"Guardian": Нобелевский лауреат Памук об интеграции Турции в Европу

Порча европейской мечты Турции

В первой публикации из серии "Моя Европа", в которой авторы касаются проблем, выходящих за пределы финансового кризиса, Орхан Памук сокрушается по поводу растущей бессердечности по отношению к мигрантам и меньшинствам.

В школьных учебниках, которые я читал будучи ребенком в 1950-х и 1960-х годах, Европа была розовой землей из легенды. Наряду с созданием своей новой республики из руин Османской империи, которая была сокрушена и распалась на части во время первой мировой войны, Мустафа Кемаль Ататюрк в действительности вел борьбу против греческой армии, но с поддержкой своей собственной армии он позже осуществил массу социальных и культурных реформ с целью модернизации, которые были не анти-, а прозападными. Все это должно было узаконить эти реформы, которые помогли усилить новые элиты нового турецкого государства (и стали предметом непрекращающихся дебатов в Турции за последующие 80 лет), которые нас призывали поддерживать и даже подражать бледно-розовой – оксиденталистской – европейской мечте.

Насколько школьные учебники моего детства являлись текстами, разработанными для того, чтобы учить нас, почему должна была быть проведена граница между государством и религией, почему необходимо было закрыть приюты дервишей, или почему мы должны были отказаться от арабского алфавита в пользу латиницы, настолько же они были также переполнены вопросами, которые были нацелены на открытие тайны великой мощи и успеха Европы. "Опишите каковы были цели и результаты Ренессанса", учитель истории в средней школы задавал бы вопрос на своем экзамене. "Если бы оказалось, что мы сидели бы на таком же большом количестве нефти как арабы, тогда были бы мы столь же богатыми и современными как европейцы?", задавали бы вопросы мои более наивные одноклассники в лицее. На моем первом году в университете, всякий раз, когда мои одноклассники сталкивались с такого рода вопросами в аудитории, то они приходили в беспокойство оттого, почему "у нас никогда не было эпохи просвещения".

Арабский мыслитель 14-ого столетия Ибн Халдун сказал о том, что исчезающие цивилизации продолжали следовать по этому пути через подражание своим победителям. Поскольку никогда не было такого момента времени, когда турки оказались бы колонизированными мировой державой, то "поклонение Европе" или "подражание западу" никогда не несло в себе ругательного, оскорбительного подтекста, описанного Францем Фаноном, ВС Найпаулом, или Эдвардом Саидом; смотреть на Европу рассматривалось в качестве исторического императива или даже технического вопроса адаптации.

Но эта мечта о бледно-розовой Европе, когда-то являвшаяся настолько сильной, что даже наши наиболее антизападные мыслители и политические деятели тайно поверили в это, в настоящее время улетучилась. Это, может быть, потому что Турция не является больше столь же бедной, какой она была когда-то. Или она вполне может стать таковой потому, что она является уже не крестьянским обществом под управлением своей армии, а динамической страной с сильным гражданским обществом. И в последние годы, конечно же, имело место замедление переговоров между Турцией и Европейским союзом, когда в поле зрения не было видно никакого решения. Ни в Европе, ни в Турции не существует реалистической надежды на то, что Турция присоединится к Европе в ближайшем будущем. Признаться потеря этой надежды было бы в такой же степени сокрушающим, как и видеть то, что отношениям с Европой приходит конец, поэтому, ни у кого не хватает решимости даже на то, чтобы произнести эти слова.

То, что Турция и другие незападные страны разочарованы в Европе, представляет собой нечто, что я знаю из своих собственных путешествий и бесед. Главной причиной напряженности в отношениях между Турцией и ЕС был наверняка союз, образованный сектором турецкой армии и ведущих медиа-групп с националистическими политическими партиями и их успешная кампания по тому, чтобы саботировать переговоры. Та же самая инициатива привела к судебным преследованиям, предпринятым против меня и многих писателей, покушениям на других и убийствам миссионеров и христианских клерикалов. Существуют также эмоциональные отклики, чье великое значение может лучше всего объясняться, если взять Францию в качестве примера: за прошлое столетие поколения турецкой элиты одно за другим искренне выбирали Францию в качестве своей модели, заимствуя ее понимание светской природы общества и следуя ее примеру в образовании, литературе и искусстве.., вследствие чего видеть Францию как появляющуюся за прошлые пять лет в качестве страны больше всех с пеной у рта выступающей против идеи принятия Турцию в Европу, было чрезвычайно душераздирающим и разочаровывающим. Вместе с тем, именно причастность Европы к развязыванию войны в Ираке вызвала самое острое разочарование в незападных странах, а в Турции чувства реального гнева. Мир наблюдал за тем, как Европа оказалась обманом втянута Бушем в эту незаконную и жестокую войну, наряду с демонстрацией крайней готовности к тому, чтобы оказаться обманутой.
Когда смотришь на пейзаж Европы от Стамбула или поодаль, то первое, что видится каждому, состоит в том, что Европа (как и Европейский союз) приходит в замешательство от своих внутренних проблем. Ясно, что у народов Европы есть намного меньше опыта, чем у американцев, когда дело доходит до проживания с теми, чьи религия, цвет кожи, или культурная идентичность отличаются от их собственных и что у них душа не лежит к перспективе: это сопротивление делает внутренние проблемы Европы еще более неразрешимыми. Недавние обсуждения в Германии по поводу интеграции и мультикультурализма являются показательным примером.
По мере того, как экономический кризис углубляется и распространяется, Европа вполне может, обращаясь к самой себе, отложить на время свою борьбу по тому, чтобы сохранить "буржуа" во флоберовском понимании смысла этого слова, но это не решит проблему. Когда я смотрю на Стамбул, который становится чуть более сложным и космополитическим с каждым проходящим годом, и который теперь привлекает к себе иммигрантов со всех территорий от Азии и Африки, то я не испытываю никаких проблем для того, чтобы прийти к следующему выводу: бедные, безработные и незащищенные из Азии и Африки - те, кто ищет новые места для того, чтобы жить и работать, не могут удерживаться вне пределов Европы до неопределенности. Более высокие стены, более жесткие визовые ограничения и суда, патрулирующие границы во все растущем количестве, лишь только отодвигают судный день. Хуже всего то, что политика, направленная против иммиграции и предубеждения уже разрушают основные ценности, которые сделали Европу таковой, какой она была.
В турецких учебниках во время моего детства не было обсуждения демократии или прав женщин, но на пачках сигарет Gauloises, которые курили французские интеллектуалы и художники (или поступали таким образом, как мы думали), были напечатаны слова "liberté, égalité, fraternité" и они были в большом распространении. "Fraternité" доходит до того, чтобы обозначать дух солидарности и сопротивления, поддерживаемые движениями левых. Но проявление черствости по отношению к страданиям иммигрантов и меньшинств, и подвергание суровым наказаниям азиатов, африканцев и мусульман, в настоящее время живущих в трудных условиях в периферийных местах Европы – даже выставление их единственно ответственными за свои же проблемы – не является свидетельством "братства".
Можно понять, насколько Европа вполне возможно страдает от беспокойства и даже испытывает панику по мере того, как она стремится сохранить свои великие культурные традиции, прибыль от богатств, на которые она зарится в незападном мире и сохранить преимущества, полученные за столь многие столетия классового конфликта, колониализма и междоусобной войны. Но если она вознамерена защитить себя, то было бы лучше для Европы обратиться вовнутрь, или же она должна, скорее всего, помнить о своих фундаментальных ценностях, которые когда-то превратили ее в центр притяжения для всех интеллектуалов мира?

Орхан Памук в Стамбуле,
"Гардиан",
23 декабря 2010 года,
Перевод – Zpress.kg-UVU