"Когда рядом с вами у пяти человек такие же сапоги – это не мода. Это армия".
Армейский юмор

Фраза "встречают по одежке" в Казахстане приобретает несколько иной смысл, чем в прежние годы. Наряду с "гаджетизированным сознанием" (вещизм) местной элиты появились и сугубо идеологические моменты. Хиджаб или юбка – это уже не вопрос моды, а проблема идентификации. И в этом моменте республика демонстрирует все атрибуты расколотой и мозаичной страны.

Когда в Иране до 1979 года девушки и женщины ходили в платьях, брюках, юбках и блузках, а потом повально переоделись в хиджабы, это произошло вовсе не потому, что там сильно похолодало. Даже наоборот, всемирное потепление заметно сократило площадь ледников в горах Ирана, а технический прогресс так и не дошел до женских прокладок с вентилятором. Просто поменялся идеологический формат, и правящие элиты нарядили женскую часть общества в вещи, в которых Коко Шанель вряд ли смогла бы отыскать шарм.

Первая мусульманка (немецкая актриса турецкого происхождения) на обложке журнала "Плейбой" Сила Сахин – это не только форма ее самовыражения, но и определение по цивилизационному берегу. Вот и Турция разделилась от скандирующих "позор-позор" до "наконец-то!". После свержения режима Саддама Хусейна в Ираке новые власти не только пустили под пресс партию "Баас", но и разрешили свободную продажу спиртного. Когда идет противостояние Западного и Исламского проектов, то мелочей не бывает.

В период Холодной войны между США и СССР фактор одежды не имел такого значения, как теперь. Костюм фабрики "Большевичка" проигрывал "Валентино" не идеологически, а качественно. Та же история с джинсами и кроссовками. Ареол свободного западного мира за всеми этими вещами стоял куда меньше, чем сегодня, когда во Франции женщине с закрытым лицом запрещено появляться на улице.

Учитывая глобальный характер современного мира, Казахстан по определению не может оставаться в стороне от подобных процессов. Здесь тоже присутствуют общемировые линии разлома, причем не на социально-экономическом, а на идеологическом уровне. Богатый дом, высокий забор, и женщина в платке выезжает из ворот. Депрессивный домик, и девушка выходит в наряде, оголяющем низ живота. Возможно и наоборот. Казахстанцы явочным порядком определяются в своих предпочтениях.

Для Казахстана в отношениях с исламом вопрос не стоит так тяжело, как для Европы. Там он уже стал фактором борьбы за идентичность. Европейцы, обеспокоенные тем, что местная культуры не ассимилирует мусульманские общины, стали переходить к радикальным действиям. Учитывая длительный период секуляризации в государствах Европы, противостояние теперь носит не межрелигиозный характер, как в эпоху крестовых походов или противостояния Испании и Турции на Средиземном море в XVI веке, а светско-исламский формат.

Когда Ориана Фаллачи озвучивает вещи, вроде таких: "Запад уже живет в страхе. Люди боятся выступить против исламского мира. Боятся оскорбить и быть наказанными за оскорбление сыновей Аллаха. Вы можете оскорбить христиан, буддистов, индусов, евреев. Вы можете клеветать на католиков, плевать на Мадонну и Иисуса Христа. Но горе тому, кто произнесет слово против исламской религии", – она выражает отнюдь не свое единичное мнение. Разумеется, все боязни мести со стороны мусульман не отменяют вещей вроде карикатур на пророка Мухаммеда, но это лишь свидетельствует о накале идеологической борьбы, когда ценой расплаты запросто может стать человеческая жизнь.

В Казахстане можно наблюдать сразу несколько тенденций. Власть в целом стоит на стороне западных ценностей, и тот же президент Нурсултан Назарбаев выступает против ношения хиджаба и поддерживает это личным примером. Не тем, что сам такое не носит (по половой принадлежности не положено), а тем, что в его семье подобные вещи не практикуются. С другой стороны, появление организаций вроде "Iзгi амал" тоже имеет поддержку со стороны части истеблишмента. А есть в политическом руководстве и те, кто пытается искать что-либо сугубо самостоятельное, вроде неотенгрианства.

Глобализация – это не только кока-кола и гамбургеры. Фаст-фуд, как показывает практика, может быть и турецким, а глобализация знакомит и с мейн-стримом в исламе. Поэтому, когда старшее поколение удивляется манере незамужних девушек одеваться вопреки казахским традициям, на самом деле удивляться нечему. Девушки взяли такое не от бабушек, а на сайтах интернета и от миссионеров, которые учились на тысячи километров южнее Казани.

В том, что на улицах все больше появляется мужчин с характерными бородами и женщин в хиджабе, часть вины однозначно лежит на правящей элите. Перекрыв социальные лифты, власть отказала массе людей в "догоняющем варианте", когда получив образование и пройдя социализацию, можно надеяться на приличное место в государственном аппарате или реализовать себя на ниве свободного предпринимательства. Вместо этого людям в лоб объявлялось, будто они быдло, социальные аутсайдеры, чужие и мест на вершине социального олимпа для них не предусмотрено.

Женщины и мужчины, одетые на мусульманский манер, – это ответная реакция на проводимую политику. Таким образом они сами отгораживаются от правящего класса и заявляют о собственных ценностях, никак не пересекающихся с теми, что исповедует правящая элита. Такое развитие событий – однозначная угроза любой стабильности в государстве и обществе. Готовых к консенсусу власть отбросила через события вроде тех, которые произошли в 2006 году в микрорайоне Шанырак, а новая волна никакого консенсуса не ищет. Для нее действующая власть – это нелепое недоразумение, которое в перспективе должно быть исправлено радикальными методами и кардинально.

Общий упадок правоохранительных структур, органов государственного управления и спецслужб усиливает дискредитацию власти и олицетворяемых ею ценностей в обществе. Когда силовые и судебные органы некомпетентно наказывают не тех и не за то, да еще на фоне усугубляющей все коррупции, реакция получается вполне закономерной. Здесь критика социальной несправедливости получает совсем иное оформление, чем незаконные расходы депутатов британского парламента.

Если власть продолжит ассоциироваться в индивидуальных религиозно ориентированных картинах мира людей со злом, ей будет крайне трудно (и вряд ли возможно) контролировать общую ситуацию. Тем более что негативные моменты триады "секс, наркотики, рок-н-ролл" в особой пропаганде не нуждаются. Хорошее поведение обычно остается незамеченным, поэтому люди, не употребляющие наркотики, гармонично решающие вопросы с противоположным полом и находящие себя в жизни, в поле общественного внимания не задерживаются. Другое дело – наркоманы, проститутки, уличные грабители. Все эти люди, не нашедшие себя в реалиях современной жизни, всегда относятся в пассив власти, как не обеспечившей возможности позитивной реализации их потенциала.

В Алматы и Астане наступление хиджаба на позиции мини-юбки не так заметно в силу самих масштабов этих городов, тогда как на юге ситуация уже иная. Меняется сам фон протекания подобных процессов, частью экспертов называемых "исламизация". Кызылорда, Шымкент, Тараз – там мини-юбка оттеснена в центры городов, да и на этих позициях не имеет прочной базы. В силу демографических моментов юг поставляет дополнительные контингенты людей в другие регионы Казахстана и тем самым усиливает питательную среду для хиджаба.

Тот факт, что сам Запад сейчас находится в кризисе, объективно ослабляет его позиции и на территории Казахстана. К МИНИ-ЮБКЕ не поступает таких подкреплений, какие получает ХИДЖАБ. В перспективе не исключено, что власть и общество станут жить в разных измерениях не только по социально-экономическим параметрам, но и культурно-идеологическим. А такая нестыковка не может быть длительной, и оба параметра все равно придут в соответствие. И вот тут-то во весь рост встает следующий вопрос: а каков будет процесс состыковки, а еще точнее – какие катаклизмы сей процесс принесет?.. Пока это риторический вопрос.

Степан БАНДУРА, 4 мая