КОНСТАНТИН СЫРОЕЖКИН: ИМИДЖ ШОС В ОБЩЕСТВЕННОМ МНЕНИИ ГОСУДАРСТВ РЕГИОНА БЛИЗОК К НУЛЕВОЙ ОТМЕТКЕ.

В этом году Шанхайская организация Сотрудничества (ШОС) отмечает первую круглую дату – десять лет. Состояние и перспективы Организации нам в интервью прокомментировал ведущий казахстанский китаист, доктор политических наук, главный научный сотрудник Казахстанского института стратегических исследований при Президенте Республики Казахстан Константин Сыроежкин.

- Хотелось бы не увлечься "юбилейно-победными" реляциями и не уйти в позитивизм о роли ШОС. Давайте начнем с проблем, которые существуют в или вокруг ШОС. Что в их перечне главное?
- У ШОС есть целый ряд проблем, которые не позволяют ей стать полноценной, функционирующей организацией. Каждая сторона в ШОС "тянет одеяло на себя", и самая главная проблема – это конкуренция между Китаем и Россией. Москва рассматривает ШОС как, прежде всего, структуру обеспечения безопасности. Пекин как структуру экономического сотрудничества, и его фикс-идея - создание на пространстве ШОС зоны свободной торговли. Россия, не желая абсолютного экономического доминирования Китая, этого не хочет. И ее аргументы заслуживают внимания и в других государствах-членах ШОС.
Эта конкуренция и мешает ШОС стать тем, чем она, в принципе, могла бы быть. Кроме того, есть проблема национального эгоизма по целому ряду внешних проблем. Есть, например, разные подходы по вопросам терроризма: что является им, а что – национально-освободительным движением? Ну и, конечно, есть проблемы в экономическом сотрудничестве – надо определиться, что может и будет делать ШОС, а что ЕврАзЭС. А поскольку все решения в ШОС принимаются консенсусом, то времени на "утряску" всех существующих вопросов может уйти немало.
Но, все это - отнюдь не уникальное качество ШОС, такие картины свойственны международным организациям, объединяющим очень разных по потенциалу партнеров.

- Теперь впору сказать о достижениях Организации…
- Среди них я бы выделил то, что, все таки, в настоящее время ШОС играет одну из первостепенных ролей в формирующейся системе обеспечения безопасности в Центрально-Азиатском регионе. Во всяком случае, кроме ШОС, другой международной организации, в которую бы входили практически все государства региона, а также Россия и Китай, на пространстве Центральной Азии нет. Как нет и организации, которую если не уважают, то хотя бы опасаются присутствующие здесь внерегиональные силы.

- Это выглядит в большей мере не как высокая качественная оценка имманентного состояния ШОС, а как то, что обычно называют "на безрыбье и рак рыба"…
- Ну, как бы то ни было, в рамках ШОС уже сформированы постоянно действующие структуры, которые потенциально способны решать актуальные проблемы региональной безопасности. Речь, прежде всего, о Региональной антитеррористической структуре (РАТС), Совете национальных координаторов, Контактной группе по Афганистану и т.д. Приняты специальные программы сотрудничества стран ШОС в борьбе с региональными вызовами и угрозами. Налаживается сотрудничество с другими организациями, призванными обеспечивать безопасность в регионе. Регулярно проводятся антитеррористические учения. Причем, стоит подчеркнуть, что их масштабы год от года расширяются. Все это, казалось бы, явные свидетельства того, что ШОС постепенно превращается в главную структуру обеспечения региональной безопасности.
И вот тут опять надо вернуться к проблемам. С моей точки зрения, в приведенной выше оценке все-таки есть некоторое преувеличение. И если сопоставить региональные проблемы, позицию ШОС по ряду из них и возможности этой организации по решению этих проблем, картина рисуется в менее радужных тонах. И здесь требуется рассмотреть более широкий контекст, чем собственно задачи ШОС,
Какие из наиболее актуальных проблем безопасности сегодня имеют место в Центрально-Азиатском регионе?
Во-первых, это рост политического экстремизма в Киргизии, непредсказуемость развития социально-экономической и политической ситуации в этой стране, а главное – нежелание как соседей по региону и России, так других заинтересованных внешних игроков (прежде всего, Китая, США и Евросоюза) и международных организаций брать на себя ответственность за разрешение этой проблемы.

- За что их трудно упрекнуть – слишком уж деструктурировано киргизское государство. И сейчас, как данность, и, что хуже, похоже, что и на перспективу.
- Да, такая позиция вполне объяснима. С одной стороны, результаты киргизского эксперимента непредсказуемы, а любые подсказки со стороны и уж тем более реальные действия внешних сил по наведению порядка легко могут быть расценены как вмешательство во внутренние дела с перспективой возникновения "народного сопротивления оккупантам".
С другой стороны, разговаривать на серьезные темы в Киргизии просто не с кем, руководители, которые меняют свою позицию по нескольку раз на дню, вряд ли могут рассматриваться как серьезные партнеры по диалогу. А потому, ситуация в Киргизии, скорее всего, будет развиваться по непредсказуемому варианту, и единственное, что сейчас действительно важно – создать условия, которые бы гарантировали от возникновения "эффекта домино" во всем регионе.
Во-вторых, - ситуация в Таджикистане, которая очень напоминает киргизскую. Правда, с поправкой на то, что в начале 1990-х Таджикистан уже прошел через этап гражданской войны, и там осталось много озлобления и неудовлетворенной кровной мести. Сегодня, похоже, Таджикистан стоит на пороге новой гражданской войны. При этом положение в экономике отчаянное, а отношения с соседями и потенциальными союзниками (пожалуй, за исключением Ирана и Китая) – оставляют желать лучшего. Единственное, что пока удерживает население от масштабного кровопролития, память о начале – середине 1990-х годов.
В-третьих, обнажившаяся проблема размежевания обществ государств региона по этническому и клановому признаку. Сегодня латентные этнические конфликты перерастают в открытую вражду. Ярчайшим примером является Киргизия, где конфликт идет не только между кыргызами и другими этническими группами, но среди самих кыргызов по принципу разделения Север-Юг и родоплеменной принадлежности. К сожалению, Киргизия не одинока. Рецидивы национализма сегодня наблюдаются в Узбекистане, Таджикистане и даже относительно спокойном Казахстане.
В-четвертых, это предстоящая смена политических элит и неопределенность с вектором политического развития вообще и механизмом передачи власти от действующих президентов их преемникам в частности. Понятно, что вопрос о преемниках на определенный срок закрыт, но есть проблема биологической жизни, которую никакими указами и законами не продлишь. Человек смертен, и самое печальное, что смертен он внезапно.
В-пятых, это неизбежный уход США и НАТО из Афганистана. Что за этим последует предсказать несложно. Судя по последним заявлениям Хамида Карзая, он готов разделить власть с движением "Талибан". Эта позиция поддерживается и США, которые все чаще ставят вопрос о необходимости налаживания диалога с не запятнавшими себя преступлениями "умеренными" талибами, которые сложат оружие и признают нынешнюю конституцию.
Самое парадоксальное в этой ситуации заключается в том, что, во-первых, при этом никто не знает не только то, кто такие эти "умеренные", но и что собой представляет движение "Талибан" в настоящее время. А во-вторых, никто не может сказать, насколько этот диалог окажется эффективным с точки зрения политического будущего Афганистана. У меня, во всяком случае, нет сомнений в том, что в ближайшей перспективе возвращение в Афганистане к власти движения "Талибан" так же неизбежно, как и уход США и НАТО.

- В экспертном сообществе есть разные, порой сильно различающиеся, взгляды на вопрос – что последует за этим для стран нашего региона.
- На мой взгляд, вероятны два последствия. С одной стороны, вновь, как в начале середине 1990-х, актуализируется проблема внешней агрессии. А с другой государствам региона и России придется самостоятельно решать весь комплекс проблем, связанных с Афганистаном, главная из которых возможное возникновение новой волны исламистского радикализма по всему региону и возобновления активности исламистов в Центральной Азии.
При этом лично у меня особое беспокойство вызывают два обстоятельства. Во-первых, мы как-то свыклись с ростом влияния политического ислама в Центральной Азии. На территории практически всех государств региона, несмотря на официальный запрет, не только продолжают действовать различные организации, пропагандирующие идеи политического ислама, но в последнее время наблюдается активизация их деятельности. Причем, не только в сельской местности, но и в городах. Не исключаю и того, что с этими организациями связаны и некоторые политики. По Киргизии, во всяком случае, такие факты есть.

- Справедливости ради нельзя не упомянуть, что существует и иное мнение – что угрозы, исходящие от политического ислама в Центральной Азии сильно раздуты, зачастую используются местными правящими элитами как "пугало" для Запада…
- Мне не хотелось бы преувеличивать исламистскую угрозу, но ее нельзя игнорировать. Проблема в том, что бедственное экономическое положение значительной части населения и отсутствие нормальной оппозиции побуждает людей выражать политический протест именно в религиозной форме. Религия становится единственной надеждой на социальную справедливость. Я не хочу сказать, что большинство населения связывает свои надежды с исламской альтернативой, но эта идея уже сегодня проникает в массы.

- А второе последствие – о перспективной роли США здесь?
- Да, второе беспокойство связано с ответом на вопрос, сохранится ли заинтересованность США в присутствии в регионе в роли security manager. Сегодня в США наблюдаются попытки разделить ответственность глобального лидерства. Однако, основная проблема заключается в том, что в этом своем намерении они никак не могут найти себе достойного партнера.

- А как насчет внешнего влияния?
- Негативное влияние "Большой игры", ведущейся между основными геополитическими акторами за восстановление или установление влияния в регионе нельзя недооценивать. Интересы ведущих ее "игроков" разноплановы, следовательно – достижение между ними консенсуса маловероятно. Скорее всего, в ближайшей перспективе мы станем свидетелями обострения конкуренции между ними.
Следствий из этой ситуации два. Во-первых, это стремление лидеров государств региона поиграть на противоречиях между геополитическими "игроками". Это не только размывает основу для региональной интеграции, но и снижает уровень региональной безопасности, делая непредсказуемым поведение партнеров и умножая степень недоверия к ним.
Во-вторых, это стремительное усиление позиций Китая на пространстве Центральной Азии. Главная его цель – сохранение Центральной Азии в качестве "стратегического тыла" Китая, расширение доступа к углеводородным и иным ресурсам региона; развитие инфраструктуры, обеспечивающей транспортировку этих ресурсов в КНР и доставку произведенной в Китае готовой продукции на рынки Центральной Азии, России и Европы.
Отсюда, с одной стороны, перспектива усиления конкуренции между Китаем, Россией и Западом за доступ к ресурсам региона и направления их транспортировки. С другой – неизбежное увеличение доли Китая в экономике государств региона. А с третьей – искушение использовать растущий интерес Китая к ресурсам региона в целях добиться определенных уступок со стороны России или западных компаний.
При этом, не вызывает сомнений, что Китай будет и дальше стремиться делать преимущественно то, что отвечало бы его национальным интересам. И эти интересы на определенном этапе могут вступить в противоречие с национальными интересами и стратегией России.

- Картина получается весьма мрачная. Особенно на фоне явно набирающей силу и скорость эрозии традиционных институтов и инструментов международной безопасности, что можно наблюдать все последние 10-15 лет, начиная с событий в Югославии и заканчивая Ливией. Что же делать, чтобы попытаться избежать негативного сценария развития событий?
- Возможно, я несколько сгустил краски, и кое-что из сказанного выше – всего лишь мои предположения. Однако в том, что ситуация на Евразийском пространстве, да и в мире в целом, намного усложнилась, думаю, никто не сомневается.
Вы спрашиваете, что делать? Ответ здесь, в общем-то, прост. Во-первых, необходим трезвый и объективный анализ реальной социально-экономической, политической, протестной, религиозной, межэтнической, внешнеполитической ситуации. Без прикрас, но и без чрезмерной драматизации.
Во-вторых - ясное понимание того, что за нас наши проблемы никто решать не будет. Пример Киргизии здесь весьма показателен. Значит необходима объективная оценка внутрирегионального военно-политического потенциала и механизмов его реализации перед лицом общей угрозы.

- Какова с учетом сказанного выше могла бы быть роль ШОС как генератора новой структуры безопасности на пространстве Центральной Азии?
- Честно признаюсь, по данному вопросу я испытываю очень осторожный оптимизм.
Во-первых, ШОС обременена множеством внутренних проблем, часть из которых пока не находит практического решения. Эти проблемы не только оказывают негативное воздействие на эффективность деятельности организации, но и сужает спектр ее возможностей по локализации региональных угроз.
То, что в рамках ШОС можно организовать эффективную борьбу с терроризмом, не вызывает сомнений, была бы на то политическая воля. Возможно, в ближайшее время удастся выработать какой-то механизм, гарантирующий защиту от проявлений этнического и регионального сепаратизма, а также наладить сотрудничество в энергетической сфере и в борьбе с распространением наркотиков. Но вот как быть с политическим экстремизмом?
Как представляется, это – один из наиболее трудных вопросов. Полноценное участие ШОС в разрешении внутриполитических конфликтов, которые могут иметь место в государствах членах этой организации, трудно себе представить даже теоретически.
Хотя, справедливости ради, нельзя не отметить, что ШОС – во-первых, дополнительная площадка, дающая возможность налаживать не только двусторонний диалог между Россией и Китаем, но и многосторонний с подключением как государств Центральной Азии, так и государств-наблюдателей.
Во-вторых, это та структура, в которой все эти государства имеют наибольшее число точек соприкосновения, следовательно – достижение консенсуса вполне возможно. Во всяком случае, в тех областях, которые касаются актуальных для национальной безопасности проблем.
В-третьих, очень редко задействуется арсенал политических и дипломатических мер, имеющихся в распоряжении ШОС, в том числе и авторитет лидеров, входящих в него государств.
В-четвертых, ШОС вполне способна не только создать в регионе благоприятное Афганистану внешнеполитическое окружение, но и максимально блокировать экспорт отсюда наркотических веществ и идей радикального ислама, а также резко сузить внешнюю финансовую поддержку афганской оппозиции и оказать Кабулу значительную экономическую помощь. На этом направлении, безусловно, присутствуют проблемы практической реализации, но и на нем ШОС мог бы проявить себя.
Наконец, мы практически не используем потенциал ШОС для оказания позитивного воздействия на социально-экономические процессы в регионе. Причина банальна – уже упомянутый в начале нашей беседы национальный эгоизм и коммерциализация внешней политики. Именно по этой причине имидж ШОС в общественном мнении государств региона близок к нулевой отметке.

Ярослав РАЗУМОВ специально для Dialog

03.04.2011