира Глебовича, с которым Игорь воевал в прошлом году.

Может показаться, что часто повторяемые мною сведения о союзнических отношениях Кончака и Игоря теряют силу при сопоставлении с рассказом о разгроме Игоря у Каялы. Однако следует учесть, что в той ситуации, когда половцы Поморья, Предкавказья и Волгодонья, проскакавшие по 200-400 километров и окружившие (без ведома Кончака) русский стан близ Сюурлия и Каялы, уже ощущали этот неукрепленный, оторванный от мира стан своей законной добычей (ведь в стане Игоря были и половецкие пленницы, и половецкое золото). В такой ситуации Кончак не мог приостановить, даже если бы и хотел, естественной, с точки зрения половцев, расправы. [...>

Если подытожить признаки дружественных отношений в 1185 г. между Кончаком и Игорем, то мы получим следующее.

Игорь не нападал на юрт Кончака. Кончак не организовывал окружения Игоря.

Кончак прибыл к Каяле одним из последних, когда рус­кий лагерь был уже обложен.

На поле битвы Кончак "поручился" за плененного тарголовцами Игоря (выкупил его?), как за своего свата, отца жениха Кончаковны.

После победы над северскими полками Кончак отказался участвовать в разгроме обезоруженного Северского княжества.

Кончак предоставил Игорю вольготную и комфортабельную жизнь в плену. После побега Игоря из плена Кончак отказался расстрелять его сына как заложника. Уговор о женитьбе Владимира Игоревича на Кончаковне воплотился в жизнь; у Игоря и Кончака к 1187 г. появился общий внук. Вероятно, для этой свадьбы и предварительного крещения язычницы Кончаковны и понадобился Игорю-пленнику священник с причтом".

Таким образом, поход Северских князей в половецкие степи 1185 года был чем угодно, но только не попыткой обезопасить русские земли от половецкой угрозы. Всего вернее, разыгрывалась какая-то сложная, с большим числом игроков, военно-политическая комбинация, смысл которой от нас сегодня скрыт, но в ходе которой импульсивные Ольговичи наломали дров – вынудив своих союзников придти к ним на выручку.

Лев Усыкин
7.10.2010