На вопросы "Хроники Туркменистана" отвечает эксперт по вопросам социологии, политологии и истории Центральной Азии, сотрудник Института международных исследований Карлова университета в Праге Славомир Горак (Slavomir Horak).

Почему в качестве канонических ключевых персонажей туркменской истории бердымухаммедовская пропаганда, точно так же, как в свое время ниязовская, настойчиво популяризирует мифических Огуз-хана, Героглы, Горкут Ата, а деятельность реально значимых политических фигур достаточно недавнего прошлого, таких, например, как Джунаид-хан, старательно замалчивается?

Для "создателей" идеологии и истории всегда гораздо легче ставить на первое место фигуры, о которых существует мало достоверных документальных источников. Если рассматривать формирование истории, например, в Центральной Европе, то здесь пропагандируются легендарные персоны типа святого Вацлава в Чехии, короля Стефана в Венгрии и т. п. В Центральной Азии эта роль отведена Тимуру Ленку (Тамерлану) в Узбекистане, в Кыргызстане – Манасу, Исмоилу Сомони – в Таджикистане и героям древних родов и племен – в Казахстане. Более современные личности становятся предметом культа чрезвычайно редко, и это по нескольким причинам.

Во-первых, воспоминания о них, хотя и могут обрастать легендами (как, например о Джунаид-хане в Туркменистане, Ибрагим-беке в Таджикистане и о других "курбаши"), но все-таки существует достаточно много исторических источников, и людей, чьи предки два-три поколения назад лично встречались и общались с данными историческими личностями. А фигурам древней истории можно легко приписывать легенды, цитаты или поступки, которые подходят для той или иной идеологии. Эти данные трудно опровергнуть и трудно с ними спорить, тем более что легенды в наше время обрастают целым багажом "более глубоких" толкований, выходящих из-под пера разного рода придворных историков, таких, например, каким является в Туркменистане "уважаемый" историк Овез Гундогдиев.

Во-вторых, фигуры более недавней истории могут помешать созданию или даже затмить образ современного правителя. Поэтому в Туркменистане и был сделан упор на мифологические фигуры, чтобы они только дополняли и "украшали" культ личности Ниязова и растущий ныне культ Бердымухаммедова и их достойное (а порой и первое) место среди заслуживающих уважение исторических персонажей. По этой причине и было проведено тотальное "удаление" воспоминаний не только о Джунаид-хане, но также и о тех представителях Советского Туркменистана, которые в народе до сих пор пользуются уважением. В этом плане интересно сравнение с соседними Казахстаном и Узбекистаном, в которых нынешние президенты не препятствуют, а скорее поощряют уважение среди народа своих предшественников Динмухаммеда Кунаева и Шарафа Рашидова. Данную ситуацию можно объяснить еще и тем, что Кунаев и Рашидов происходят от тех же "корней" (этнических, клановых, племенных, региональных) что и их современные коллеги по президентству, в то время, как происхождение Гапурова или Джунаида-хана лежит вне ахалтекинской среды.

И, в-третьих, легендарные личности можно олицетворять с легендарными государствами данной нации, которые можно при "разработке" истории использовать как предшественников нынешнего "величия", государства "с великим будущим", "золотого века", "великого возрождения"… (можете придумать и другие эпитеты). Кто знает, как выглядело, скажем, мифическое государство Огуз-хана? Никто, потому что современной исторической науке такое государство, да еще и с атрибутами форпоста мировой цивилизации, неизвестно. В этом плане можно подобным государствам приписать все, что угодно. Как говорится, историю пишут победители.

Понятно, что причин, почему персонажи из легенд пользуются таким вниманием режимов, может быть и больше, но здесь я указал на три самых основных.

Какова роль мифологии и религии в идеологическом тренде "Эпоха Великого Возрождения"?

Мифология играет огромную роль при создании любого идеологического концепта. Все центральные фигуры концепта должны произойти своего рода процесс мифологизации, чтобы стать ее достойным компонентом. В случае с идеологией "Эпохи Великого Возрождения" можно наблюдать этот процесс, и прежде всего, на примере "образа" самого президента Бердымухаммедова. Тогда как другие компоненты – исторические фигуры – прошли процесс мифологизации еще во время прежней "Эпохи Золотого Века", поэтому Виктору Храмову, Мае Моллаевой и другим уже не надо было придумывать иные исторические личности, достаточно было просто включить их в состав "Великого Возрождения".

Что касается религии, то любой идеологический концепт сам по себе несет религиозные признаки. Если детей в школе или взрослых на работе заставляют в принудительной порядке изучать труды Ленина, Маркса, Ниязова или Бердымухаммедова, то это уже своего рода религия, основанная на изучении "божественной и канонической" литературы. Постепенно этот процесс даже превращается в некое мессианистское течение, которое перерастает определение религии. И хотя во время "Великого Возрождения" пока еще не произошло обожествление президента, как во времена Ниязова, надо учитывать, что в 1996 году, после пяти лет правления первого туркменского президента, также никто не предполагал, что появится Рухнама. То есть, обожествление нового режима вполне может произойти, хотя я лично не думаю, что идеологи пойдут по тому же сценарию как в случае с единоличным лидером Ниязовым.

Какими из идеологических концепций Ниязова пользуется его приемник Бердымухаммедов?

Как я уже сказал выше, концепт истории туркмен не очень изменился. Правда, появляются и новые исторические фигуры, однако они второстепенного значения. А так история пока основана во многом на положениях Рухнамы. Откровенно говоря, сходство с прежней идеологией неизбежно, поскольку оба идеологических концепта разработаны, фигурально выражаясь, "в одном кабинете". Однако, анализируя идеологии "Золотого Века" и "Великого Возрождения", пока что первый концепт мне кажется более структурированным. Если рассматривать Рухнаму (как главный идеологический символ и источник прежней эпохи), то, даже, несмотря на всю хаотичность и бессмысленность текста, можно проследить более-менее четкое определение "Золотого Века" и путей его достижения. "Великое Возрождение" пока представляет некоего рода мантру, которая изо дня в день используется туркменскими СМИ, но при этом не наполнена никаким конкретным смыслом. То есть, нет никаких попыток концептуализировать, даже на псевдонаучном уровне, современную идеологию. Просто "Великое Возрождение" – это все, что связано с нынешним президентом. Его книги, речи, выступления по телевизору. Но никто не может сказать, что "Великое Возрождение" основывается "вот на таких-то и таких-то" конкретных постулатах.

Какую роль играет национализм в государственной идеологии постсоветского Туркменистана?

Туркменистан – это национальное государство и процесс строительства нации здесь еще не закончен. В этом плане национализм, поддерживающий развитие национального языка, специфики туркменских регионов очень даже нужен Туркменистану, чтобы сохранить целостность государства. Все это при уважении национальных меньшинств.

С научной точки зрения мы можем исследовать Туркменистан с позиции разных теоретиков национализма и строительства нации – Андерсона, Геллнера, Хобсбаума, Хроха и др. Однако, как люблю напоминать своим студентам, политики и идеологии, в частности из стран типа Туркменистана, не всегда следуют теоретическим моделям.

Туркменское руководство в самом начале выбрало путь сильного этнического и даже субэтнического национализма. Имеется в виду полная туркменизация или точнее ахализация постсоветского Туркменистана. Последний процесс еще более усилился с приходом к власти Бердымухамедова. Этот этнический национализм, и даже шовинизм, нашел свое логическое отражение не только в политике и ежедневной практике, но также и в идеологии, которая, по идее ее создателей, должна оправдать избранную политику. Еще покойный Ниязов постоянно обращался к гражданам страны как к "туркменам" и главное предназначение его Рухнамы – это быть "духовной книгой туркмен" (но не других национальностей, хотя и они были обязаны ее знать).

Но все же практическая политика, особенно негласная, далеко опережает все идеологические постулаты относительно национализма. В особенности, если рассмотреть недавний случай с лидером казахской общины, продолжающееся вытеснение остатков нетуркменских кадров из государственного аппарата, растущие притеснения представителей национальных меньшинств, в частности узбеков. Также нигде не встречаются открытые высказывания об ахалском национализме, хотя предпочтение именно ахалских текке из региона Гокдепе является обычной практикой современного Туркменистана. В вопросе национализма идеология современного Туркменистана играет роль "вуали", скрывающей истинное положение вещей.

Какие политтехнологические приемы использует Бердымухаммедов для формирования собственного имиджа – новый, молодой, просвещенный, прогрессивный "Туркмен No. 1"?

Надо сказать, что создание собственного облика второго президента намного более продуманно, чем у Ниязова. Естественно, Бердымухаммедов для внешнего и внутреннего пользования использует все свои реальные и мнимые преимущества.

Для зарубежья второй туркменский президент позиционирует себя как молодой реформатор, открытый для разговоров о продаже газа во все стороны. Этот облик совершенно в контрасте с его предшественником, которому хватало признания всего нескольких стран. С газом Бердымухаммедов играет в игру на довольно высоком уровне, и эту игру пока принимают. Как в покере, никто в мире не знает, есть ли у туркменского лидера газовые триумфы и какой они масти. Этот внешний облик Бердымухаммедова, открытого, идущего навстречу всем желающим может сохраниться до тех пор, пока будет надежда на реализацию тех или иных газовых проектов. В первую очередь этот облик нацелен на европейских политиков, которые стараются укусить кусок туркменского газового пирога. Своим имиджем Бердымухаммедову уже трудно обольстит китайцев или россиян. Элиты Китая и России не поддаются на "потемкинскую" политику туркменского президента. Там хорошо осознают, как обстоит дело в реальности, хотя использование этих данных идет со смешанным успехом.

В первые годы Бердымухаммедову удавалось позиционировать себя и как великого реформатора, несмотря на то, что в итоге изменения остались далеки от ожиданий. Кажется, что это уже начинают понимать и зарубежные (особенно западные) политики и специалисты. Но, так как это не касается продажи углеводородов, мало кого смущает отсутствие реальных реформ.

Внутренняя ситуация в стране никому во внешнем мире не угрожает и остается сугубо внутренним делом Туркменистана. На это рассчитана и пропаганда, которую Туркменистан использует на международном уровне. Поэтому туркменам не стоит надеяться на помощь от зарубежных "игроков".

Для "внутреннего пользования" в стране Бердымухаммедов создал облик, ярко контрастирующий с ниязовским. Вместо старого капризного Сердара появился молодой, энергичный и активный человек, который снимает коррумпированные кадры, управляет танком, самолетом, гоночным автомобилем, ездит на велосипеде, верхом на лошади в цирке, оперирует в открытых им больницах, разрешает интернет-кафе, строит великолепные отели в Авазе, ругает за низкое качество сотовой связи и сообщает об успехах частых зарубежных поездок. Кроме того, используется и более традиционный набор инструментов создания образа лидера. Это, прежде всего присутствие на всякого рода мероприятиях, концертах, съездах, конференциях, открытии новых, часто бессмысленных зданий или объектов инфраструктуры.

По скупым сведениям, поступающим из Туркменистана, этот идеальный образ президента не воспринимается жителями страны на полном серьезе, поскольку разительно отличается от реальной жизни. И все же, идеологи вряд ли будут создавать другой имидж президенту, потому что желаемый можно внедрить в массы репрессивным способом.
10.08.2011 |