Фантомы прошлого и реальные опасности XXI века

Все конфликты по определению представляют угрозу региональной и международной безопасности. Региональные конфликты зачастую могут привести к экстремизму, терроризму, провалу государственности, они создают условия для формирования организованной преступности и способны подогреть стимулы к овладению оружием массового поражения. Однако чтобы оценить степень угрозы того или иного конфликта, необходимо определить четкие критерии.

Потенциальные очаги напряженности
Представляется, что такими критериями могут быть возможность быстрого перехода конфликта в вооруженную стадию и возможность применения ядерного оружия. Что касается второго критерия, несомненно, окончание военно-политического противостояния между Востоком и Западом практически свело к нулю возможность глобального конфликта, но остаются и третьи ядерные державы, и опасность распространения ядерного оружия в нестабильных регионах. К счастью, на сегодня нет конфликтных ситуаций, где совпадали бы два этих критерия.

С точки зрения применения ядерного оружия, теоретически возможен конфликт между Индией и Пакистаном, однако именно вероятность такого сценария сдерживает обе стороны от действий, способствующих эскалации. Теоретически и Израиль может применить ядерное оружие, если будет массированная угроза его существованию со стороны радикальных арабских режимов, которые попытались бы перевести внутреннюю напряженность на внешнего врага. С точки зрения перехода политической напряженности в военную фазу, возможен конфликт между Израилем и Ираном в целях предотвращения обретения Тегераном ядерного потенциала, но без применения ядерного оружия.

В Большой Европе нет угрозы конфликтов с использованием ядерного оружия, но есть опасность перерастания существующих замороженных конфликтов в вооруженную стадию. В первую очередь это возможная эскалация нерешенного конфликта между Азербайджаном и Арменией вокруг Нагорного Карабаха. Теоретически в случае спонтанного, неподготовленного вывода российских миротворцев из Приднестровья существует вероятность возобновления вооруженных действий в этом регионе. При внешней стабильности ситуации на Балканах и там сохраняются очаги латентных конфликтов.

Эволюция после холодной войны
Традиционными или классическими являются межгосударственные конфликты. Однако и они в постбиполярный период претерпели изменения. Вооруженные интервенции одних государств против других приобрели формы военных операций нового типа. Это операции по предотвращению гуманитарной катастрофы (авиаудары НАТО по Югославии в 1999-м, российско-грузинский конфликт вокруг Южной Осетии и Абхазии в 2008-м, ливийская операция стран НАТО против режима Каддафи в 2011-м), антитеррористические операции (Афганистан, 2001) и операции контрраспространения оружия массового поражения (Ирак, 2003). Легитимность таких акций может быть обеспечена лишь мандатом Совета Безопасности ООН, как это было в случае антитеррористической операции в Афганистане. В противном случае операции нового типа ведут лишь к обострению международной обстановки и расколу среди ведущих государств мира.

Коллаж Андрея Седых
Становление новых независимых стран вследствие распада бывшей Югославии и СССР породило сепаратизм национальных меньшинств, достаточно многочисленных для того, чтобы рассчитывать на собственную государственность, что стало причиной многих внутригосударственных конфликтов. Несмотря на экономическую, политическую, культурную и этническую специфику таких внутригосударственных конфликтов, а также их различия в плане геополитического положения, все они имеют определенные общие существенные черты. Это горечь поражения доминирующей титульной этнической группы в конфликте с сепаратистами в результате вмешательства внешней силы, фактор беженцев (за исключением Приднестровья), потеря территориальной целостности, а также тот факт, что на смену коммунизму в новых независимых государствах пришел национализм. Исключение в начале 90-х годов составляла только Россия, где коммунистический строй был повержен революционными демократами, тогда как российские националисты выступали за возрождение советской империи.

Арабские революции 2011 года стали примером нового типа внутригосударственных конфликтов, в центре которых не борьба за территории, а борьба за власть. По сути это гражданские войны между засидевшимися во власти правящими режимами и оппозиционными лидерами, опирающимися на массовые протесты населения, недовольного несменяемостью власти, высоким уровнем социального расслоения и коррупцией.

С точки зрения состояния конфликтов, можно выделить еще два типа – замороженные и отложенные конфликты. Это относится прежде всего к Кипру, западным Балканам и пространству СНГ. Замороженные (проблема северного Кипра, Приднестровье, Нагорный Карабах) – это конфликты, не получившие юридического разрешения, но переведенные усилиями внешних сил из вооруженной фазы в "плохой мир", который, разумеется, лучше "доброй ссоры", но который не может длиться вечно. Пример Нагорного Карабаха – наилучшее подтверждение этому. Переговоры при участии Минской группы ОБСЕ по Нагорному Карабаху буксуют в силу непримиримой позиции Азербайджана и Армении, терпение противоборствующих сторон практически иссякло и они неуклонно наращивают военную мощь. "Нет никакой гарантии, что завтра или послезавтра не начнется война между Азербайджаном и Арменией", – заявил в интервью "Нью-Йорк таймс" в начале июня этого года высокопоставленный помощник азербайджанского президента Али Гасанов.

Отложенные (Босния и Герцеговина, Косово, Южная Осетия и Абхазия) – это конфликты, внешне решенные через признание независимости этих государственных образований членами международного сообщества, но нерешенные по существу. Босния и Герцеговина остаются искусственным образованием, скрепленным Дейтонским миром, но раздираемым внутренними противоречиями между босняками, хорватами и сербами. Ни Сербия, ни Грузия не примирились с утратой своих территорий.

Одностороннее провозглашение независимости Косова 17 февраля 2008 года, поддержанное США и ведущими европейскими странами против воли Сербии и в нарушение норм международного права, фактически давало "зеленый свет" сепаратистским движениям на постсоветском пространстве и в Европе – от Испании до Великобритании. Косовский прецедент создавал риск эскалации замороженных конфликтов и возникновения новой напряженности между Россией и Западом. Аргументируя позицию Москвы о признании независимости Южной Осетии и Абхазии, Дмитрий Медведев назвал это решение трудным: "Игнорируя предостережения России, западные страны поспешили признать незаконное провозглашение независимости Косова от Сербии. Мы постоянно уверяли, что после этого станет невозможно говорить абхазам и осетинам (а также десяткам других этносов по всему миру), что им не подходит то, что подходит косовским албанцам. В международных отношениях нельзя иметь одно правило для некоторых и другое – для других".

Представляется, что эти три конфликта тесно связаны и могут быть решены только вместе. Теоретически их можно урегулировать или путем перекрестного признания независимости этих новых государственных образований с последующей компенсацией Сербии и Грузии, или путем отзыва признания и решения этих проблем на базе конфедеративных договоров. В практическом плане оба варианта на сегодня представляются крайне проблематичными.

Кризисное регулирование: проблемы и перспективы
Хотя и Россия, и ЕС, и США признают необходимость сотрудничества в урегулировании региональных конфликтов и в той или иной форме принимали и принимают участие в разных международных форматах (контактная группа по бывшей Югославии, квартет по Ближнему Востоку, 5+2 по Приднестровью, посредничество ЕС в кавказском кризисе 2008 года и др.), такое сотрудничество не стало по-настоящему эффективным и не привело к решению ни одного конфликта. Причиной этого является несовместимость их позиций по многим кардинальным вопросам международной и европейской безопасности.

Окончание холодной войны не завершилось созданием новой системы евро-атлантической безопасности, которая должна была прийти на смену биполярности и эффективно противостоять новым вызовам региональной и международной безопасности. Два кризиса постбиполярной эпохи – операция НАТО против Югославии 1999 года и конфликт вокруг Южной Осетии 2008-го со всей наглядностью продемонстрировали, что ни одна из существующих организаций безопасности, призванных разрешать такие конфликты, не оказалась способной эффективно выполнить свои обязанности. Оба кризиса, внешне имевшие локальный характер, по сути явились воплощением фундаментальных противоречий между Россией и Западом в области безопасности.

Собственно, эти противоречия и определили две модели урегулирования конфликтов. Планы Запада выстроить новую систему безопасности на основе НАТО и Евросоюза, членом которых Россия не является, балканский опыт и перспективы расширения НАТО на пространство СНГ неизбежно усиливали великодержавные настроения в российской политической элите, а также опасения относительно западной стратегии "выдавливания" Москвы из сферы ее жизненных интересов – СНГ. Россия, будучи заинтересованной в сохранении своего влияния в СНГ, делала акцент в своей политике не столько на поиске урегулирования конфликтов, сколько на предотвращении силового варианта их разрешения. Российские войска были размещены в качестве миротворческих контингентов в рамках мандата СНГ в Абхазии, Южной Осетии и Приднестровье против воли грузинского и молдавского руководства, что являлось постоянным источником напряженности в отношениях с соседними странами и Западом. Вместе с тем следует напомнить, что эти миротворческие силы были введены для предотвращения возобновления насилия в 90-е годы, когда ни ЕС, ни НАТО не стремились содействовать наведению порядка на пространстве СНГ. В последнее же десятилетие за редким исключением (план Козака по Приднестровью) Москва исполняла роль "посредника без урегулирования", своего рода письмоносца между сторонами конфликта, не предлагая собственного варианта решения. На Западе сложилась противоположная модель – навязывание конфликтующим сторонам силового решения сверху, которая в полной мере была опробована на Балканах. Урегулирование проблемы Косова путем признания его независимости является примером такого одностороннего подхода, открывшего по сути ящик Пандоры.

В принципе разрешение конфликтов сверху или извне – модель абсолютно правильная и единственно возможная, если только она строится не на одностороннем подходе к конфликтующим сторонам, не на политических и идеологических предпочтениях, а на соблюдении международного права и принципах беспристрастности и рациональности. В связи с этим представляется, что первым шагом к новой системе кризисного регулирования должна была быть "реинвентаризация" Хельсинкских принципов, которые свято соблюдались всеми государствами евро-атлантического пространства во времена холодной войны, хотя и не были юридически обязательными. Сегодня необходимо посмотреть, что из этих принципов остается актуальным, что нужно пересмотреть или дополнить. Сохраняет ли свое значение приоритет территориальной целостности над правом наций на самоопределение? И если да, то какие из него могут быть исключения? Как быть с суверенным равенством государств и правом наций на гуманитарную интервенцию? Представляется, что в дискуссии о гуманитарной интервенции главный вопрос: кто и как может определять параметры гуманитарной катастрофы, процедуру принятия решений о вмешательстве и механизм военного вмешательства для ее предотвращения? Избирательное применение Хельсинских принципов, их интерпретация в зависимости от соображений политической целесообразности чреваты лишь новыми конфликтами.

С точки зрения институциональной основы кризисного регулирования, главной зонтичной организацией остается ООН. Легитимность операций по кризисному регулированию должна определяться решениями Совета Безопасности ООН. Как показывает опыт, именно такие операции имеют наибольший шанс на успех.

Безопасность внутри Европы становится все больше делом самих европейцев. В Европейском союзе зреет понимание, что без Российской Федерации здесь не обойтись. Нравится это или нет, Россия – важный партнер ЕС в решении проблемы Приднестровья, Нагорного Карабаха и многих других сопутствующих конфликтам проблем. Важным шагом на пути такого сотрудничества могло бы стать создание Россией и ЕС совместного комитета по вопросам политики и безопасности, а при благоприятном сценарии – построение совместных структур и механизмов регулирования кризисных ситуаций, в том числе объединенные силы для проведения миротворческих ситуаций.

Внешняя безопасность Евро-Атлантического региона, включая предупреждение и урегулирование конфликтов, а также военные операции нового типа, могла бы обеспечиваться через сотрудничество США/НАТО и России с привлечением Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) для решения проблем безопасности в Центральной Азии. Этого невозможно достичь без радикальных изменений в отношениях между Россией и Североатлантическим альянсом, признания ОДКБ руководством НАТО и выработки новой совместной стратегии безопасности. Несмотря на существующие разногласия, Россия и НАТО уже сотрудничают в Афганистане. Это внушает оптимизм. Государствам евро-атлантического пространства, к которому принадлежит и Россия, наконец пора прекратить бороться с фантомными угрозами прошлого века и сплотиться против реальных опасностей века наступившего.

Надежда Арбатова,
доктор политических наук, заведующая отделом европейских политических исследований ИМЭМО РАН
Опубликовано в выпуске № 35 (401) за 07 сентября 2011 года