Terra incognita: туркменский дневник (окончание)

Служу советскому... исламу!

Кому и с кем породниться - решают загодя, на совете аксакалов, а жениха и невесту о чувствах даже не спрашивают...

День четвертый. Обрусевшие тюрки: свои среди чужих

День начался с курьеза. Прогулявшая допоздна по ночному Ашахбаду, я и не знала, что во время моего отсутствия происходило в нашей "конной ассоциации", как выразился служитель отеля. А накануне, как выяснилось, вся русскоговорящая часть нашей делегации собралась в одном из номеров, чтобы с воистину русским размахом устроить "проводы ученого Юры в Белоруссию". Узнав подробности, я страшно обрадовалась, что мне не пришлось участвовать в этом ритуале. Мое воображение рисовало комично порезанные на газетке "Нейтральный Туркменистан" куски вареной колбасы и дешевого сыра, маринованные огурцы и водка, притараненные из магазнчика "хозтовары-продукты" через дорогу от "Огузкента". И вся эта похмельная закусь почти наверняка была разложена на полированном столе из натурального ореха и обставлена хрустальными бокалами и чашками тонкого китайского фарфора, добытыми из бара, и стоимость одного сервиза превышала все "яства", вместе взятые.

Теперь я начинала понимать, почему некоторых из наших "делегатов", преимущественно с дагестанской и таджикской внешностью, поселили в номер "Огузкента" лишь на условиях залога. Администраторы взяли с них под расписку по 300 долларов, мол, это на случай, если вы ненароком что-нибудь разобьете в номере. Оскорбленные до глубины своего дагестанского самомнения, горячие горцы всем рассказывали эту историю и обещали "прямо сейчас, в знак протеста вылететь обратно в Махачкалу".

Однако служители отеля оказались мудры и прозорливы. Во время "проводов Юры" захмелевшие "делегаты" ненароком разбили пару бокалов и грохнули одну чашку, куда, за неимением граненых стаканов, вливали водку. И это было начало. Настоящее веселье началось, когда "ученый из Беларуси", уже пребывая в "жидком состоянии", пожелал ехать в аэропорт. Поскольку специально приставленные к нам люди были обязаны исполнять подобные просьбы, Юре немедленно подали черный служебный "мерседес" и погрузили в него нехитрые пожитки горе-"ученого", а также его самого.

Дальнейшее видел только сам Юра и сопровождающий его туркмен. Прибыв в аэропорт, белорусский "ученый" отправил чемодан в багаж и уже налегке отправился на таможню. Здесь ему как члену делегации, оформленной "на самом высоком уровне", дали "зеленый коридор", и Юре удалось быстренько просочиться через все кордоны. Лишь на самом последнем этапе, при посадке в самолет, когда особый пограничник начал искать фамилию Юры в списке "избранных" и приглашенных "по линии администрации", чтобы вычеркнуть, мол, человек покинул территорию Туркмении, неожиданно оказалось, что Юра не может никуда лететь!

Стоит ли описывать дальнейшие злоключения несчастного "ученого"? Как он, уже будучи "под парами" совсем нетранспортабельным, проходил и проползал все кордоны в обратном порядке? Как искали по рации и возвращали в аэропорт его водителя, уже успевшего покинуть аэропорт? А самое главное, как вылавливали из самолета Юрин багаж, который уже почти улетел в Минск! Из-за катавасии с поиском нужного чемодана вылет самолета задержали на сорок минут!

И все это по одной простой причине: Юра перепутал дату своего вылета.

Итак, утром Юра с кислым от недосыпа и розовым от паров еще не выветрившегося алкоголя лицом, на шатающихся ножках предстал перед остатками нашей делегации. Иностранцев к тому времени уже успели увезти на какую-то экскурсию, так что возле отеля бродили толпой только мы, поздно просыпающаяся и завтракающая русскоговорящая публика. Нам тоже обещали экскурсию "вторым составом" и на русском языке. Полненькая дама по имени Люба сменила свою ипподромную зонтоподобную шляпу на более компактное сооружение на голове, напоминающее гнездо, и со скучающим видом рылась в собственной сумочке. Наконец она выловила оттуда бутылку минералки и, открыв ее, едва не залила все вокруг себя.

- Ой, - изумленно воскликнула она, - на платье-то наплевать! Главное, чтоб Юрина книжка цела осталась.

- Юра, это муж? - я прикинулась непонимающей, помогая даме спасти от промокания потроха сумочки, залитой минералкой.

- Нет, Юра это мой друг. Белорус. Такой хороший мальчик… Он мне книжку подарил, которую брал с собой читать в дороге. Хороший детективчик! А муж - в Москве остался, полковник. Да я сама - спецназовец. Мы в "Альфе" с ним работали. Теперь лошадок разводим.

Но вот подошел и "герой" хроники.

- Юрчик, дорогой, как же такое могло произойти? - Люба улыбалась лисой. - Что ж ты не посмотрел в билет, чтобы узнать дату вылета?

- Ага! До этого ли мне было? Туркмены покупали мне билет и они должны были сказать, когда я лечу. А они этого не сделали!

- Конечно, Юрочка, это они во всем виноваты!

- Ну не я же! Что, я должен был еще и в билет смотреть?

Внимательно слушая этот содержательный диалог, генетик Саша из Института коневодства, подмигнул мне и философски заметил, тихо бросив в сторону Юры:

- Далеко пойдет. Академиком будет…

О том, как проходила дельнейшая программа, рассказывать не буду, похмельный синдром присутствовал практически у всех русскоговорящих "делегатов", за исключением ВНИИКовцев и автора этого текста. Возможно, именно поэтому у нас сил оказалось побольше, чем у других, и в то время, как наши коллеги, ссылаясь на "непрофильность программы" (нас везли в музей ковров), запросились с полдороги обратно в отель - отсыпаться, мы решили ехать на знаменитый Текинский рынок, закупать дорожные сумки, ибо подарки щедрых туркмен уже не влезали в чемодан!

Текинский рынок напоминал "восточный базар" с элементами китайской одноразовой всякой всячины. Предлагались сухофрукты вразвес: кизил, вишня, дыня… орехи всех сортов. Тут же красовались и закрытые вакуумной пленкой подарочные наборы с изюмом, орехами и курагой. Большинство сувениров, впрочем, представляли собой декоративные тарелки, тюбетейки и ковровые изделия: футляры для солнечных очков и для мобильных телефонов, кошельки, косметички… Купив с полдюжины сумочек для мобильников - на подарки московским подругам, я решила пойти за специями. Мои же спутники прямиком направились в отдел, где продавались китайские дорожные сумки: сохранность презентов от руководства конференции их волновала больше всего.

Мы расстались. У прилавка со специями стояла темнолицая туркменка в зеленом платке, видимо, одна из тех, что живут в старом квартале одноэтажных лачуг с водоколонкой и козами, пасущимися на улице. Улыбаясь золотым зубом, она подробно рассказал, какую специю для какого блюда использовать, а затем гордо объявила: "Я тридцать лет занимаюсь лечебными травами, что у вас болит?!". Я ответила, что у меня ничего не болит, и туркменка, недоверчиво покачав головой, расстроенная плохой продажей, попыталась всучить мне травы от простуды, желудка и авитаминоза, это, мол, бывает у всех. Я купила из вежливости и любопытства туркменский пожитник или бойданэ, который, как заверила продавщица, уникальное снадобье, лечит от всего на свете. На поверку чудо-травка, заваренная строго по инструкции - кипятком в пиале, оказалась редкостной гадостью, внешне похожей на кашу из пророщенного зерна, и чудовищно горькой. Я подумала, что и в самом деле проще прекратить болеть, какой бы тяжелой хворь ни была, чем продолжать истязать себя треклятым "пожитником".

Нагруженная кульками с приправами и сухофруктами, я вспомнила, что собиралась потратить свободное время на неформальное общение с какой- нибудь русскоговорящей туркменской семьей.

Культура у туркмен специфична. Ведь это, по сути, не нация в европейском понимании этого слова, а тюркский многоплеменной союз, объединенный единым языком. Современные этнографы насчитывают от 9 до 14 племен на территории современного Туркменистана. И это все - разные родовые или клановые группы, которых, по мнению специалистов, не менее 5.000 и более половины которых составляют текинцы и йомуды. Еще в XIX веке, когда Туркмения перешла под юрисдикцию России, эти родовые кланы вели себя совершенно по-разному, и если йомуды и марыйские текинцы добровольно присягнули "белому царю", то ахалские текинцы провозгласили "суверенитет Туркмении" и устроили братоубийственную резню, пойдя войной против йомудов. После того, как генерал Скобелев взял Геок-тепе и сформировал знаменитый конный текинский полк, началось формирование туркменской национальной общности при влиянии российской и европейской культуры и на условии автономии туркменской земли. Но даже во времена Союза и существовании Туркменской союзной республики соперничество родов и кланов в Туркмении не прекращалось ни на день. Во времена Хрущева и Брежнева Туркменией правили выходцы из провинциальных кланов. Во времена Туркменбаши-Нязова и провозглашения Туркменией своей независимости у власти оказался клан ахалских текинцев.

Туркменская семья (друзья моих друзей), гостеприимно распахнувшая передо мною двери, была необычна своей принадлежностью к миру искусства. Художница Валентина и мастер по изготовлению ковров Серго познакомились еще в Москве, обучаясь в художественном училище. У обоих в семьях каких только национальностей не было намешано: армяне, азербайджанцы, грузины, туркмены, русские, украинцы… Сказать ли, что они в полной мере себя ощущали туркменами? Вряд ли. На мой взгляд, в них было больше от русских, переехавших жить в Туркмению, хотя в действительности Россия осталась для них в далеком прошлом и прочно ассоциировалась с эпохой Союза. Хотели ли Валентина и Серго "зацепиться" за столицу? Трудно сказать. У Туркменистана и у России - принципиально разные "правила игры" в профессиональной карьере. Ни в советские, ни в нынешние российские, тем более, европейские "правила игры" супруги -художники не вписывались.

Но это не означало, что в Туркмении сделать творческую карьеру проще. Скорее, наоборот. Успех или неуспех определяет отнюдь не профессиональное мастерство, а просто родство с влиятельными людьми. Подчеркну, не просто "дружба", а именно кровное родство. Потому-то в Туркмении принято устраивать такие пышные свадьбы. Забыв о таких понятиях, как "любовь", родители потенциальных молодоженов решают, стоит ли им принимать в свое сообщество династию жениха или невесты? Этим-то и объясняется масштаб свадьбы и число гостей, приглашенных на нее, до 300-500 человек. Ведь это ритуал, суть которого в том, что два рода, объединившись, становятся новым, могущественным кланом! Все остальное, вроде традиции "умыкания невесты", архаизм.

Вообще, традиции со временем неузнаваемо видоизменяются. Так, например, калым в Туркмении в незапамятные времена выглядел, как верблюдица или корова, отданные родителями жениха-невесты. Теперь же это деньги, и в среднем размер калыма составляет от 1000 до 10 тысяч евро. Плюс к деньгам надо непременно отправить в дом невесты новую мебель и золотые украшения. Вообще тема калыма в Туркмении необсуждаемая, а в советские времена он был под формальным запретом, поскольку нарушал права женщин и свободной любви. Однако население всегда держало "руку на пульсе", и "размер свадебного подарка" передавался "по секрету" от семьи семье. Многонациональные браки не приветствуются.

Кому и с кем породниться - решают загодя, на совете аксакалов, а жениха и невесту о чувствах даже не спрашивают. Иногда, конечно, случается, что "настоящий джигит" крадет красавицу-туркменку под покровом ночи и уносит ее на лихом скакуне и крыльях любви к совместному счастью, но такое "геройство", как правило, характерно для джигита из бедного клана, у которого нет приличной работы и который не может уплатить калым. Поэтому ничего, кроме родового проклятья со стороны родителей невесты, голь-храбреца не ожидает. За помощью разрешать подобные конфликты, дабы они не переросли в кровную месть и вражду, обращаются к аксакалам, и те, как могут, улаживают конфликт.

Внутри клана-семьи принято помогать друг другу и сообща решать сложные материальные и юридические проблемы, такие, как строительство дома, уход за фруктовой плантацией, оформление документов, связанных с недвижимостью, бизнесом. Надо ли говорить о том, что в Туркменистане как газо- и нефтедобыающем регионе, все стремятся породниться с кланами, имеющими "выход" на Каспий? Хорошая невеста рожает много сыновей, а хороший отец семейства обязан их пристроить на "свои" делянки: в налоговую службу, в органы внутренних дел, в органы государственной власти, в юридические конторы… Потому-то так трудно в Туркменистане и в ВУЗ поступить, количество конкурсных мест ограничено, а "своих" много. Самые престижные ВУЗы - те, что дают специальности, востребованные во внешнеторговом направлении госслужбы.

Конечно, из этого правила есть исключения, как, например, семья художников Валентины и Серго. Никаких родовитых кланов у обоих в Туркменистане не было, зато был "советский менталитет", и это дало им возможность уехать в Москву, не привязываясь к многовековым корням аулов, как к якорю. Прожив целое десятилетие в Москве и даже проработав несколько лет в системе высшего образования, преподавая русским детям основы живописи и графики, Валя и Серго приобрели вполне русские привычки. А потом почему-то национальные ценности оказались сильнее. Серго и Валентина приехали к своим дальним родственникам в Ашхабад. А их родные дети вновь решили попытать счастья за пределами Туркмении, воспрепятствовав всем своим нутром клановым туркменским правилам профессионального успеха. Сын Валентины и Серго, не долго думая, после окончания школы решил учиться на программиста в Киеве, завоевание Москвы ему показалось делом неподъемным. На Украине он женился и в итоге уехал с женой на заработки на север. Работал в Мурманске, Норильске… Писал родителям, что работа не из легких, но платят неплохо, да и с людьми проще найти общий язык, чем с туркменами. В Ашхабад молодая семья возвращаться и не думает.

Сами же Валентина и Серго живут в небольшой мастерской, выделенной им туркменским министерством культуры, и выполняют один за другим заказы по линии этого ведомства. Серго уже позабыл, когда он последний раз брал кисть в руки, для минкультуры нужны ковры в национальном духе, и он не отходит от станка, на котором они изготавливаются вручную. Правила игры жесткие. Либо делаешь то, что закажет министерство, и если чиновникам что-то не понравится в твоей работе, то будешь ее переделывать за счет своего времени и расходных материалов, пока чиновник не одобрит, либо можешь жить в "свободном полете". Но если ты "самореализовываешься", то в этом случае государство не даст тебе никакой поддержки, а в этом случае тебя ожидает жизнь впроголодь. Поэтому "свободных художников" в Туркмении нет, есть лишь ремесленники, работающие на более или менее престижные госзаказы. Живопись приравнена к производству, а творец - к мастеровому.

Каждый из живописцев и графиков, как по военной команде, четко изображает то, что ему закажут "наверху". Прикажут рисовать галерею великих философов арабского мира? Будешь рисовать философов! Понадобятся пейзажи для зала ожидания аэропорта или натюрморты для министерской столовой? Будешь рисовать натюрморты и пейзажи! При этом срок изготовления работы - "вчера", а гонорары - смешные и "завтра". Все цвета, композицию и размеры картин - каждый штрих на мольберте приходится согласовывать с представителем государственной власти, ни шага ни влево, ни вправо! Иначе - расстрел, то есть, лишение гонорара.

Открыть же частную мастерскую и выполнять дорогостоящие художественные заказы в милитаризованной стране не реально. Все художественные "звезды" Туркменистана хорошо известны всем и каждому, их имена печатает "Нейтальный Туркменистан" из номера в номер, и ни для кого не является секретом, что существуют эти "творцы" в рамках полного отсутствия свободы творчества, такова их плата за скромную господдержку и возможность иметь художественную мастерскую, формально - авторскую, а по сути, принадлежащую государству.

Неожиданно во время моего разговора с Серго о туркменских коврах (многие ковры из мастерской прямиком переезжают в министерства и ведомства), в зал входит священнослужитель, как выясняется, настоятель православного храма Николая Чудотворца отец Александр. Будучи в России, Серго и Валентина приняли православную веру, а сегодня, как выясняется, как раз православный праздник.

Я проявила искренний интерес и любопытство к православному храму в исламской стране. Отец Александр, пожав плечами, философски заметил, что перед Богом все равны, а сам он, как русский человек, может служить только православной вере. Оказалось, что он в прошлом - моряк, пережил во вовремя морской службы такие кошмары и настолько разочаровался в людях с их цинизмом и звериной жестокостью, что у него "было лишь два пути - стать бандитом или прийти к Богу". Александр выбрал второе. "И что же, в стране ислама возможна карьера православного священнослужителя?" - задаю я каверзный вопрос. - "Все возможно, если это угодно Богу", - звучит ответ.

Перед тем, как вернуться в отель, я решаю прогуляться по знаменитой аллее мудрецов и философов. Просторный бульвар с причудливо подстриженными вечнозелеными деревцами и фонтанчиками украшают бронзовые фигуры незнакомых мне мусульманских героев. Лишь по атрибутике вроде книг, циркуля или глобуса в руках я могу догадываться, кто передо мной. Среди этих выдающихся личностей я узнаю, пожалуй, только персидского поэта, математика и философа Омара Хайяма и почему-то вспоминаю его актуальные для нынешней России строки:

В этом мире глупцов, подлецов, торгашей

Уши крепче заткни, рот покрепче зашей,

Веки крепче зажмурь, позаботься хотя бы

О сохранности глаз, языка и ушей.

Да еще я вспоминаю туркменского поэта Махтумкули, весьма популярного в советские годы, благодаря переводу Арсения Тарковского, строки:

Здесь дружба - обычай, и братство - закон

Для славных родов и могучих племен.

Отмечаю про себя, что на этой аллее мудрости нет ни одного героя, который не принадлежал бы к исламскому миру. Любопытно, что некоторые выдающиеся мусульмане жили в разные века, а отлив их из бронзы, их установили на одном постаменте. Видимо, по принципу единства взглядов и деятельности.

Когда я вернулась в отель, мои добрые знакомые из Института коневодства занимались высокоинтеллектуальной работой, а именно, паковали чемоданы. Генетик Саша, держа в руки нитку с иголкой, глубокомысленно втыкал ее в черную спортивную сумку:

- Вот, - пожаловался мне он, - одноразовая сумка! Не успели принести ее с Текинского рынка домой, как по дороге у нее ручки оторвались. А мы еще думали в ней везти сувениры и дары оргкомитета… И вот теперь так мучаемся…

Глядя на страдальца и его перекошенное от непривычной работы лицо, я не выдержала:

- Дай сюда иголку с сумкой!

- Хочешь проявить геройство? - он недоверчиво смотрел на меня, не шучу ли. - И ты даже сумеешь не сломать иголку о сумку?

- Посмотрим. Служу советскому… исламу!

Об авторе: Анна Гранатова - российский журналист, писатель, психолог, член Союза писателей России, Московского союза журналистов и международного Союза журналистов. Автор книг "Летописцы со Старой площади", "Клан Ельциных", "Операция Горби" и др. Пресс-секретарь Международной ассоциации ахалтекинского коневодства (МААК).