Казахские корни русского гения

Трудно найти грамотного человека, которому незнакома эта фамилия – Плевако. "Ишь, Плевако нашелся!" – часто чуть иронически говорят о красно-речивых защитниках кого-либо.

Да, это имя одного из лучших адвокатов в Российской империи XIX – начала XX веков вошло в историю юриспруденции, и существуют небезосновательные утверждения, что Федор Никифорович Плевако был наполовину казахом.

"Скуластое, угловатое лицо калмыцкого типа с широко расставленными глазами, с непослушными прядями длинных темных волос могло бы назваться безобразным, если бы его не освещала внутренняя красота, сквозившая то в общем одушевленном выражении, то в доброй, львиной улыбке, то в огне и блеске говорящих глаз". Это цитата из очерка русского юриста и литератора Анатолия Федоровича Кони. Именно такое описание Плевако мы можем встретить у современников Федора Никифоровича, знавших его лично: Чехова, Бунина, Вересаева, Телешова. Все они или были знакомы со знаменитым юристом, или присутствовали на процессах, где он выступал. И каждый из современников обязательно заострял внимание на необычном происхождении Федора Никифоровича.

Начало его жизни было овеяно тайнами и легендами. Сам адвокат писал о себе так: "Отец – надворный советник Василий Иванович Плевак, мать – крепостная Екатерина Степанова".

Подтверждено архивными документами, что отец знаменитого адвоката почти 200 лет назад служил на таможне нескольких пограничных с Казахстаном городков: в Петропавловске, Троицке, Челябинске. Но как оказался Василий Иванович Плевак на границе с Великой степью – загадка. Пишут, что он был поляком, сосланным сюда за участие в восстании 1830 года и работавшим мелким чином на Троицкой таможне. Но нет документального подтверждения участия
В.И. Плевака в революционных событиях – в польском бунте.

Есть и другие сведения. Якобы был отец будущего адвоката родом из обедневшей дворянской семьи, а в 15 лет ушел жить самостоятельной жизнью. К 35 годам он дослужился до должности экзекутора, в ведении которого состояла административно-хозяйственная часть, и в этом качестве в 1833 году поступил он на службу в таможню города Троицка. Там купил сироту-казашку, от которой у него родились дети. "Крапивное семя" – незаконнорожденные.

Сохранился протокол заседания членов Троицкой таможни от 3 августа 1838 года, на котором слушали "Прошение бухарца Мирхана Фаткуллина о дозволении ему сложить в пакгауз товары, очищенные пошлиною в Петропавловской таможне впредь до отправления в Ташкент". Среди присутствующих на этом заседании значится коллежский асессор В. И. Плевак. Еще в одном из документов той же таможни от 1844 года у него уже более высокий чин – надворный советник. При этом добавление – "кавалер", то есть награжден орденом. Эта должность была на одну ступень выше должности экзекутора. В этой должности он и оставался до 1851 года, до выхода в отставку и отъезда в Москву.

Еще загадочнее происхождение матери Федора Никифоровича – Екатерины Степановой.

На Евразийском историческом сервере приводятся такие данные о детстве этой женщины: "…ее семья жила в "киргизском" ауле под Кустанаем. Официально место ее жительства называлось аул № 7 Чубарской волости Кустанайского уезда Тургайской области. Отец ее был Алдар, бай и батыр".

Сама мать Плевако немного помнила эту казахскую жизнь, есть даже записанные с ее слов воспоминания: "Жили мы в степи, недалеко от Троицка, в войлочной кибитке. Жили очень богато, кибитка была в коврах, я спала, как и старшие, под меховыми одеялами и на меховых подстилках. На стенах висели сабли, ружья и богатые одежды, и на себе я помню наряды и монеты".

А вот еще с того же исторического сервера. Там утверждают, что в детстве Екатерину звали Ульмесек.

"Во время ночного нападения воров или разбойников у Алдара при бегстве выпала из кибитки его дочь Ульмесек. Ее назвали так потому, что первые дети Алдара все умерли и этим именем надеялись сохранить ее в живых. Проблуждав несколько дней в степи, девочка вышла к реке, где ее встретила и приютила незнакомая русская женщина. Со временем Ульмесек освоила русский язык, а свой родной забыла.

Когда она выросла, с ней познакомился прибывший на службу в Троицк экзекутор местной таможни Никифор Плевак. Девушка понравилась Никифору, и барыня охотно ее уступила. Они не венчались, брак не был официально зарегистрирован, и дети записывались как "рожденные от установившейся связи от троицкой мещанки Екатерины Степановой, девицы".

В Троицке семья Василия Ивановича Плевака ничем не выделялась. Там было достаточно "странных" браков. Его дети – Федор и Дормидонт – считались незаконнорожденными, их родители не состояли в официальном церковном браке. Мальчики даже по отчеству были не Васильевичи, а Никифоровичи – по имени крестного отца старшего из братьев. Но этот факт никак не влиял на их положение в небольшом городке. Проблемы у братьев Плевак начались в Москве, куда сразу после отставки отца летом 1851 года переселилась семья. Осенью мальчиков отдали в Коммерческое училище. Оба учились хорошо, а
9-летний Федор особенно блистал математическими способностями. К концу первого года учебы имена братьев были занесены на "золотую доску" училища. А еще через полгода Федора и Дормидонта исключили из него как незаконнорожденных. Отцу немало пришлось похлопотать, чтобы мальчиков приняли в 1-ю Московскую гимназию. После экзамена они поступили сразу в 3-й класс. В этой же школе учились многие ставшие впоследствии известными деятели России, среди них идеолог анархизма Петр Кропоткин.

В 1864 году Федор Плевак окончил курс на юридическом факультете Московского университета. При выпуске из университета он прибавил к своей фамилии "о" и стал уже не Плевак, как отец, а Плевако, что больше походило на украинские фамилии, причем называл себя с ударением на этой последней букве. Как французы.

Он очень быстро приобрел известность как выдающийся адвокат и судебный оратор, не имеющий себе равных в России. В качестве защитника, гражданского истца или частного обвинителя Плевако участвовал в самых громких уголовных процессах. Невзрачный внешне, с "пришепетывающим" голосом, Плевако поражал слушателей своей искренностью, эмоциональной мощью, ораторской изобретательностью и выразительностью слова. Плевако никогда заранее не писал своих речей, но нередко записывал их после суда по просьбам друзей или судебных репортеров. Таких записей сохранилось два тома.

Он любил защищать женщин, но, увидев на скамье подсудимых воровку, обвешанную бриллиантами, отказался от защиты. Это была пресловутая Сонька Золотая Ручка, которой ныне посвящают фильмы. Зато он бесплатно защищал униженных актрис, музыкантш, просто несчастных избитых или брошенных жен. Огромный отзвук в обществе получил процесс околоточного Орлова, убившего актрису П. Н. Бефани. Убил просто потому, что, не выдержав его издевательств, женщина ушла от него. Околоточный лишился прибыли – он отбирал у нее все деньги. Остались сиротами двое детей. Плевако говорил недолго – минут 20, но к концу его выступления рыдали все слушатели. А их было около двух тысяч…

Наталья ДЕНИСОВА
25.07.2011,