Не место протеста

На фоне переполоха властных режимов в странах Ближнего Востока блоггер The Wall Street Journal – финансовый журналист Ален Маттич – выдал собственный рейтинг протестности стран, население которых в той или иной мере склонно к гражданским выступлениям и переворотам. Казахстан в этом списке занял 31-ю позицию из 85. Труд американского коллеги обошел другие СМИ, включая казахстанские информагентства, и весьма активно обсуждается нашими блоггерами. Отечественные эксперты, признавая логичность представленных аргументов, не считают убедительными выводы. Наши спецы указывают на неучтенные национальные особенности протестности и популизм рейтингов как таковых.

"Индекс протестности", уточняют российские "Ведомости", американский журналист рассчитал на основе трех критериев: степени социальной несправедливости в государстве, склонности населения к гражданскому сопротивлению и готовности к выступлениям. Последний фактор автор назвал "спусковым крючком" и взял за его основу процентную долю, занимаемую продовольствием в общих расходах домашних хозяйств отдельно взятой страны.

По мнению главного научного сотрудника Казахстанского института стратегических исследований Ирины Черных, оценивая рейтинг, нужно подходить с позиции его адекватности в целом и воспринимать "как некое интеллектуальное упражнение".
- На публику разработки, в которых некие качественные характеристики представлены в числовой форме, как правило, производят некое магическое действие. Возникает склонность видеть в них некую глубину, обоснованность и научность. Особенно, если рассматривать не первоисточник, а некие "осенсационенные" пересказы или интерпретации. В данном конкретном случае, как указывает сам его автор (Ален Маттич), речь идет не о научном исследовании, а об "интеллектуальном упражнении, крайне грубом с методологической точки зрения", не учитывающем большого числа факторов (в том числе – экономического моделирования). Более того, рейтинг не был даже опубликован в газете The Wall Street Journal, его поместили только на блоге. Соответственно, именно так – в качестве некого интеллектуального упражнения, а не научной разработки – и надо воспринимать как сам рейтинг, так и место в нем Казахстана. Показательно, что в настоящее время наиболее жесткие протесты охватили не те страны, в которых протестный потенциал максимален, а страны, находящиеся на 13-м, 16-м и 21-м месте (соответственно – Ливия, Египет и Тунис).
Согласен с предложенным подходом и политолог Эдуард Полетаев:
- Логика критериев, послуживших основой для составления рейтинга, понятна. Там, где нищета, безработица и коррупция, шансов на социальный бунт гораздо больше. Здесь много ума не нужно, как и для того, чтобы понять, что в странах Африки и Азии вероятность переворота выше, чем в странах Северной Америки и Европы. Но есть в рейтинге слабые места. Сами по себе рейтинги очень привлекательны для средств массовой информации, потому что в них четко и ясно расставляются акценты, но они не являются слишком серьезным аналитическим продуктом. Это попсовая аналитика. Во-вторых, если проанализировать все перевороты, которые случились хотя бы в ХХ веке, то можно прийти к выводу, что эти критерии очень часто не совпадали с реальностью, все происходило случайно и хаотично. В 1917-м никто в мире не предполагал, что в этом году в России произойдет революция и изменится общественный строй. Того, что арабские страны начнут сыпаться, тоже никто не ожидал. Еще одно слабое место – в том, что в рейтинг включены лишь 85 стран, тогда как их в мире насчитывается в общей сложности больше 200. Причем, указаны более крупные государства, а шансы на переворот, как правило, выше в несостоявшихся, которых в списке нет, как, например, двух самых слабых звеньев в нашем регионе – Таджикистана и Кыргызстана. При этом не самые неблагополучные Китай, Бразилия – крупнейшие экономики мира – оказались рядом с Казахстаном.
По словам Э.Полетаева, это достаточно условный рейтинг, потому что логики в переворотах мало.
- В той же Ливии ВВП на душу населения выше, чем в Казахстане или России, и очень мощная социальная база, а вот какая кровавая резня происходит. Тунис, в котором все началось, – лидер по инвестициям среди африканских государств. С подобными индексами эти страны не должны были оказаться в таком хаосе. Как показывает практика, революции возникают из внутренней ситуации. "Спусковым крючком" служат совершенно странные вещи. В Тунисе им стал факт самосожжения одного из безработных, в Казахстане в 1986 году к массовым выступлениям подтолкнуло назначение чужака Колбина. И можно назвать сколько угодно стран, где безработица еще выше, чем в странах арабского мира, но там революций не происходит. Механизмы, провоцирующие выход недовольства на улицы, очень тяжело рейтинговать.
Президенту ОФ "Центр социальных и политических исследований "Стратегия" Гульмире Илеуовой рейтинг стран на основе вычисления "протестного индекса" показался интересным и, в принципе, достаточно обоснованным, но ей также бросились в глаза неучтенные моменты.
- В нем совершенно отсутствуют политические параметры. Безусловно, есть тесная связь между экономикой, социалкой и политикой. В данном рейтинге все построено только на социально-экономических факторах. Но ведь, если вспомнить такой показатель, как расчет ВВП на душу населения, то в Ливии он около 20 тысяч долларов при наших-то 7 тысячах! И Тунис на данный исторический момент – не самая бедная и голодная страна в мире. То есть в социально-экономическом отношении не думаю, что это были первые в очереди на революцию страны. Так что подобные рейтинги необходимо держать в голове, но при этом смотреть на специфику страны. А у нас она есть. Взять, например, рейтинг по показателю индекса восприятия коррупции Transparency International, который включен в основу вычисления "протестного индекса". За последний год Казахстан улучшил свое место в этом рейтинге. Но реально улучшилась ли ситуация с коррупцией в нашей стране? Сильно сомневаюсь, да и любая социология это покажет. А в итоге, возможно, именно благодаря улучшению позиций в данном рейтинге зарубежному исследователю могло показаться, что у нас в стране индекс протестности снизился.
Обычно казахстанские соцструктуры рапортуют о сравнительно невысоком уровне протестности в стране. Мы попытались выяснить, какую температуру показывает социологический термометр сегодня, когда даже официальная статистика фиксирует ощутимое удорожание жизни.
Эдуард Полетаев поддерживает теорию низкого потенциала протестности, представляемую социологами. Правда, в дополнение к их доводам политолог приводит свои:
- Во-первых, у нас холодно, и нет возможности сидеть на площади по несколько суток, выражая недовольство чем-либо. В лучшем случае это возможно при употреблении алкоголя, но тогда уже будет хаос и анархия. А чем южнее, тем больше шансов на революцию. Во-вторых, если арабские страны были недовольны стагнацией, политическим режимом и социальной ситуацией, то в Казахстане, если вспомнить, как мы жили в 1990-е годы, все изменилось к лучшему. И эти аргументы пока эффективны.
В 2009 году при высоком уровне безработицы (6,3%) в стране фонд "Стратегия" зафиксировал невысокий уровень протестности (чуть более 6 процентов). Но только за несколько месяцев 2011-го казахстанцы на своем кошельке почувствовали очередной, плохо сдерживаемый рост цен на продукты питания, коммунальных тарифов и инфляции. Мы полюбопытствовали, отразилось ли это на нашем терпеливом населении.
- По нашим исследованиям, за два последних года было два пика роста протестности: в марте 2009-го и в конце 2010-го. Первый раз это было связано с проведением девальвации тенге, а второй – с инфляционными процессами. В ноябре 2010-го 21% опрошенных допускали для себя лично участие в массовых акциях протеста против роста цен, безработицы и падения уровня жизни, – вспоминает Г.Илеуова. – В 2011-м мы вопросы по подобной тематике не задавали, но, скорее всего, ситуация не улучшилась. Точнее, в связи с нарастающими инфляционными процессами, я думаю, социальная протестность в лучшем случае осталась на уровне конца 2010-го. Что касается безработицы, то, в нашей стране, как я уже неоднократно говорила, это "давнишняя болезнь". Сейчас на нее стали больше обращать внимание, признали наличие самозанятых как социальной категории с ее проблемами, расширяются и видоизменяются программы занятости и т.п. В рейтингах проблем населения безработица – ключевая, сейчас она на втором месте после роста цен и тарифов, но не потому, что решена, а потому что рост цен более актуален. Однако, как я уже говорила ранее, сами по себе социальные проблемы – это фон, который влияет на содержание и течение внутриполитических процессов.
В свою очередь, социолог И.Черных обратила внимание на слабую связь между ростом цен и протестных настроений.
- Социальная реальность, как правило, далека от линейных закономерностей типа "рост потребительской корзины предполагает рост протестных настроений". Если бы все было так линейно, мы могли бы очень просто, механически, управлять людьми и социальными общностями. Однако этого на практике нет. Как правило, факторы, которые рассматриваются как причина, проходят достаточно сложную переработку в сознании людей, соотносятся с другими факторами, в том числе – морально-этическими и ценностными установками, картиной будущего и прочим. В своей совокупности эти факторы могут как усилить действие причины, так и нивелировать его. Таким образом, без проведения специального прикладного исследования сказать, как повлияет рост цен на протестные настроения в Казахстане, невозможно. К сожалению, на настоящий момент результаты таких исследований, если они проводились, не обнародованы.
На создающееся впечатление, что за эти годы в среде внутренних мигрантов созрели опасные настроения, социологи предпочитают смотреть и взвешенно, и "на широкую ногу" – с упором на исследования.
- В Казахстане традиционно принято считать некоторые социальные группы или страты более конфликтными, например, студенческую молодежь или маргинальное население (лиц, переселившихся в города из сельской местности и не сумевших полностью здесь социализироваться). Во многом такие оценки оправданы, но, вместе с тем, они требуют дополнительного обоснования в виде специального исследования, – говорит представитель КИСИ. – Основная проблема тут в том, что фокусируясь на традиционно "проблемных" стратах, мы можем упустить из виду те процессы, которые обладают конфликтным потенциалом именно в данный момент. Например, мне кажется, весьма интересным рассмотреть поведение молодых специалистов с высшим образованием – как трудоустроенных, так и не имеющих работы. Как показывают предварительные замеры, именно у них возникает максимальное чувство неудовлетворенности из-за завышенных ожиданий, которые по ряду объективных и субъективных причин не реализуются.
И все же общепризнанная толерантность – не повод для того, чтобы игнорировать самочувствие тех же "новых горожан".
- Это опасная категория, ей нечего терять – ни недвижимости, ни других имущественных, социальных благ, которые обычно останавливают революционный пыл. Поэтому властям и всем, кто причастен к тому, чтобы жизнь в Казахстане была лучше, нужно заниматься этими людьми. Эта сила пока не организована, хаотична, не может даже ясно высказать свои пожелания властям, у них нет лидеров, которые могли бы выражать их интересы и поэтому тяжело понять, насколько эта категория взрывоопасна.
- Когда мы говорим о протестности на основе социологических исследований, то чаще всего сталкиваемся с декларациями населения, то есть респонденты думают, что примут участие в акциях протеста, но необязательно примкнут к ним и уж тем более необязательно займутся организацией самих акций, – поясняет руководитель "Стратегии". – Осенью 2010 года только 2,5% опрошенных говорили, что примкнут к организации, добивающейся насильственной смены власти, и 2,4% – что примут участие в неразрешенных акциях протеста. Думаю, что эти цифры более соответствуют количеству людей, готовых к активным действиям. Много это или мало? И есть ли среди них те, кого вы назвали "внутренними мигрантами"? Сейчас, глядя на то, как происходят революции в арабских странах, понимаешь, что тезис революционеров начала ХХ века о необходимости массовой партии пролетариата и "широких народных массах" как необходимых движущих сил революции выглядит явно устаревшим. То есть сегодня для начала необходима небольшая группа людей, оснащенная современными технологиями. А внутренние мигранты, скорее, декларанты, то есть они – те, кто присоединяются к протесту, а не инициируют его.
Увидеть картину, приближенную к реальности, поможет фокусирование на конкретных группах.
- Отход от спекуляций, не имеющих под собой научной базы, может позволить отойти от мифологизации имеющейся реальности и получить знание, адекватное реальности, – насколько это возможно, – считает И.Черных. – Одним из наиболее важных вопросов в данном случае становится выбор адекватных методов исследования. Как правило, современные социологические замеры в Казахстане строятся на основе массовых опросов населения. Мне представляется, что этот подход не вполне корректен в случае работы с малыми социальными группами, каковыми, например, являются общности несоциализированных "новых горожан". Более эффективными тут могли бы стать такие подходы, как, например, фокус-группы.
По нашей просьбе президент ОФ "Центр социальных и политических исследований "Стратегия" Гульмира Илеуова, опираясь на данные исследований предыдущих электоральных кампаний, дала предварительный прогноз активности избирателей на выборах 3 апреля.
"Президентские выборы – самые популярные в нашей стране. Декларируемая явка на них более 75% (для сравнения: на парламентские выборы собираются прийти чуть более 60%). Я думаю, что в условиях Казахстана наибольшая разница в электоральном поведении будет наблюдаться между жителями крупных городов (Алматы и Астаны) и остальным Казахстаном. В Алматы явка гораздо ниже, чем во всех других регионах и уже тем более в сельской местности, жители которой голосуют очень организованно. Мне трудно сказать, сколько избирателей не пойдет на выборы, но, все-таки, я думаю, подавляющее большинство примет в них участие".

Вероника Лим, "Central Asia Monitor", 4 марта 2011