История и народ

В 90-х гг. ушедшего века российским историком Д.Володихиным (по данным Википедии) был создан термин "фольк-хистори" для обозначения целого направления околоисторических работ, целью которых являлся не поиск истины, а удовлетворение весьма специфических запросов определенной части общества. Данный термин в силу своей востребованности очень быстро прижился, и историки сейчас его активно используют для оценки творчества М.Аджи, А.Бушкова, В.Суворова, А.Фоменко.

Среди казахстанских авторов, видимо, отцом-основателем данного жанра следует считать К.Даниярова, трудами которого уставлены полки книжных магазины нашей страны. Но число конкурентов мэтра постоянно растет, и, по всей вероятности, нам предстоит ознакомиться еще с огромным числом типичных фольк-хисторических откровений о том, что все языки на свете происходят от казахского, или о том, что именно Казахстан был местом зарождения человечества.

Сейчас, в отличие от недавних лет, ажиотажа такие вещи уже не создают и у здравомыслящих людей вызывают лишь улыбку. Однако автору этих строк очень часто хочется применить термин "фольк-хистори" в отношении работ многих официальных представителей нашей науки, которые иной раз очень явно предпочитают фольклорные данные сведениям исторических источников. Так, на страницах многих работ можно встретить ссылки на исторические предания, записанные в дореволюционную эпоху, или материалы, собранные во время этнографических полевых экспедиций в недавнем времени. Тот факт, что значительная часть этих сведений никак не подтверждается письменными источниками или даже противоречит им, совсем не смущает многих наших преимущественно казахоязычных ученых. Вероятно, свою роль в этом играют и чисто культурные аспекты. Человеку, выросшему в традиционной казахской культурной среде, психологически очень тяжело выступать против авторитетов.

Но в отношении к фольклору наблюдается и обратная картина. Дело в том, что подавляющее большинство отечественных ведущих историков русскоязычно и, не владея в должной степени казахским языком, практически лишено возможности использовать в своих исследованиях этнографические источники. Ведь переведено немногое, а в силу неизбежных трудностей передачи смыслов на другом языке даже то, что имеется в распоряжении, не может быть эффективно использовано.

Между тем в казахском фольклоре содержится огромный пласт исторических сведений. Как писал Ч.Валиханов, "нет ни одного достопамятного события, ни одного замечательного человека со времени самобытной жизни этого народа, воспоминание о котором не осталось бы в народной памяти". И нет никаких оснований в данном отношении спорить с великим ученым.

Возьмем, к примеру, народные поговорки. Казахи часто, обращаясь к кому-либо, в шутку или даже всерьез в сердцах могут заявить: "Озің де білме, білгенді де тындама" ("И сам не знай, и знающего не слушай"). При этом мало кто знает, что это перефразированная часть знаменитой молитвы всемогущего темника Едыге перед битвой с ханом Кадырберды.

Вообще с золотоордынской эпохой связаны многие казахские пословицы и поговорки. "Нар мойыны Бердібекте кесілді" ("Шея верблюда-дромадера была отсечена при Бердибеке"), "Біздің ел Тоқтамысты жамандағанын да қоймайды, көрсе бас урып тоңқайғанын да қоймайды" ("Наш народ не устает чернить Тохтамыша, и не устает падать ниц при его появлении"), "Өлдің Мамай, қор болдың" ("Умер Мамай и умерло твое величие"). В этих поговорках сохранилось отношение народа к различным историческим событиям и персонажам.

Интересно, что в казахских преданиях сохранился даже образ московского князя Ивана Калиты. Конечно, сквозь толщу веков все основательно изменилось, и московский князь превратился в основателя Яицкого городка, обведшего вокруг пальца великого хана Джанибека, однако в общей оценке значения фигуры Ивана Калиты в русско-ордынских отношениях со степными сказителями вполне согласятся и современные историки.

Отдельную и обширную тему для исследований представляют сведения, содержащиеся в казахских родословных-шежире. Многие из читателей, наверное, знают о том, что легендарный родоначальник Старшего жуза Майкы-бий в реальности являлся тысячником Чингисхана. Представителями монгольской кочевой знати, по мнению многих историков, являлись и родоначальники Среднего жуза – Кадан-тайши и Кет-Бука. Данные отождествления вполне логичны, поскольку известно, что монголы после завоевания Дешт-и Кипчака создали новую родоплеменную систему, в которой завоеватели широко использовали привычные старые монгольские названия племен. Так появились казахские найманы, кереи, конраты, практически не имеющие отношения к древним племенам с аналогичными названиями.

Это коренное переустройство старой родоплеменной структуры не могло не вызывать реакции, и, видимо, не случаен тот факт, что в народных преданиях сохранились сведения о конфликтах между представителями древнего племени кипчак и вновь образованных племен. Так, легендарному кипчакскому богатырю Кобланды приписывается убийство знаменитого аргынского бия Акжола и уакского батыра Ер-Кокше. Сын последнего Ер-Косай, согласно сказаниям, в отместку за гибель отца убил самого Кобланды.

Пожалуй, меньше известно об исторической составляющей шежире казахского Младшего жуза, хотя здесь кроется не меньше любопытных материалов. Согласно устным родословным хроникам, родоначальником Младшего жуза является Алау-батыр. Этот чрезвычайно популярный герой степного эпоса о сорока витязях оставил о себе сведения и на страницах многих документов того времени. В письмах ногайских и крымских правителей очень часто упоминается имя буйного богатыря "Алава с сыновьями". В казахском шежире известен лишь один из этих сыновей по имени Кудуар с весьма характерным прозвищем "Тентек" ("Хулиган"). И этот факт также вызывает определенный интерес, поскольку одним из самых популярных героев русского фольклора являлся татарский разбойник Худояр, о котором до сей поры сохранилось множество легенд и сказаний.

В целом же эти и другие сведения, содержащиеся в народных сказаниях, подтверждают мнение многих историков о том, что казахский Младший жуз был сформирован на базе родов и племен, отделившихся от Ногайской Орды.

Важно отметить, что устные легенды могут быть использованы не только для понимания характера эпохи или идей, владевших умами масс, но иногда и для реконструкции каких-то отдельных исторических событий. Автору этих строк, как карагандинцу, хотелось бы в качестве примера привести историю, связанную с Кызыл-Кеншским (Кызыл-Кентским) дворцом.

Из источников историкам известен тот факт, что казахский хан Тауке в 1697 г. совершил нападение на калмыцкий караван, в котором находилась невеста джунгарского хунтайджи Цэван-Рабдана. По каким-то причинам казахский хан очень сильно желал сорвать данный брачный союз, но это ему не удалось, и, к вящему удивлению некоторых современных калмыцких историков, царевна Сетерджаб все-таки стала супругой джунгарского правителя. Объяснить же, как произошло данное чудесное спасение, помогает существующее в связи с этим событием целое собрание казахских легенд, записанных Ж.Артыкбаевым, Н.Коншиным, Машхур-Жусупом Копеевым, В.Никитиным, М.Тынышпаевым, И.Чеканинским, Л.Чермаком, Шакаримом и др. Несмотря на различия в деталях между всеми вариантами легенды о дочери калмыцкого хана суть сводится к одному, что в сопоставлении с известными историческими данными позволяет прийти к определенным выводам.

По всей вероятности, часть могущественной казахской знати явно не разделяла планов своего хана. Они предотвратили или отбили нападение и препроводили царевну в буддистский храм, находившийся неподалеку от современного Каркаралинска. Здесь Сетерджаб провела целую зиму и, как говорят сказания, даже успела влюбиться в одного из своих казахских телохранителей. Плодом этой любви якобы стал знаменитый джунгарский богатырь Шоно-Лоузан.

Этот эпизод вкупе со многими другими известными фактами опровергает до сих пор исповедуемую многими отечественными историками концепцию извечного казахско-ойратского противостояния. Иначе не хранились бы в народной памяти такие легенды, повествующие о примерах союзнических и дружеских отношений между народами.

Конечно, на сегодняшний день мало что сохранилось даже в памяти стариков. Полевые экспедиции уже практически не имеют смысла, и сведения каких-то внезапно обнаруживаемых информантов, обстоятельно и со знанием дела повествующих о событиях средневековья, вызывают законный скепсис. Но архивы республики и без того полны материалами работы советских ученых, которые еще имели возможность работать с последними носителями кочевой культуры. Огромное количество записанных поговорок, пословиц, сказок, песен, сказаний и легенд пылится на полках и практически не используется в работе современными учеными. Расшифровка и публикация всего этого материала могли бы служить значительным подспорьем в работе для историков, что, в свою очередь, помогало бы народу лучше узнавать и постигать свою историю.

Радик ТЕМИРГАЛИЕВ
29.07.2011