Чокан Валиханов: Жизнь под прикрытием?
Андрей Михайлов, Алматы

Часть IV.

Последняя тайна*

* Окончание. Части I, II, III см. в "Известиях-Казахстан" № 227, 240 и 245 от 3, 22 и 29 декабря 2010 года
Валиханов скончался 10 апреля 1865 года у подножия Алтынэмельского хребта в ауле своего родственника по линии жены султана Тезека. Умер Чокан на пороге своего 30-летия, на самой границе двух империй, сыгравших огромную роль в его жизни – Российской и Цинской. И смерть его сразу обросла слухами и породила множество вопросов. Так бывает, когда умирает молодой энергичный человек, пусть даже тяжело болевший. Тем более когда речь идет о такой таинственной и харизматичной личности, какой был в глазах современников Чокан Валиханов.

Огонь, вода и медные трубы генерала Черняева

Почему всеми оставленный, он, офицер царской армии, тихо угас в глухом ауле? Отчего не в Омске с его военно-медицинскими заведениями и даже не в Капале, где в ту пору были грамотные доктора, а в степи у Алтынэмеля? Правда ли, что он дезертировал из действующей армии генерала Черняева, якобы не согласившись с методами ведения войны? Какова роль султана Тезека, который оставил смертельно больного Чокана и откочевал куда-то в сторону Чилика? Насколько обоснованы слухи о том, что султан, кстати, полковник царской армии, "помог" Валиханову расстаться с жизнью?
Вопросы, возникшие более века назад, не обрели ответов доселе. Но их поиски, несмотря даже на тщетность, позволяют приоткрыть завесу над последним и самым загадочным периодом жизни Валиханова. Вглядимся в те годы пристальнее.
Валиханов – Достоевскому из Кокчетава, октябрь 1862 года: "Вероятно, ты думаешь бог знает что обо мне. Не умер ли? Не болен ли? Я между тем жив, хотя чувствую себя очень плохо как физически, так и нравственно… Согласился быть выбранным в старшие султаны Атбасарского округа, но выбор не обошелся без разных чиновничьих штук… Пожалуйста, посоветуй, что делать. Просить удовлетворения – по-моему, то же самое, что просить конституции: посадят да потом к Макару на пастбище пошлют".
Как известно, попытка Валиханова стать депутатом провалилась. Его кандидатура не была утверждена губернатором фон Фридрихсом. Губернатора можно понять – лишняя головная боль от авторитетной, думающей личности ему была вовсе ни к чему. На выборах победил тот, кто набрал меньше голосов, но затратил больше денег.
Из воспоминаний земляка и приятеля Чокана Валиханова, выпускника Омского кадетского корпуса, после взятия русской армией Ташкента – адъютанта генерал-губернатора Кауфмана, автора трудов по истории туркменских племен Ишмурата Ибрагимова: "В услужении матери Чокана была жена тюленгута, а муж этой женщины бедный, построил в конце аула кибитку и жил там… Вот эта служанка начала по утрам приносить в чашке, налитой самой султаншей, кумыс Чокану… Чокан мало-помалу влюбился в эту служанку… Умная мать очень скоро заметила, … тут началось у них охлаждение… Отец и мать не на шутку рассердились на Чокана … и велели объявить, что женщины этой нет, и он более ее не увидит… Чокан объявил, что он не отпустит ее, разведет и женится на ней сам при всех… Он действительно скоро уехал в Кокчетав. Женщина эта жила некоторое время в его доме, спала с ним в одной комнате, но потом Чокан остался почему-то ею недоволен, и она уехала в аул его отца".
Из письма поэта Аполлона Майкова из Петербурга Валиханову, февраль 1963 года: "Чтобы Вам быть полезным для своего народа – извините, у Вас к тому вряд ли есть способности, а именно Вы слишком образованы и учены для своей среды, а кроме того, совсем непрактичны. Последнее – главное. Ведь среда заест, а Вы едва ли будете на кого-нибудь иметь влияние. Лучшее, что можете сделать, – это хлопотать об учреждении гимназии в степи… Вообще, по всем моим соображениям, Вы должны быть здесь… Вы уж, как не вертитесь, принадлежите Европе. Совмещая в себе цвет европейской образованности и науки с ученостью Востока, Вы должны Европу знакомить с Азией, а для Азии ничего не сделаете, разумеется, покамест. А звено между Азией и Европой – Россия".
Из письма Чокана из Омска знатоку казахской Степи Карлу Гутковскому, преподававшему Валиханову в Омском кадетском корпусе географию и принимавшему участие в организации его кашгарской миссии, март 1864 года: "Здоровье мое зимой было не совсем хорошо, теперь опять поправился. Вел себя, признаться, не совсем хорошо: играл в карты, таскался по клубам и шампанское начал пить. В четыре месяца проиграл около трех тысяч и теперь бросил, потому что нет денег, а просить у отца совестно… Завтра мы выезжаем: я в Аулие-Ата, чтобы пожинать победоносные лавры, а Муса к себе в Баян-аул… Еду я, признаться, для того, чтобы получить чин. Черняев, кажется, человек хороший, и чина, может, не пожалеет".
Из воспоминаний знаменитого исследователя Центральной Азии, однокашника Валиханова по Омскому кадетскому корпусу Григория Потанина: "Целый месяц ехали через город участники Ташкентского похода. Кроме инженеров, саперов и офицеров Генерального штаба вслед за Черняевым ехали ученые и в другом отношении интересные люди. В Семипалатинске шутили: "Точно экспедиция Наполеона в Египет…Черняев пригласил и Чокана. Но он проехал через Семипалатинск позже, когда мы со Струве были уже на Тарбагатае. Так я больше Чокана уже не видел. При взятии Аулие-Ата зверства русских войск над единоверцами Чокана… огорчили его. Он увидел, что не может более участвовать в походе, разошелся с Черняевым и уехал в Верный".
Из воспоминаний Ибрагимова: "После этого Чокан уехал в Большую орду, там женился на сестре полковника Тезека и умер в его ауле в 1865 году. Его овдовевшая жена была потом увезена братом его Якубом, который и женился на ней по киргизскому обычаю. Она была некрасивая, но умная женщина".

Вольный штабс-ротмистр
Вкратце хронология последних лет Валиханова получается такой. Неудачная попытка начать политическую карьеру. Публичная, а потому всеми порицаемая страсть к чужой жене. Нелепое для такой личности, как Чокан, времяпровождение в Омске за картами, шампанским и пр. Неудачное участие в ташкентском походе генерала Черняева. Скоропалительная женитьба на сестре султана Тезека и смерть в глухом ауле в одиночестве и вдалеке от родных мест. За кадром остались труды, кстати сказать, куда менее обильные, нежели написанные в предыдущие годы, споры с омскими властями по поводу разрабатываемой для Степи судебной реформы и… неужели все?
Трудно понять статус Валиханова в те годы. С одной стороны, он вполне свободен, волен в выборе поприща и независим в суждениях. С другой, – остается на военной службе государя. Состоит, правда, не при штабе и не при армии, а в штате азиатского департамента МИД. Но МИД находится в столице, а Валиханов – то в аулах родственников, то в Кокчетаве, то в Омске. Причем в Омске он – явно нежеланная персона, не то что во времена прежнего губернатора Гасфорда, а напротив – незваный гость, которого новое руководство недолюбливает. Такое ощущение, что на экзотичного азиата в мундире штаб-ротмистра в те годы попросту махнули рукой.
Или… Или была еще какая-то тайная составляющая его жизни, о которой знали лишь избранные и которая была стерта сразу после смерти Валиханова?
Любопытно официальное объяснение убытия Чокана в родные края из промозглого Петербурга: он уехал в Степь "для поправки здоровья". Но при этом "бюллетень" Валиханова растянулся почти на пять лет, а в отставку его отправлять никто не собирался. Причем незадолго до смерти его перевели из штата МИД в… армейскую кавалерию! Впечатление такое, что все эти разговоры о плохом здоровье – вообще-то вновь лишь прикрытие. Но прикрытие чего?

Почему он не дошел до Ташкента?
Чего стоит его странный вояж с полковником Черняевым к стенам Ташкента "за чином". На середине пути подчиненный вдруг "разошелся во мнении на методы ведения войны" с командиром и… оставил армию. За это полагался трибунал, а в адрес штабс-ротмистра не последовало даже нареканий. Сам Валиханов о причинах своего отъезда из армии нигде не распространяется. А мы знаем об этом в основном со слов Потанина, не только превосходного исследователя-путешественника, но также известного бузотера и вольнодумца. Примечательно, что сам Потанин в походе на Ташкент участия не принимал и с Валихановым больше не виделся.
Что касается Черняева, то, понятно, настоящая война – не "историческая реконструкция", где стреляют холостыми патронами, рубятся деревянными саблями и умирают понарошку. Но Черняев не был ни истовым служакой, ни жестоким изувером. Напротив, даже демократичный энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона дает этому неординарному генералу такую характеристику: "Черняев сумел обрести доверие и уважение туземцев не только своей личной неустрашимостью, но и другими качествами, наиболее ценимыми в представителе власти в Азии: доступностью для всех, прямодушием, искренним вниманием к нуждам каждого, отсутствием рутины и формализма, спокойной находчивостью и решимостью в трудные моменты. Его инстинктивное понимание азиатской народной психологии помогало ему завоевывать сердца без всяких усилий: на другой же день после взятия Ташкента он объехал город в сопровождении лишь двух казаков, а вечером отправился в туземную баню, как будто находился среди мирных соотечественников…".
А вот колоритная личность Потанина до сих пор изучена поверхностно и осознана слабо. Достаточно сказать, что знаменитый исследователь, прежде чем стать таковым, отмотал срок за… сепаратизм. Конкретно – за призыв к отделению Сибири от России! А до этого как смутьян был исключен из Петербургского университета. И все потому, что в юности начитался журнала "Современник" и проникся "передовыми идеями" демократов. Так что он мог написать и так, как велели его тогдашние воззрения.
В этом свете отъезд штабс-ротмистра из действующей армии предстает несколько иначе, чем принято в биографической литературе. Причиной вполне могло быть лишь такое дело, которое по своей важности перевешивало важность ташкентского похода.

А вас, Валиханов, я попрошу остаться
Восточный Туркестан тех лет – арена перманентных кровавых событий. Смуты хаджей в Кашгарии, дунганские восстания, появление более-менее оформленного государства Якуб-бека – это и многое другое ослабляло и без того неустойчивую китайскую власть в западной провинции Поднебесной. Илийский край, до поры до времени остававшийся оплотом Цинской империи на западе, в 1864 году также стал суверенным Таранчинским султанатом. По местной традиции, перерезав не успевших сбежать или спрятаться китайцев, новые власти тут же погрязли в междоусобной борьбе за власть.
Но если ранее Россия относилась к подобным переменам на западе Китая лишь как к досадным мелочам, то теперь, когда ее граница вплотную подошла к этому беспокойному региону, отношение изменилось. Тем более что сами китайские власти в Кульдже стали усматривать в России партнера в борьбе с мусульманами. И даже обратились к генералу Колпаковскому с просьбой посодействовать в усмирении инсургентов в Илийском крае.
События здесь начались в 1864 году. Именно в то время Валиханов срочно прервал свою командировку в Ташкент и приехал в аул Тезека – бравого султана Старшего жуза и полковника царской армии. Аул находился у подножия хребта Алтынэмель, а сразу за ним в те годы начинался Китай, та самая территория самопровозглашенного султаната.
Случайна ли эта внезапная смена планов Чокана? Вряд ли. Вырисовывается очередная миссия, выполнение которой было возложено на Валиханова. О ее характере красноречиво свидетельствуют некоторые выдержки из частных писем той поры от Валиханова Колпаковскому. Официальные донесения, если и сохранились они где-то в недрах военного ведомства и МИД, то о них до сих пор ничего не известно.
"Положение Кульджи крайне плачевное. Последнее столкновение с инсургентами было 8 дней тому назад…" "Спешу сообщить Вам некоторые подробности последних схваток маньчжуров с дунганами…" "Если китайцам будет дана помощь, то с известием об этом в Кульджу, надеюсь, ваше превосходительство, пошлете меня…" "Я могу и теперь сказать, что известие о 12 тысячах кашгарцах, прошедших через Музарт есть киргизская утка…".
"Предложение Ваше состоять при Вашем распоряжении я принимаю с полным удовольствием…" Эта выдержка – из послания от 19 февраля 1865 года, последнего письма Валиханова. Скоро его не стало.

"Мы вышли из экипажа и пошли к его могиле…"
На мой взгляд, есть достаточные основания предположить, что последние годы Валиханова были вновь подчинены неофициальной логике, ускользнувшей от его биографов. Думается, и его заключительный период жизни был обусловлен положением военного разведчика и аналитика. А все остальное – труды, увлечения и шалости – было лишь талантливым прикрытием одаренной натуры. И умер он вовсе не дезертиром, как хотят представить некоторые авторы, а действующим и ценным для России агентом, готовящим очередную операцию. Может быть, и его непонятная женитьба на сестре Тезека – всего лишь элемент прикрытия, такой же, как временный брачный союз в Кашгаре.
Кстати, обоснованность алтынэмельской миссии Валиханова косвенно подтверждает успешная операция Колпаковского, занявшего Илийский край и Кульджу в 1871 году. Спустя десять лет, правда, земли эти были возвращены Китаю. Но не все. Граница отодвинулась от Алтынэмеля до Хоргоса. А в пределах Российской империи осталось несколько десятков тысяч дунган и уйгуров, потомки которых до сих пор живут в Семиречье.
Однако есть и авторы, сомневающиеся в смерти Валиханова у Алтынэмеля. Среди валихановедов ходит слух о некоей "засекреченной кандидатской диссертации" загадочного петербуржца, в которой якобы доказано, что Чокан умер не в отдаленном ауле и гораздо позже. Мне этот труд неизвестен. Но зато я знаю, что стараниями бывшего казахстанца и знаменитого алматинского краеведа Владимира Проскурина несколько лет назад предпринималась телеэкспедиция, ставившая целью доказать, что "настоящая" могила Валиханова вовсе не там, где принято считать.
Валиханова действительно хоронили по исламским канонам, не дожидаясь приезда друзей и коллег. Но многие из людей, знавших Чокана, посетили его могилу, когда земля на ней еще не успела высохнуть. Вот свидетельство Александра Гейнса, географа и этнографа, будущего Тургайского губернатора, проезжавшего мимо в том же 1965 году:
"Не доезжая верст шесть до Куянгузского пикета, похоронен Чокан Валиханов. Мы вышли из экипажей и пошли к его могиле, находящейся с версту от дороги. Здесь на левой стороне ограды поднимался скромный памятник над умнейшим из киргизов. В глиняный памятник вмазана деревянная доска, на которой написано: "Валий, сын Аблай-хана; Чингиз, сын Валия; Чокан, сын Чингиза".
На могиле – аскетичный обелиск, книги – редкость
Сегодня над могилой Чокана – незамысловатый аскетичный обелиск, сильно отличающийся от тех помпезных памятников, которые ставят ныне своим предкам современные казахские нувориши. Странно, но могила другого великого исследователя Азии Пржевальского на берегу Иссык-Куля выглядит гораздо более ухоженной.
Между тем Пржевальский покоится в "чужой" для себя стране, отношение местных жителей к нему было и остается не всегда однозначным. Недаром же город Пржевальск, 100 лет носивший имя всемирно известного путешественника, переименован в Каракол. А Валиханов, человек, благодаря которому многие образованные европейцы не только впервые услыхали этноним "казах", но и прониклись искренней симпатией к степному народу, похоронен в родной земле. Однако могила его, если только не выпадает очередного "датского" повода, часто зарастала сорняками.
Не многие ныне знают, что находится она в относительной близости от южной столицы Казахстана, и добраться до нее, а заодно и до музея в близлежащем селе Шанханай можно из Алматы за несколько часов. В советские времена сюда за день наезжало по-нескольку автобусов с организованными туристами.
Непонятно и другое. Сегодня, когда книгоиздательство в Казахстане испытывает бум, но книжные магазины заполнены сотнями непродаваемых и нечитаемых томов, изданных с целью лишь потешить авторское самолюбие, достать оригинальные труды Валиханова практически невозможно. Его последнее собрание сочинений, выпущенное в 1985 году 15-тысячным тиражом, давно превратилось в библиографическую редкость.
Отчего так? Еще одна тайна Чокана?

30 дек 2010