Публицист Юлия Латынина - о психологии лондонских погромщиков: "Мы вас ненавидим, а вы нам должны"
Пока лондонские полицейские ловят очередного погромщика, британская социальная система плодит сотни новых участников "праздника непослушания".

Один из лучших современных историков - Нил Фергюсон написал в своей последней книге: "Мы живем в конце 500-летней эпохи доминирования Европы"

Юлия ЛАТЫНИНА - 29.08.2011

На Западе происходит примерно то же, что происходило в СССР в 1991 году, - крах социалистической экономики. Увы, социализм, как и сифилис, - смертельное заболевание вне зависимости от того, является ли социализм следствием тирании Сталина (как в СССР) или следствием всеобщего избирательного права (как на нынешнем Западе).

Хотя формы социализма, как и сифилиса, бывают разные. Если сгонять крестьян в колхоз с помощью НКВД, то голод придет на следующий год. А если систематически забирать деньги тех, кто работает, и отдавать их тем, кто не работает, то рано или поздно у вас начнутся долговая яма, бунты в Лондоне - и далее везде.

В этом смысле бунты в Лондоне - куда более показательная вещь, чем снижение кредитного рейтинга США. Точнее, не сами бунты, а реакция системы на них. Потому что любую систему характеризует не ошибка, а реакция на ошибку.

Бунты в Лондоне

Напомню, с чего все началось. 29-летний нигде не работающий гангстер, имеющий четверых или (по некоторым источникам) пятерых детей от разных матерей, стрелял в полицейского и был застрелен ответным огнем. После чего банда, в которую входил Марк Дагган, принялась бить и жечь магазины, а вскоре к ней присоединились другие банды.

Бунт - самое неважное в этой истории. Важна реакция на бунт. Сначала английские газеты половину статей о Марке Даггане посвящали цитатам из его родственников: какой уважаемый это был член общества и как эти суки полицейские посмели убить такого ангелочка.

Упомянуть о том, что банда Даггана торговала наркотиками, было еще возможно. Но вот сказать, что главным источником дохода для него и его сожительницы были даже не наркотики, а госпособие на детей и что по одной этой причине Дагган собирался жениться, было бы просто моветоном.

По мере нарастания погромов тон либеральных СМИ изменился. Например, "Гардиан" разразилась редакционной статьей о том, что во всем виновата проклятая политика министров-капиталистов, которые сокращают рабочие места: как будто хоть один из погромщиков с дорогим сотовым телефоном blackberry в руке когда-то работал.

Странное дело: если государство строит молодежные центры, а молодые павианы превращают их в хлев, то, наверное, дело не в центрах? Как говорил профессор Преображенский, разруха не в клозетах, она в головах. Но вот госпожа Батмангелидж, которая профессионально занимается благотворительностью в основанной ею The Place To Be and Kids Company, так не думает. Она просит еще больше денег, чтобы построить еще больше центров, которые павианы разнесут с еще большей страстью.

Иначе говоря, есть страшный, чудовищный наркотик, на который подсадили безработную молодежь. Он называется социальное пособие. Это штука страшнее героина - с нее не слезешь, и она приводит к такому же безответственному поведению, как героин.

Юлия Латынина.

Богатые и неверные

Знаете, что это напоминает? Репортажи из горячих точек.

За последние десять лет - с 11 сентября - есть нерушимый канон либерального репортажа об исламских фундаменталистах. Есть ребята, которые режут неверных, потом этих ребят мочат, потом приходят неверные с телекамерой и снимают рыдающую семью, которая рассказывает, как кровавый натовский режим ни за что ни про что убил мирного жителя.

Это уже стало правилом игры: мы будем резать неверных, а когда неверные вдарят в ответ, мы будем плакать на телекамеру.

И я все думала: когда эта замечательная история вернется в Европу? И вот вернулась. Мы будем стрелять в полицейских. Мы будем громить лавки. А потом мы встанем перед телекамерой и пожалуемся. Поняли, суки? Мы тут в натуре ваши жертвы, а кто этого не признает, того порвем на хрен. Такой внутренний ХАМАС. Мы вас ненавидим, а вы нам должны.

"Марк был хорошим, - говорит мисс Уилсон. - Он любил своих детей".

Между прочим напомню: мисс Уилсон, сожительница гангстера, 29 лет, с тремя детьми, - студентка Университета Мидлсекса. Как вы понимаете, не за свои деньги учится.

Можно узнать, в каком обществе и в какую эпоху 29-летняя сожительница гангстера с тремя детьми могла бы за деньги налогоплательщиков учиться в университете? И эти ребята жалуются, что общество их бросило?

Джейн Гудолл, 45 лет, изучавшая шимпанзе в национальном парке Gombe Streams в Танзании, первые 8 лет в общем-то не наблюдала чрезмерной агрессии. За бананы дрались, но яйца друг другу не откусывали. А через 8 лет начали откусывать. Знаете почему? Их стали кормить. В заповеднике учредили систему соцобеспечения. И там началось точно то же, что в пригородах Лондона. Изобилие халявы не привело к улучшению характера. Оно привело к росту агрессии.

Несправедливость

Несправедливость заключается в том, что у работающего человека берут деньги и отдают их гангстеру Марку Даггану и его сожительнице мисс Уилсон. Несправедливость неменьшая заключается в том, что эти отобранные у работающих людей деньги превращаются в наркотик, на который подсаживают бедняков, и, как со всякого наркотика, слезть с халявы невозможно. Миллионы людей низводятся до состояния животных, чтобы наркоторговцы, называющие себя социалистами, лейбористами, социальными работниками и прочими, получали голоса прирученных ими наркоманов.

И понимаете, какое дело? У 29-летнего гангстера Даггана было четверо (или пятеро) детей. А у полицейского, который его застрелил, был, зуб даю, один ребенок. И когда в первом поколении один Дагган на одного полицейского, жить еще можно. А когда во втором поколении Дагганов четыре и, чтобы их содержать, каждому хорошо работающему придется платить в 4 раза больше налогов, то это превысит сумму заработка работающего.

Свобода слова и universal suffrage

То поколение российской интеллигенции, к которому я принадлежу, с молоком матери впитало любовь ко всеобщему избирательному праву и свободе слова.

Мы привыкли считать, что эти два столпа современного Запада и являются высшей точкой эволюции человеческого общества.

И вот сейчас я в этом как-то сомневаюсь, потому что в результате политики "написать можно все" оказывается, например, что около 30% американцев думают, что правительство может быть как-то причастно к 11 сентября. Простите, но это очень больное общество. Это общество, в котором кучка сумасшедших маргиналов - и более того, исламистов, врагов этого общества - сумела навязать свою точку зрения под видом "свободной дискуссии".

Мне скажут, это и есть свобода слова. Ты высказываешь одно мнение, противник твой - другое, а в результате вашего спора рождается истина.

Тебе говорят: сказать можно все, а правда сама найдет себе дорогу. Неправда. История науки действительно так устроена: приходит человек, говорит, что Земля вертится вокруг Солнца, и рано или поздно это пробивает себе дорогу.

Но вот история человеческого общества устроена иначе: приходит фанатик, подает идею, за которую люди готовы умирать и убивать, и эта идея побеждает тех, кто умирать не готов.

Она устроена так, что вот есть вольнодумная Римская империя, стоики, эпикурейцы, и вдруг появляется маленькая группа фанатиков, которая сообщает, что у них тут бог был распят на кресте и на третий день воскрес. И эта группа фанатиков сначала готова за это умирать, а потом - убивать за эту светлую идею.

И просвещенная Римская империя накрывается медным тазом, а люди на тысячу лет перестают читать и мыться.

И абсолютно такая же история происходит в Европе XIX века. Все замечательно, впервые в истории человечества частная собственность защищена, мир движется на всех парах по железной колее прогресса, ничто в истории человечества еще не обеспечивало такого увеличения количества благ в обществе; над Британской империей со столицей в Лондоне не заходит солнце - и вдруг в этом самом Лондоне живет Карл Маркс, нищий, но обязательно со слугой (освободители человечества без слуг не живут), на деньги капиталиста Энгельса.

Неустойчивость демократии

Проблема заключается в том, что демократия, основанная на всеобщем избирательном праве, оказывается неустойчивой системой. Она не обладает способностью к саморегулированию.

Не происходит так, что государство распределяет все больше, халявщиков становится все больше и больше, и в момент кризиса халявщики говорят: ой, е-мое, нас тут слишком много, давайте проголосуем за то, чтобы государство распределяло меньше, а мы больше работали. Здесь положительная обратная связь - чем больше халявщиков, тем больше они требуют.

Теперь вы меня спросите: а что вместо этой системы? Если общество не может регулировать себя само, то где возьмется регулятор? Кто повесит кошке на шею колокольчик?

Есть две другие системы. Первая называется представительный образ правления. Когда голосуют только собственники, а собственников много. Второе не менее важно, чем первое. Потому что если собственников мало, то они закрепляют свои преимущества внеконституционным способом. Так произошло в Венеции, Латинской Америке и олигархической России. Две страны, которые развивались в XIX веке наиболее быстро, Великобритания и США, были устроены именно таким образом.

Есть вторая система - просвещенный абсолютизм.

Вы спросите: а как отличить просвещенного деспота от тирана? Ответ очень простой - глазами.

Это, знаете, как вопрос "а как отличить чемпиона мира от наркомана, который валяется в канаве?". Ответ - по результатам соревнований. А наркоман тоже говорит, что он чемпион. Очень хорошо, а кроме него это кто-то говорит?

Вы мне скажете, что эти два режима тоже неустойчивы. Что просвещенный абсолютизм увеличивает число собственников, смягчается и переходит в демократию. Что это такой разгонный бустер на коротком историческом отрезке.

А вот это самая главная мысль, которую я хочу высказать. Ни одно из более или менее хорошо устроенных обществ - то есть просвещенный абсолютизм, предcтавительное правление с широкой базой и богатая демократия - не является устойчивым. В своем развитии они отрицают сами себя. Но поскольку кроме внутреннего развития есть еще и внешняя конкуренция, то пока человечество двигалось вперед.