Предчувствие Нарковойны

Президент Мексики Фелипе Кальдерон

Рыночная площадь в городе Кимры

Российский рынок наркотиков еще не оформился в мафиозную структуру, как в Латинской Америке. Наши "наркос" только в начале пути. Но движутся по нему семимильными шагами. Если не перекрыть этот путь сегодня – и не только силовыми, но и экономическими, и социальными, и культурными мерами, – то завтра мы будем иметь Колумбию, Мексику и США "в одном флаконе"

Повсеместная легализация некоторых легких наркотиков, например, марихуаны, в сочетании с прекращением уголовного преследования жертв наркотической зависимости принесет больший эффект, чем всемирная война с распространением наркотиков, на деле уже проигранная и все более дорогостоящая. Таков основной вывод недавно опубликованного доклада специальной комиссии ООН (Global Commission on Drug Policy). Вывод достаточно спорный и вызвавший дискуссии во многих странах мира.
В России, правда, этой войны, проигранной и чрезвычайно дорогой, не ведется. Особенно по сравнению с широкомасштабными боевыми действиями в Бразилии, Колумбии, Мексике. Представители этих стран, кстати, состояли в ооновской комиссии и подписали ее выводы. Там задействованы армейские подразделения, военная авиация и флот, специальные полицейские силы; батальоны рейнджеров и бригады морской пехоты прочесывают сельву и океанские побережья, уничтожая базы, лаборатории, склады, тайные посадочные полосы. И все с боями, с потерями, с кровью, ибо там наркоторговля обладает мощнейшими организационными структурами, собственными воинскими подразделениями и неисчерпаемыми финансовыми ресурсами. У нас все несколько скромнее, тише и благостнее. И проблема, обозначенная в выводах комиссии ООН, похоже, не наша. Однако ведь и там все начиналось с бессилия антинаркотических служб, попустительства коррумпированных чиновников, невнятной и нерешительной государственной политики по отношению к этому злу. Войны не возникают на пустом месте. А проблема наркотиков, и сегодня это уже очевидно, обладает всеми свойствами снежной лавины, обрушивающейся с гор.

Стольный град Кимры
Дорога, ведущая от щедро разбросанных по левому берегу Волги дачных анклавов к рынку в Кимрах, пролегает мимо городского кладбища. Верно, в назидание, чтобы не забывал проезжий о суете сует и тщете земной юдоли. Однако кимрский погост, помимо обычных для таких мест философских мыслей, неизменно навевает еще и беспокойство, тревогу и безотчетный, непонятный страх. Каждую субботу вот уже много лет подряд езжу на рынок по этой дороге и, несмотря на знак, ограничивающий скорость, всякий раз нарушаю запрет: тороплюсь проскочить. Никак не могу привыкнуть к странной ауре этого места. Зловещее оно. Неприятное и тяжелое. Окружающий пейзаж, правда, вполне оптимистичен: рядом светлый бор, составленный из корабельных сосен, вдали – зеленые и желтые заплаты полей, сады выше крыш, необъятные прозрачные небеса в ясный день, да и в хмурый под ними просторно. Красота. Казалось, наслаждайся, сливайся думами с вечным и горним. Но нет, мрачно и тяжко становится тут на душе, порой просто невыносимо.
Долго не догадывался, почему. Смеялся над своими страхами: может, ведьмы здесь лунными ночами на метлах летают, вот и бередят дух православный. Но потом понял: растет кладбище. Растет, словно раковая опухоль, быстро и неостановимо. Разрастается от субботы к субботе, вытягивая метастазы свежих могил, укутанных искусственными цветами, яркими и безвкусными, как цыганские лохмотья. И забора у кладбища нет: зачем? Через день переставлять пришлось бы. Могилки ползут к самому шоссе, подпирают асфальт у городской околицы. А на каждой второй скорбной плите, где расстояние между датами укладывается подчас всего-то в два десятка лет, можно высекать шприц. "Баян" – на жаргоне наркоманов.
Кимры – городок небольшой, около 50 тысяч человек населения. Старинный, некогда ремесленный и купеческий. Еще в начале прошлого века тихий, одноэтажный, с резными наличниками, с петухами на крышах, с набережной-променадом вдоль Волги, с золотыми куполами храмов. Чудо был когда-то, а не городок. В 18-м столетии гремел он по всей России, как "волжская столица хлебной торговли"; в 19-м – стал "обувной столицей", тачали здесь сапоги на всю русскую армию; в 20-м, во время индустриализации, понаставили в нем и в соседнем, через Волгу лежащем Савелове заводов, связанных с авиацией. Да и знаменитого авиаконструктора Андрея Туполева угораздило здесь родиться. Ну, а в веке нынешнем, для России либерально-демократическом и невозможно прогрессивном, возведен Кимры в "малую столицу российского наркобизнеса". При его размерах и народонаселении большой столицей ему, конечно, не стать, однако, как уверяют кимрские жители, им и такого скромного статуса вполне достаточно. За глаза хватает.
По неофициальным данным (официальным, почерпнутым из милицейских отчетов, здесь не верит никто, даже местные власти), в городе насчитывается свыше семи тысяч наркозависимых, около трех сотен зарегистрированных ВИЧ-инфицированных и более 500 известных правоохранителям наркоторговцев.
– Господин, "плана" хотите? – Хмурый молодчик смотрит упрямо, по-бычьи нагнув налысо стриженную голову. Не дождавшись ответа, машет рукой и уходит, сканируя взглядом рыночную толпу.
Не знаю, числится ли этот "бизнесмен" среди статистических 500, но таких ребят можно встретить и на платформе железнодорожной станции в Савелове, куда электрички привозят покупателей зелья из Москвы, Дмитрова, Дубны, из десятка других городов и весей Центральной России. Толкутся они и в самом центре, у памятника Туполеву, и в развалинах Гостиного двора. Торгуют или приторговывают наркотиками в Кимрах многие. И товара этого там полно: и "плана", и "винта", и героина, и вошедшего нынче в моду дезоморфина, и прочей дури разного вида и консистенции. Стоит все это гораздо дешевле, чем где бы то ни было поблизости от Москвы.
Специалисты полагают, что Кимры сгубило выгодное расположение: ближайший к столице город за пределами Московской области. Всего-то два часа на электричке от Савеловского вокзала – и вы уже в России. Надо заметить, в советское время Кимры тоже считались столицей, но отнюдь не авиастроения, как можно было бы предположить. Служили Кимры "столицей 101-го километра": селились здесь те, кому запрещалось, главным образом после отсидки, жить в Москве.
А в 1969 году началась в Кимрах и вообще развеселая жизнь – появился в городе цыганский табор. Венгерские цыгане обосновались на окраине Савелова за железнодорожным полотном. Неизвестно, почему они прослыли "венгерскими", самоназвание осевшего в Кимрах племени – лавари, однако вот, прилепилась и осталась за ними эта "заграничность". Правда, романтический флер, привнесенный цыганами в кимрское бытие, этим и ограничился. Ни пестрых кибиток, ни костров, ни танцев с песнями. Занялись они гаданием и, главное, спекуляцией. Отстроились, обнесли свои дома высокими заборами, стали жить-поживать да добра наживать. Особенно резво пошел у них процесс накопления в 90-е годы, когда цыгане переквалифицировались с торговли паленой водкой на торговлю наркотиками. С тех пор и называют местные их квартал за железной дорогой "Голливудом". Какого только кино там не насмотришься.
Надо сказать, в первые годы развития нового цыганского бизнеса шастали в "Голливуд", в основном свои, тверские наркоманы. Да какие у них деньги! Поэтому и прогресс шел в город отнюдь не семимильными шагами, хотя уже принято было в России жить широко, ездить на дорогих машинах и чтобы на крыше особняка обязательно башенка. И кимрская милиция, и городская администрация, и местные бандиты, да и сами цыганские бароны прекрасно понимали необходимость следовать обычаям, укоренившимся в огромной стране: не выглядеть белыми воронами на общем фоне. Но разве это достижимо на легких наркотиках и доморощенных наркоманах! "Мулька" (дрянь на основе эфедрина), марихуана, опийные растворы – все это несерьезно и нужных денег не приносит. Так и не вливались желанные инвестиции в городскую жизнь, пока в 1998 году не стали в Кимрах торговать героином, качественным и дешевым. Очень скоро в город хлынули потоком московские наркоманы, и дело завертелось. Приезжали по 300-500 человек в день, закупали товар оптом. Местные содействовали прогрессу, выполняя для заезжих барыг функции "Меркурия": за 2-3 дозы бегали в табор за зельем.

Нищие духом
– Дяденька, а дяденька, у меня ножки не ходят… Позвони по мобиле, пусть приедут за мной… Скажи там, Сашка, мол, просит…
Странное, неопределенного пола и возраста существо сидело, привалившись к стене, на ступенях антикварной лавки, расположенной на центральной улице Урицкого, параллельной Карла Маркса. Существо было костистым, желтым и невероятно худым, как дошедшая до крайней степени анорексии модель. Волосы его, липкие и ужасающе грязные на вид, топорщились в разные стороны. На морщинистом личике слезились огромные синие глаза.
Конечно, ошарашенный обрушившимся на меня при виде этого существа душевным дискомфортом, я позвонил по записанному на грязном клочке бумаги номеру и изложил просьбу бедолаги. А вот двое здоровенных мужиков, заправлявших антикварной лавкой, совсем не удивились. Не встревожились, не засуетились, хотя существо, на мой взгляд, явно нуждалось в участии, срочной помощи, словом, в человеческом к себе отношении.
– Зря вы, – сочувственно и с легкой укоризной заметил один из лавочников. – Тут их … Если каждому звонить, никаких денег не напасешься. А эта девка здесь часто зависает, живет неподалеку. Ноги у нее после дозы отказывают, да и не соображает почти. На автомате сюда ползет… Семнадцать лет, а уже наркоманка законченная. Не больше года ей осталось. Несчастье родителям, горе прямо. Иной раз уж думаю, прости Господи, поскорее бы Ты прибрал ее.
Мужик размашисто перекрестился и вздохнул.
– Сейчас приедут за ней. Вот пока не желаете ли взглянуть: шашка Чапаева, пенсне Троцкого, телефон, в который приказывал Блюхер… Все доподлинно, сертификаты можем изобразить, если нужно…
Не то чтобы подобные сцены случаются в Кимрах на каждом шагу, но довольно часто попадаются здесь навстречу молодые люди с рассеянным взглядом и отсутствующим выражением на лице. Вроде как устали они от мерзостей нашего мира и открывают себе пути в мир иной, лучший, сияющий, добрый, фантасмагоричный. В нем и живут, а в нашем обитают только их истасканные физические оболочки. Встречаются и другие, с настороженными, ищущими глазами, взор которых моментальным рентгеном прощупывает, сканирует каждого потенциального покупателя. И использованные тонкие одноразовые шприцы втоптаны в песок чахлых кимрских скверов в центре, в разбитый асфальт набережной, в провонявшую помойкой и экскрементами землю в развалинах Гостиного двора… И пополняется кладбище, растет, ширится.
Поначалу, как я уже сказал, расцвет наркоторговли в Кимрах связывали с цыганами. И вправду, бизнес был преимущественно национальным. Осуществлялся он как на вынос – детьми, женщинами, подростками, – так и стационарно, в "Голливуде", куда приходили посредники за более крупными партиями товара. Как водится, милиция, прокуратура и служба по контролю над незаконным оборотом лет пятнадцать проблемы не видели вообще. Не было ее, не отражалась она в сводках и отчетах, значит, и не существовала.
Между тем отчаявшиеся матери и прочие родственники регулярно отчаливающих на кладбище наркоманов, а также местные священники, которые, похоже, в одиночку пытались противостоять распространению зла, устраивали ежегодные крестные ходы в "Голливуд". Пытались усовестить цыган и отвратить их от рокового и кровавого бизнеса. Ходили так лет десять. Импортные лавари исправно крестили лбы на хоругви и давали клятвенные обещания завязать, но наркотики в Кимрах не исчезали, напротив, их оборот возрастал. Да и понятно: кто же добровольно откажется от хороших и стабильных барышей, особенно если ничего другого делать уже и не умеет?
Думаете, не писали кимряне (или кимриоты? – не знаю, как правильно) слезных и требовательных писем в московские инстанции? Конечно, писали. И священники писали. И газеты время от времени громкие разоблачительные статьи публиковали, даже называя по именам чиновников, допустивших безобразия. Однако всякий раз как-то так получалось, что приказы Центра, дойдя до Кимр, вязли в бюрократическом болоте и бесследно тонули в трясине конторской инертности. А направляемые из столицы проверочные комиссии с удручающей безысходностью ничего конкретного не обнаруживали. А "баян", вопреки всем геральдическим канонам, все отчетливее проступал на гербе города Кимры.
Наконец, в начале нового века, когда в Кимрах уже полным ходом торговали героином, в ситуации что-то сдвинулось. Наверное, количественные изменения, в соответствии с законами диалектики, перешли в качественные. Количество жалоб и воплей превысило поглощающие возможности бюрократического болота. Невероятный для России исход, однако в Кимрах сменилось милицейское и прокурорское начальство. Цыган стали сажать, и вскоре практически все мужское и значительная часть женского населения "Голливуда" откочевало на нары.
Но вот ведь незадача – наркотиков в Кимрах меньше не стало. По-прежнему в Кимрах на каждого одиннадцатиклассника приходится по наркодилеру. Так кимрская общественность догадалась, что дело совсем не в цыганских пристрастиях к легкой жизни, а в системе, которая неизменно находит подходящих "цыган", когда ей это нужно. Жители города открыто говорят, что наркоугроза никуда не исчезла, просто ушла в подполье.
Впрочем, какое это подполье? Как рассказал один священнослужитель из Кимр, по вполне понятным причинам пожелавший сохранить инкогнито, сейчас в городе организованы подпольные наркопритоны, а наркодилеры широко используют современные средства связи. Достаточно, например, послать СМС вполне безобидного содержания по специальному номеру, и через несколько минут вам доставят дозу, куда пожелаете. Эта деятельность идет скрытно и конспиративно, она уже не бросается в глаза так, как прежде. Тем не менее, межрайонное управление Федеральной службы РФ по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН) на четыре района Тверской области: Талдомский, Кимрский, Калязинский и Кашинский, – имеет всего десять сотрудников, один старый, раздолбанный отечественный автомобиль, постоянную ротацию руководителей и, соответственно, личного состава. Работа милиции странным образом не приносит результатов и не снижает накала наркоситуации, несмотря на наличие 200 сотрудников в районном ОВД.
И еще одну цифру привел священник: в Тверской областной больнице официально выделено только три койки для стационарного лечения наркоманов. Три койки на всю немаленькую область.
Впрочем, как подсказывает опыт стран, где наркотики уже давно стали неотъемлемой частью повседневной жизни, вовсе не уровень технической оснащенности и сноровка правоохранителей влияет на масштабы производства, распространения и потребления наркотических веществ. Очень многое значат социально-экономические условия, методы силового воздействия на эти процессы, возможности медицины; очень многое, но далеко не все. Наркотическое цунами, как правило, зарождается там, где наблюдается кризис духовности, где общественная нравственность перестает рассматривать наркотики в качестве безусловного зла и начинает проявлять по отношению к ним толерантность.
Кимры сегодня – это разбитый асфальт центральных улиц, непролазная грязь и пыль столбом на улицах боковых; это покосившиеся, полуразвалившиеся деревянные дома, когда-то украшенные разноцветными наличниками, а нынче черные, прелые, с кривыми окнами; это жуткие, мрачные коробки пятиэтажек из серого силикатного кирпича, слепленные небрежно, на скорую руку, с грязными швами и разбитыми дверными коробками. Кимры сегодня – это заброшенные и загаженные скверы; это безработица, "замороженные" или работающие вполсилы заводы, длинные ряды торгующих всякой ерундой бабок и вечно пьяные мужики; это "некуда податься", кроме палатки за углом или занюханной забегаловки с намалеванной малярной кистью подтекающей надписью "Шашлики"; это рынок как единственное место, где женщины могут продемонстрировать свои лучшие наряды и высокие каблуки. Кимры сегодня – это символ безысходности, беспросветности и унылости бытия.
Если вас вдруг охватит устойчивое кафкианское настроение, и жизнь на этой стороне сознания покажется вам невыносимой, поезжайте в Кимры. Здесь и не захочешь, а запьешь или "сядешь на иглу". К несчастью, для России этот городок на Волге – явление типичное. Сотни, если не тысячи кимр разбросаны по карте нашей страны. Беда. Но может случиться и горе: не начнем лечить причины явления сейчас, лет через десять будут и у нас свои наркокартели, свои кровопролитные войны за передел сфер влияния и территорий и своя, крепко вросшая в государственные структуры, наркомафия. Как в Колумбии. Или в Мексике. Или в Бразилии.

Проигранная война. Колумбия.
"Всемирная война с наркоторговлей проиграна", – говорится в докладе специальной комиссии ООН. Основной тезис документа: подход к всемирной борьбе с наркотиками, основанный на Единой конвенции ООН о наркотических средствах от 1961 года, которая однозначно рассматривала наркобизнес и наркоманию как уголовное преступление, устарел и доказал свою неэффективность. Не удалось снизить ни производство, ни потребление наркотиков в мире. Потребление веществ, содержащих опиум, возросло с 1998 по 2008 г. на 35%, кокаина - на 27% и марихуаны - на 8,5%. По оценке ООН, в мире 250 миллионов человек употребляют нелегальные наркотики. "Немыслимо считать их всех преступниками, – заявляют авторы доклада. – Преследование и тюремное заключение "десятков миллионов" низовых производителей, курьеров и торговцев наркотиками не устраняет экономическую причину наркоторговли, зато частичная легализация легких наркотиков в Австралии и Португалии не привела к росту их употребления".
…Сельва Латинской Америки разная. В поймах великих рек – наполненная синим сумраком теней, перевитая гигантскими лианами, пропитанная влажными испарениями хлюпающих под ногами болот. В горах – сухая, низкорослая, с колючими и цепкими ветвями, с густыми, мелколистными кронами, заслоняющими небо. На равнине - светлая, пронизанная солнечными лучами, стекающими по мачтовым стволам сейб и каоб, возвышающихся над кустарниками с такой яркой и сочной зеленью, что любая наша буренка с ума бы сошла от счастья, окажись она там.
На юге и в центральных департаментах Колумбии нет ни больших городов, ни крупных селений. Хутора да деревеньки – крестьянский рай. И вокруг сплошная сельва. К юго-западу, на границе с Эквадором, – горная. На востоке, вдоль рубежей с Венесуэлой, – равнинная. Дорог там мало, редкими терракотовыми ниточками тянутся они от хуторка к хуторку, от селения к селению. На дорогах – армейские и полицейские патрули, блокпосты и КПП, олицетворяющие собой государственную власть. Через сто метров по обе стороны от дорог эта власть заканчивается. Начинается сплошная стена леса, в глубине которого, как и положено, встречаются всякие чудеса: то тщательно возделанные плантации коки, то надежно упрятанные под землю лаборатории, превращающие листы этого растения в кокаин.
К чудесам колумбийской сельвы, безусловно, следует отнести и лагеря "герильи".
Эка невидаль, "герилья" в Латинской Америке! Да там все партизаны! Вспомним Фиделя в горах Сьерра-Маэстра, боливийскую эпопею Че Гевары, сандинистские колонны, освободившие Никарагуа от диктатуры Сомосы, сальвадорских партизан из Фронта Фарабундо Марти… В ХХ веке "герилья" служила такой же неотъемлемой составляющей латиноамериканского стереотипа, как сомбреро, лассо и гитара. "Пылающий континент". Правда, в веке нынешнем, куда более прагматичном, Латинская Америка пылать перестала. Перевелись в ее лесах партизаны: где-то сложили оружие под амнистию, где-то переформировались в легальные политические партии и движения. Но только не в Колумбии! "Герилья" в этой стране живуча, как крокодил, родственник и современник динозавров.
Сорок пять лет ведет войну с правительством самая мощная и многочисленная, теперь уже не только в Латинской Америке, но, пожалуй, и во всем мире, "марксистско-ленинская" группировка "Революционные вооруженные силы Колумбии" (РВСК – FARC). От 10 до 20 тысяч отлично вооруженных и организованных бойцов населяют колумбийскую сельву, и ничего не могут с ними поделать ни армия, ни вооруженные формирования правых, ни американский спецназ, инструкторы и эксперты.
Раньше эти две дивизии, развернутые по штатам военного времени, со всем их хозяйством и инфраструктурой снабжались деньгами, оружием и боеприпасами из многих источников: помогал им весь социалистический лагерь, плюс "подножный корм" в виде плантаций коки и подземных лабораторий. Сегодня партизанский выбор невелик – социалистического лагеря уже давно не стало, бывшие друзья перебежали в НАТО, а деньги, патроны и оружие необходимы по-прежнему. Борьба продолжается! "¡La lucha continua!"
Когда-то Соединенные Штаты, верные своей привычке загребать жар чужими руками, возлагали большие надежды в борьбе с "красными" на наркобизнес. Ребята тоже умели организоваться, обладали средствами на закупку оружия и вполне ясной идеей, сплотившей их ряды. Боевая организация "наркос" доказывала свою эффективность в ежедневных боях и стычках с РВСК за плантации коки, территории и крестьян, без которых плантации приходят в запустение, а лист коки не перерабатывается в порошок. США наркобизнесу не мешали, напротив, смотрели на него благосклонно: уж больно здорово получалось у этих ребят устраивать засады на партизан и обеспечивать себе поддержку населения. Так в Колумбии возникли и окрепли наркокартели: Медельинский и Кали, со временем превратившиеся в криминальные государства.
Картели враждовали между собой, враждовали с колумбийским правительством, армией и полицией, которые ничего не могли поделать с этой напастью, враждовали с американским законом, ибо главный их рынок сбыта находился в Соединенных Штатах. Кроме лихих перестрелок, крупных боевых операций и громких терактов, сотрясавших все крупные города страны, колумбийский наркобизнес еще и щедро платил: покупал крупных чиновников, полицейских, высших армейских офицеров, депутатов. Неподкупных убивал или выдавливал из страны. Так в Колумбии сложилась всепроникающая мафиозная структура, разъедающая основные узлы и сочленения государственного механизма. Главари картелей стали по существу теневым правительством, подчас более влиятельным, чем официальный кабинет. В 1980-е годы, например, лидер Медельинского картеля Пабло Эскобар, обладатель личного состояния в 25 миллиардов долларов, предложил заплатить государственный долг Колумбии в обмен на легализацию своей деятельности. По оценкам колумбийских спецслужб, эта деятельность обошлась в 10 тысяч убитых в результате жесточайшего террора, охватившего всю территорию страны.
Словом, милый песик, который должен был выслеживать дичь и лезть за ней в болото, нежданно вырос в ужасающих размеров псину, едва не отгрызшую кормящую длань. Колумбийский кокаин заполонил Штаты, и спрос на него возрастал из года в год. Американская Фемида тем временем бессильно гонялась за мелкими дилерами, ибо до крупных она попросту не дотягивалась. И маршруты доставки зелья она не могла перекрыть полностью, и финансовые каналы проследить ей не удавалось.
Разъяренные Штаты навалились на колумбийские картели всей своей мощью. В результате за десятилетие широкомасштабной войны с картелями было покончено. Но проблема оборота наркотиков и проблема террора не решены до сих пор. Свято место пусто не бывает: место картелей заняли ультраправые "добровольные" вооруженные формирования, созданные колумбийской армией для борьбы со все той же "красной угрозой". Колумбийская сельва вновь закипела боями: вышедшие из-под контроля армии ультраправые отбивали плантации коки и лаборатории у РВСК, левые ходили в контратаки, армейские части пытались разгромить и левых, и правых и получали от тех и других. Волна терроризма накрыла города и веси Колумбии: страх – один из важнейших элементов внедрения наркобизнеса в общество. Страх в стране начался давно, он накатывал на нее волнами – взрывы, похищения людей, отстрел неугодных… Потом затишье, победные заголовки на первых полосах газет: "С терроризмом покончено!", "Армия и полиция гарантируют!"… И вновь взрывы, похищения, убийства…
Кстати, автомобиль, начиненный взрывчаткой, изобрели не мусульманские террористы. Впервые их ввели в практику боевики колумбийских наркокартелей.
Богота, девяностые годы прошлого века. Пасмурный, слезящийся дождем день, низкие тучи над столицей.
Вдруг хлопком бумажного пакета лопнул воздух над площадью Боливара. Ударил горячим и плотным, разлетелся прозрачными осколками… Сверху посыпались черным градом вспорхнувшие было сизари. И сразу - отчаянный, истошный, панический женский визг. Вся площадь бросилась ничком на брусчатку, и наступила тишина. Замерло время, отсчитывая мгновения ожидания. Но второго взрыва не случилось. У авангардистских кубов Дворца юстиции на другом конце площади задвигались, засуетились. Взревели вдалеке полицейские сирены. Площадь поднялась на колени и смущенно заозиралась вокруг. Каждый из нас испытывал одинаковое чувство, сродни тому, которое наверняка охватывает мышонка, когда накрывает его крылатая тень ястреба.
У ступеней Дворца среди пуха, перьев и растерзанных птичьих тел лежали изуродованные останки молодого парня. Цвета слоновой кости неживое лицо с траурной каймой ресниц на крепко сжатых веках. Черные ручейки голубиной и человеческой крови, смешиваясь, текли между камнями брусчатки к памятнику Симону Боливару. "Сикариос!"… "Сикариос!"… – шелестело над площадью. "Сикариос" – так зовут боевиков наркомафии.
Наутро газеты сообщили, что неизвестный террорист, предположительно из левых, попытался пронести взрывчатку во Дворец юстиции, но, по случайности, взрыв прогремел на площади, а не в замкнутом пространстве здания. Поэтому других жертв не было.

"Дон Панфило приехал обедать"
С 2006 года в Мексике в столкновениях и стычках между наркокартелями за передел зон влияния, в армейских и полицейских операциях против них погибли около 40 тысяч человек – эта цифра также присутствует в докладе специальной комиссии ООН.
В 2006 году новый президент страны Фелипе Кальдерон объявил войну наркомафии, а заодно и коррупции. В Мексике Кальдерона не очень жалуют: не отвечает он народным представлениям о национальном лидере. Небольшого росточка, лысоватый, молодой. Ни солидности и дородности, ни богатырского разворота плеч, ни молодцеватости во взоре, ни удали в облике. Не орел, словом. И не отец родной. Но технократ, говорить умеет и любит, схемы и презентации обожает. Типичный "топ-менеджер", Chief Executive Officer (СЕО) (высшее должностное лицо компании - ред.). Впрочем, в политике не существует такой категории "любит – не любит". Менеджер по крайней мере приучен свои шаги и решения просчитывать и согласовывать. Вот и война против наркотиков согласована с северным соседом и союзником.
Постоянные операции этой войны ведутся на территории восьми из 32 штатов Мексики, в них задействовано 375 тысяч полицейских, 45 тысяч солдат и офицеров мексиканской армии, свыше 80 армейских самолетов и вертолетов, 129 бронетранспортеров. Государству противостоят, по самым приблизительным оценкам, не менее 300 тысяч боевиков и членов преступных группировок. Кроме того, группировки как-то ухитряются еще и воевать друг с другом.
По данным Генеральной прокуратуры Мексики, в стране действует семь наркокартелей, однако Агентство Соединенных Штатов по борьбе с наркотиками (DEA) насчитывает в Мексике 30 крупных криминальных сообществ, связанных с наркоторговлей. Особенность мексиканской ситуации заключается в том, что абсолютное большинство зелья производится вне страны и проходит через нее транзитом. Поэтому Мексика считается главным поставщиком наркотиков, в том числе синтетических, на рынок Соединенных Штатов. Беда эта случилась с Мексикой после разгрома в Колумбии картелей Медельина и Кали и ликвидации их маршрутов доставки товара в Штаты. Мексиканские наркогруппировки, ранее малочисленные и не пользовавшиеся заметным влиянием, приняли на себя транспортировку, доставку и частично распространение наркотиков на территории Соединенных Штатов. Поэтому в войне против них и заинтересованы прежде всего США. Конечно, и мексиканцы тоже, но не все. Далеко не все.
Случилось мне не так давно побывать в городе Монтеррей, столице пограничного с США мексиканского штата Нуэво-Леон, где действует один из семи картелей – "Эль Гольфо". Сидели мы с местной журналисткой в уютном ресторанчике в центре, беседовали о разном, как вдруг нас выгнали оттуда самым беспардонным образом. В ресторан вломились полдюжины парней в темных костюмах, черных очках, с набриолиненными, влажно блестевшими волосами. Каждый из них держал руку за отворотом пиджака. "Всем вон!" – приказал главный. Посетители послушно устремились к двери, стараясь обойти пришедших стороной.
– Дон Панфило приехал обедать, – пояснила спутница так, будто мне было все хорошо известно про этого дона и его привычки.
Выяснилось, дон Панфило – местный наркобарон. Он наезжает обедать именно в этот ресторан и привык трапезовать в одиночестве. Не любит, когда мешают. Вот в рассказе моей коллеги о нем и прозвучал поразивший меня термин "наркодемократия". Сочетание этих двух корней абсолютно противоречило моим представлениям о логике. Вошедшие в языковый оборот несколько лет назад мексиканские неологизмы, вроде "наркобанкиры", "наркожурналисты", "нарковоенные", "наркополицейские", "наркоэстетика", "наркоархитектура", "наркоэкономика", были вполне объяснимы и понятны. А учитывая обстоятельства войны и ежедневные разоблачительные материалы в прессе, казались уже совершенно естественными. Но "наркодемократия" все же представлялась нонсенсом.
Однако, по словам коллеги выходило, что городские бедняки, разорившиеся фермеры, едва сводящие концы с концами крестьяне на самом деле боготворят наркобаронов и готовы отдать за них свои голоса на любых выборах любого уровня. Наркомафия строит школы, больницы и жилье для бедняков, она выступает на их стороне в судебных тяжбах, дает долгосрочные кредиты под низкие проценты, создает рабочие места. Не забывает она и о духовном, возводя церкви и дискотеки. Словом, наркобароны в обмен на лояльность и поддержку делают все то, что обещают, но редко исполняют официальные политики.
"Если дону Панфило завтра потребуется пройти в федеральный парламент, у него не будет проблем, за него проголосуют все избирательные округа в штате, – сказала журналистка. – И, что самое страшное, проголосуют искренне, без какого-либо давления или угроз. Ведь для большинства избирателей он – отец родной. Вот потому они и неистребимы, эти доны панфило!"
В общем понятно: если годовой оборот международного рынка наркотиков превышает 400 миллиардов долларов, то даже один процент от этой суммы, потраченный на "социалку", не может не обеспечить признание и благодарность сотен тысяч людей, считающих себя обездоленными. Это не гуманизм. Да и трудно представить дона Панфило в роли Робин Гуда. Это рутинная маркетинговая политика завоевания и обеспечения рынка. Как говорится, "ничего личного, только бизнес". И государство явно проигрывает в этой конкурентной гонке. Несмотря на армию, полицию, танки и вертолеты.

***
Российский рынок наркотиков еще не оформился в мафиозную структуру – производящую, как в Колумбии, транзитную, как в Мексике, потребительскую, как в США. Наши "наркос" пока только в начале пути. Если не перекрыть его сегодня, и не только силовыми, но и экономическими, и социальными, и культурными мерами, завтра мы будем иметь Колумбию, Мексику и США "в одном флаконе". Ведь мы умеем все доводить до крайности, до гротеска, часто до идиотизма.
Например, при высочайшем уровне распространения наркотиков, при том, что, по данным ФСКН, ежегодно в России умирает более 100 тысяч наркоманов в возрасте до 30 лет, в нашем эфире, в печатных СМИ, в Интернете нет социальной антинаркотической рекламы. Минсоцздравразвития, тот же ФСКН, наверное, и не догадываются, как действенна и эффективна может быть такая, хорошо сделанная, согласованная с психологами, продуманная реклама. Сколько жизней и судеб она может спасти.
Даже в "малой столице российского наркобизнеса", в Кимрах, не удалось мне увидеть ни одного такого плаката. Гротеск или идиотизм?
Не хотелось бы, честное слово, услышать через несколько лет о наркокартеле "Кимры", узнать о начале нарковойны за передел рынков в Центральной России, смотреть телерепортажи об армейских операциях из южной Сибири на предмет уничтожения плантаций мака и тайных лабораторий по его переработке в наркотик.
А пока все к тому идет.

Михаил Юрьев