Нина Багдасарова: Юг Кыргызстана перестал надеяться на власть и на предстоящих выборах будет выбирать меньшее из зол

Со дня кровавой трагедии на юге Кыргызстана, унесшей жизни сотен человек, минул год. Ошская и Джалал-Абадская области на карте Ферганской долины отмечены ярко-красным цветом - так обозначают горячие точки. Но местные чиновники продолжают уверять, что ситуация под контролем, а жизнь налаживается.

Однако недовольство населения растет, открытое противостояние в регионе уступило место латентному бытовому национализму и высокой степени недоверия в отношениях соседей. Повысился градус недоверия и к официальному Бишкеку, а чувство незащищенности обострилось до предела.

"Необходима внятная политика со стороны государства, которая бы регулировала процесс примирения на юге страны. Но сегодня в большей степени активность проявляют в основном "люди доброй воли", - полагает известный эксперт, руководитель исследовательского отдела Центра социальной интеграции Нина Багдасарова. Сегодня она отвечает на вопросы ИА "24.kg".

- Вы недавно вернулись из поездки по южным областям. Какова ситуация в регионе сейчас? Соответствуют ли действительности радужные отчеты чиновников о воцарившемся на юге мире и спокойствии?

- Как вам сказать... Ситуация сложная. Я не могу назвать ни одного района, где со стопроцентной уверенностью можно было бы говорить о стабильности. В качестве примера приведу Араван. Когда мы там находились, ничего не предвещало беды. Но, как оказалось, это обманчивая тишина. Через три дня ситуация там резко обострилась. Стоило поднести спичку, и вспыхнуло пламя. К сожалению, на юге нет ни одной "точки", где в воздухе не витало бы напряжение.

- В чем это проявляется?

- Люди очень настороженно относятся друг к другу. Исчезла атмосфера теплоты и искренности, столь характерная для южного региона. Не покидает чувство тревоги.

- Что, на ваш взгляд эксперта, необходимо сделать для консолидации общества в южных областях? Какие рецепты примирения наиболее эффективны?

- Прежде всего нужна внятная политика властей. Получается, что процесс перемирия на местном уровне координируют и осуществляют так называемые добровольцы. Это они пытаются что-то наладить. На юге очень сильна властная риторика с националистическим оттенком. Разговоры про то, что мы все-таки одна страна и один народ, случаются очень редко. Дискурс на эту тему весьма слаб, а на юге он практически не слышен. И это очень печально, поскольку отсутствует база, на которой, собственно, и можно строить консолидацию общества, но на этот счет нет четкого посыла со стороны государства.

- То есть "верхи" больше не хотят, а "низы" уже не могут?

- Но власть старается. Разработаны два варианта доктрин этнической политики. Одна концепция принята на внеочередном курултае Ассамблеи народа Кыргызстана, вторая представляет собой депутатскую инициативу. Оба документа демонстрируют противоположные тренды. Один нацелен на гражданское строительство и пропагандирует равенство и единство. Второй в большей степени ориентирован на политику различия, и в этом документе прослеживается идея о том, что представители разных этнических групп должны иметь разные права и обязанности.

Не могу сказать, что это плохо, когда присутствуют две конкурирующие между собой программы. Но сама процедура принятия и обсуждения этих доктрин, без учета широкого спектра мнений общественности, не совсем верная и продуктивная. Что касается концепции, выработанной парламентом, то не считаю, что документы такого рода можно принимать без развернутого обсуждения, наскоком. Нельзя принимать подобные решения в конце повестки дня последнего пленарного заседания. Такая поспешность тем более странна, если учесть тот факт, что у депутатов есть возможность развернуть дискуссию на эту злободневную тему с привлечением экспертов и заинтересованных сторон. У нас партийный Жогорку Кенеш, и у этих партий на местах работают активисты, которые могли бы обеспечить участие в дебатах людей с мест и донести мнение членов своих партий и избирателей до своих партий. Что же касается концепции, которую принял курултай, то к ней прилагается еще и план действий по оздоровлению ситуации в различных сферах, включая языковую политику, образование, СМИ, гражданское участие и местное самоуправление. Используя его, можно даже сделать необходимые расчеты и начать поиск ресурсов для выполнения наиболее срочных первоочередных задач.

- Чем именно недовольны жители юга?

- В той ситуации, которая сейчас там сложилась, а она является посткризисной, недовольство будет всегда. Да, восстанавливаются дома в пострадавших районах, ремонтируются здания, люди пытаются вернуться к нормальной жизни, кто-то пытается наладить бизнес. Но человеческие отношения восстановить гораздо сложнее, чем привести в порядок то, что связано с материальным ущербом. Люди живут в постоянной тревоге. Если подрались, к примеру, на бытовой почве представителя двух общин, то немедленно следует реакция - собирается толпа с той и другой сторон, готовые защищаться друг от друга, поскольку все друг друга боятся. К сожалению, сегодня на юге институты государства не являются авторитетными игроками. Люди не доверяют и органам правопорядка. Если в случае нападения на мой дом или причинения вреда моим родным я обращаюсь за помощью не в соответствующие структуры, а к соседу или родственнику, это говорит о том, что я просто не верю тем, кто обязан меня защищать.

- Ожидается ли эскалация обстановки в пострадавших областях в канун президентских выборов?

- Конечно, некоторые кандидаты на пост главы государства будут пытаться разыграть межнациональную и межрегиональную карту. Без этого не обойтись. Но я очень надеюсь, что основная часть населения страны не поддастся на такого рода провокации. Я очень верю в наш народ. Может быть, это и необоснованный оптимизм, но все-таки нам, несмотря ни на что, удалось сохранить государство. В Кыргызстане не введено внешнее управление, и в политическом плане страна не превратилась во второй Афганистан. И то, что после событий, связанных со сменой власти и в марте 2005-го, и в апреле 2010 года, люди очень быстро нашли в себе силы вернуться к нормальной повседневной жизни, говорит, на мой взгляд, о наличии определенной гражданской позиции. Для меня эта позиция состоит в том, что человек отказывается ввязываться в политические игры и старается наладить свою жизнь и жизнь вокруг себя. Это своего рода демонстрация приоритетов.

Те, кто пытался восстановить нормальную жизнь, те, благодаря кому у нас не пропала в домах вода, работал общественный транспорт, не закрылись киоски и магазины, совершали настоящий гражданский подвиг. Для них политики, которые продолжают делить людей на "своих" и "чужих", по национальному признаку или региональной принадлежности, выглядят отталкивающе. Я понимаю, что они стремятся завоевать целевую аудиторию, но почему это нужно делать не путем предъявления внятной политической программы, направленной на улучшение условий жизни населения, на его защиту, а путем манипуляций общественным сознанием?

В рамках предвыборных кампаний политики фактически "творят" избирателя своими руками. Конечно, можно довести электорат до такого состояния, что люди будут голосовать и за очень сомнительные идеи, но только зачем это делать? Завоевывая таким образом любовь избирателя, политический деятель сеет в душах людей зерна ненависти и нетерпимости. И не очень понятно, почему, с точки зрения многих наших политиков, эксплуатировать понятие "национального превосходства" выгоднее, чем развивать идею о гражданском единстве?

- На юге, как я понимаю, предстоящих выборов ждут с тревогой?

- Тревога присутствует, но она не связана с предвыборной кампанией. Состоявшаяся в прошлом октябре парламентская гонка показала, что, в принципе, сам процесс не так страшен. Когда перед предыдущими выборами на юг приезжали кандидаты в депутаты, они в целях агитации устраивали концерты, раздавали сладости, что на общем стрессовом фоне смотрелось очень даже по-человечески и позитивно. Люди на какое-то время перестали бояться собираться вместе, завязывалось общение. Но боюсь, что всерьез на эти выборы никто и не надеется. При голосовании будут выбирать не лучшего из кандидатов, а "меньшее из зол".

- Вы ознакомились с итогами трех комиссий по расследованию причин южной трагедии. На ваш взгляд, какой-нибудь из них удалось дать адекватную и беспристрастную политическую оценку случившемуся?

- Нет. Все три отчета - с погрешностями, причем значительными и похожего характера. Зачастую логичные выводы подкреплены какими-то странными аргументами, или ссылки на факты грешат серьезными неточностями. От этого результаты теряют свою смысловую значимость и не воспринимаются всерьез.

Понятно, что исследования, представленные международной комиссией во главе с Киммо Кильюненом, вызвали возражения властей. Большая часть ответственности за события в этом отчете возлагается на них. И ответственность власти, как местной, так и центральной, действительно чрезвычайно высока. Но, с другой стороны, тогда была очень сложная ситуация, временное правительство просто не могло сразу сориентироваться, не говоря о том, что опыта принятия решений в условиях масштабных беспорядков ни у кого не было. Однако это не значит, что из ситуации не следует извлекать уроки.

Но если говорить о содержании самих отчетов, то некоторые претензии авторов тоже нельзя назвать справедливыми, особенно если они касаются конкретных лиц. Это были экспертные комиссии, а не следственные группы, и в их задачу не входило определение степени вины того или иного представителя власти или политического лидера. Можно было говорить, наверное, о том, что какие-то структуры или даже, если можно так выразиться, "политические позиции" не справились с теми или иными функциями, действовали неадекватно ситуации, но странно в таком отчете переходить на личности, как было, к примеру, в результатах исследования ИКК. У нас дискуссия об июньских событиях постоянно переводится в иную плоскость: вместо анализа процессов все занимаются поиском виновных.

- А рецидив возможен?

- Нет, не думаю. По крайней мере, не в таких масштабах. Власть уже готова предотвратить конфликт, да и люди сегодня ко многому относятся иначе. Однако какие-то столкновения, скорее всего, будут иметь место. Но в массовые беспорядки, будем надеяться, это больше не выльется.

- Не могу не спросить вас как аналитика: почему спустя 20 лет вновь разразилась братоубийственная война?

- Я считаю, что магия цифр тут совершенно ни при чем. Подобные столкновения - результат ослабления устойчивых социальных институтов и властной иерархии. Сегодня 1990 год сравнивают с 2010-м, как будто столкновения в 1990-м были каким-то особенным межэтническим конфликтом, аналогичным прошлогоднему. Это неправда. Ош-1990 - это часть огромной волны столкновений, прокатившихся по СССР. До Оша были конфликты в Карабахе, Сумгаите, Фергане. Привычные иерархии и авторитеты рушатся, непонятно, на кого ориентироваться, кому, грубо говоря, следует подчиняться. Возникает тревога и тоска по понятному и объяснимому порядку. Но если власть, как людям кажется, не в состоянии обеспечить порядок, они при признаках первой опасности (не важно, реальной или воображаемой) выходят на улицу и устанавливают порядок сами.

Сравнивать события 1990 года и 2010-го можно. Мы обнаружим там нечто схожее. Это, прежде всего, ситуация, когда прежний порядок рушится, и неуверенность в будущем, которая граничит с паникой. Подобное чувство было у людей накануне развала СССР. Оно же сопровождало нашу жизнь весной и летом 2010-го. Кстати, в 2005 году после 24 марта ситуация в стране тоже была на гране фола, но тогда за достаточно короткий промежуток времени удалось восстановить властную вертикаль.

Ошские беспорядки были управленческой проблемой, и во многом сегодняшняя ситуация остается прежде всего управленческой проблемой. Ссылаться на "вековые" причины столкновений для меня означает просто-напросто избегать необходимости принимать сложные и непопулярные решения. Заигрывать с электоратом гораздо проще, чем обсуждать реальную ситуацию всерьез.

- А можно ли сейчас говорить о наличии протестного потенциала в Ошской и Джалал-Абадской областях?

- Нет. Против кого протестовать-то? Да, у нас есть глава государства, но у нее мало полномочий и минимум ответственности. Выражать протест многопартийному парламенту как институту власти невозможно. Можно выражать протест по поводу какого-нибудь их решения.

Мне кажется, сегодня очень важно восстановить работу на местном уровне. Нужно, чтобы люди перестали нести петиции, а потом сидеть и ждать, когда придут, помогут, построят, принесут. Надо идти к людям и разговаривать с ними, узнавать их потребности и запросы, предлагать альтернативы. И этим должно заниматься местное самоуправление.

Я бы сегодня голосовала за того, кто мне четко и ясно объяснит, как он будет работать с населением, как станет налаживать процесс нормальной жизни, и как я и любой из моих коллег, соседей сможем повлиять на этот процесс.

25/07/11 Дарья ПОДОЛЬСКАЯ