"Настоятель развалин. Отец Евстафий восстанавливает храмы и... души проституток"

Отец Евстафий в первую очередь шоумен. А потом уже и молитвенник, и грешник

Я сама не знала, к кому еду. Говорили, отец Евстафий дает проституткам деньги и уводит с панели. Что повесил в храме икону Сталина и за то был понижен в должности. Что послал письмо Путину, настаивая на введении смертной казни… Еретик или светлый разум? Молитвенник или грешник? Страстотерпец или шут? Я отправилась в Петербург

- У вас зеленые глаза, Аполлинария. А я всегда велся на зеленые глаза. Водку холодную будете?

Игумен Евстафий, настоятель храма Рождества Иоанна Предтечи, живет на Садовой, носит джинсы, и мне во время нашей беседы неотступно чудится тень Федора Михайловича Достоевского, как будто сидящего рядом со своим раздираемым страстями героем...

Блудницы
- Представь, останавливается на обочине дорогая машина, оттуда выходит мужчина, и кто-то из стоящих вокруг бл...й (это церковное слово!) вызывает у него в душе особый отклик. Он говорит ей: "Я хочу тебя одеть, обуть, поселить в комнате, заплатить за учебу. Я буду тебя кормить, введу в семью..." И если это продлится года полтора, то девушка не вернется на панель.

"Сейчас у меня такая радостная жизнь..." -Первой нашедшей особый отклик в душе отца Евстафия была "одна бедно одетая девушка: старая ветровка, резиновые сапоги, без зубов…".

- Она остановила мой "Жигуль", попросила на хлеб, я стал ее расспрашивать. Мать умерла на ступенях винно-водочного, отец бил, продавал за водку, тушил окурки о тело, заставлял совокупляться с собакой… Мне не на что тратить деньги, которые зарабатываю (я дорогой священник - если отпеть не очень праведного или освятить дом на Рублевке, то получаются большие суммы), и я стал ей помогать. Как-никак с тех пор семь человек спас, и, думаю, ТАМ мне это зачтется. Сейчас кто-то замужем, родил ребенка, кто-то открыл свою швейную мастерскую, есть одна бизнесвумен… Потому что если на тебе хорошие серьги, одежда, обувь, то ты уже не можешь слиться с этим дном, где каждый день надо стоять в легких трусах на морозе… Хотя среди них есть те, кто стоит на обочине и ждет чуда, мечтает о принце, а есть амебы, к которым нет точек приложения.

- Вы и есть этот принц?

-Нет, я и есть это чудо. Или лох, если ошибся в человеке. Одна девушка у меня хоругви в церкви носила, я хвастался, что учится на парикмахера, а выяснилось, что и ножниц в руках не держала, - и пошли смешки в мой адрес.

- Как девушки вам верили?

- Они верили деньгам. Я не читал им проповедей. Подумайте: она осталась голодная, а поп уехал на иномарке. Как тут поверить в Бога? Человек так устроен - вещи меняют людей. Сначала мы едем, покупаем девушке сапоги. Потом серьги - в них вообще есть что-то мистическое. Потом театр, кафе… Покупаем прикид. Это разумный эгоизм - приносить счастье другому. Любовь вселенская начинается с любви к конкретному человеку.

Я озираюсь в поисках любви, благодати. Пока вижу только иконы и антиквариат.

Святой
- Я - недостойный священник. Но Господь пока меня терпит… 40 лет назад умирала моя мама. При ней была санитарка, она велела мне: "Приготовь смертное" - а сама поехала к отцу Леонтию, впоследствии канонизированному. Отец Леонтий дал ей просфору, наказал разжевать и вложить в рот умирающей мякиш… Мама вышла из комы. Я поехал к отцу Леонтию благодарить. Я был коммунистом, работал врачом, но ненавидел пациентов, потому что они много жаловались, любил женщин, но мама не давала жениться... И вот отец Леонтий мне говорит: "Не стригись и не брейся, будешь попом". Я и стригся, и брился, и жутко страдал - болел, сидел в КПЗ за спекуляцию… А потом стал тем, кто я есть. Я - закодированный, меня Бог призвал.

Потемневшая икона святого Леонтия Михайловского, закодировавшего отца Евстафия, висит на кухне рядом со сковородкой с шампиньонами.

- Я восстановил пять храмов. Сейчас священник без места, пока восстанавливается Шлиссельбургский храм. Но служу. Бог - это трудно. Надо много стоять, мучить себя… - Игумен переводит взгляд с лампад на меня. - Вообще все это, Аполлинария, легкий блуд, потому что, вместо того чтобы быть сейчас в молитвенном углублении, я думаю, какие у вас красивые зубы.

- Что же вы такое говорите, отец Евстафий?

- Это всего лишь слова. А слова - это пар. Они не дают совершить больший грех. Жизнь монаха - постоянная борьба с гадостями.

- Зачем вообще было становиться священником?

- Раньше я знал и что такое напиться, и власть блуда, и ящик морфия под кроватью у меня стоял, но в 40 лет я стал монахом, перебесился. Мне уже 70 лет, теперь стало легче, тело меня отпускает. И сейчас у меня такая радостная жизнь, я так счастлив этим - зажигать лампады, служить у престола…

В домашний храм к отцу Евстафию не зарастает народная тропа. Он манит людей.

- Моя задача - ловить души, ставить сети. Необязательно на проповеди, можно по-разному.

Отец Евстафий ловит "на себя", всей своей жизнью доказывая, "что попы - тоже люди".

Дедушка Ленин
- Моя бабушка была двоюродной сестрой Володи Ульянова, и он был в нее влюблен. Но не сложилось: Ленин читал Чернышевского, а бабушка любила скакать на лошади. И вот был мне, Аполлинария, зов… Я давно знал, что храм в Шлиссельбургской крепости Орешек, в которой повесили Александра Ульянова, стоит в руинах. И вдруг понял, что он ждет именно меня… Недавно получил назначение на служение в храм Рождества Иоанна Предтечи, и теперь я настоятель этих развалин. Место не хлебное, и только такой ненормальный, как я, туда пойдет. Поэтому мне нужна слава. Потому что мне нужны деньги. Одна икона Спаса Всемилостивого 2,6 метра высотой 600 тысяч стоит!

Отец Евстафий - мученик страстей. И молитвенник. На алтаре, под святыми книгами, лежат стопочкой фотографии. Женщины, мужчины, дети, отдельная стопка - самоубийцы…

- Есть такие ночи, когда я служу этим людям… Но абстрактная молитва меня не вдохновляет. Я должен пережить ту боль, которую чувствует этот человек. - Отец Евстафий перебирает карточки, и огонь желаний в его глазах затихает. - Вот убитый воин, вот убитая девушка, вот человек, который специально на мины в Югославии пошел. Эта красавица - самоубийца, муж ее предсмерт­ную записку принес, он потом еще несколько лет их сыну слал SMS "от мамы"… Эти - пьющие...

Но главный портрет в комнате - Иосифа Сталина.

- С его стороны было актом отчаяния прийти к святой Матроне Московской за советом, оставлять Москву немцам или нет. А с моей - дань уважения к великому человеку повесить икону "Сталин и Матрона" на стене моего предыдущего храма.

- Ничего, что этот человек многажды нарушил заповедь "Не убий"?

- "Не убий" - это абстракция. Есть такие слова: "Положи душу за други своя". За други убивать можно. На войне - можно. Наказывать преступников смертью - можно. У тех, кто убивает, есть надежда, что Бог их простит.

Нас прерывает звонок. Прихожанка хочет узнать, приватизировать ли дачный участок или от лукавого это. Батюшка благословляет приватизировать и тут же забывает о ней.

- Вы приняли сегодня мою исповедь, теперь пойдемте в кафе, а, - предлагает отец
Евстафий.

- Куропатки есть? - спрашивает он присаживаясь. Куропаток нет. Тогда батюшка говорит: - Аполлинария, давайте вмажем. Сколько можно мучить человека?

- Вы со всеми так? Это не отвращает от вас людей?

- Если бы вы сидели с постным лицом, тогда бы и я пел вам романсы. А вообще самые страшные люди - "глубоко верующие": есть нельзя, пить нельзя...

Отец Евстафий заказывает себе гречневую кашу и холодную водку.

АИФ №32
10 августа 11
Полина Иванушкина