Крупнейший корпоративный игрок

Мир военнослужащих в странах Азии и Африки вопреки цвету хаки разноцветен и мозаичен. Составить цельную картину о нем – эта задача для военных экспертов, за редким исключением, трудновыполнимая. Слишком специфичны, несоразмерны и многолики регионы и армии. Таким исключением в области военного регионоведения стал сборник аналитических статей "Мир цвета хаки. Вооруженные силы в системе государственной власти". Он издан под редакцией бывшего начальника Главного управления международного сотрудничества Министерства обороны России Александра Горбунова в Центре анализа стратегий и технологий (ЦАСТ).

Этот частный научно-исследовательский центр, расположенный в Москве, специализируется в основном на анализе проблем реструктуризации оборонно-промышленного комплекса России, вопросах формирования государственного оборонного заказа и изучении российской системы военно-технического сотрудничества с зарубежными странами. ЦАСТ периодически радует интересующихся "оборонкой" собственными книжными новинками. Для работы над представленным изданием он привлек специалистов из столичных вузов – Института стран Азии и Африки при МГУ имени М. В. Ломоносова и Института Африки РАН, а также Центра арабских исследований Института востоковедения РАН. Это и позволило в новой подборке тематики и проблематики уйти от устоявшейся ныне традиции подвергать спектральному анализу только нашу военную организацию и взглянуть на те же проблемы в зарубежье, отыскать "российский след" в генетическом коде азиатских и африканских армий и подготовить некоторые прогнозы. Тем более что повод для подобного аналитического неформата отыскался экстремальный.

Отнюдь не монолитная среда
В начале 2011 года ветер с юга принес нам запах гари и порохового дыма от "жасминовой революции" Туниса, "финиковой революции" Египта, из других регионов (Ливия, Йемен и т. д.), тревожные события в которых получили название "арабской весны". Там народные волнения, приведшие к падению политических и государственных режимов-долгожителей, вновь выдвинули на арену истории наиболее стабильную и стойкую ко всем катаклизмам государственную структуру – армию. Она поначалу взялась спасать прежних правителей. Потом на время не стала вмешиваться в происходящее. И все-таки ей пришлось взять роль арбитра и объявить себя гарантом реформ. Такова, например, февральская событийная канва Египта.

Все эти пороховые ветры перемен встревожили страны Старого и Нового Света. Некоторые из них, в первую очередь США и их партнеры по НАТО, тоже стали участниками "революций", обеспечивая активную ударно-огневую, материально-техническую, а в отдельных случаях и кадровую подпитку оппозиционных сил.

Как поведет себя в дальнейшем в этой динамике столкновений судьбоносных идей и межгосударственных интересов загадочный мир цвета хаки? Ведь он по существу единственный национальный институт, где, по определению экспертов, существует четкая организация и выполняются приказы. Армия, по их же признанию, – наиболее дееспособный из существующих в государстве властных институтов, крупнейший корпоративный игрок на внутриполитической арене, ключевая сила, способная влиять на исход политических раундов. Может быть, вот этот черно-серый дым гари от сжигаемых президентских особняков и автомобильных покрышек и есть предвестник появления теней из прошлого, черных полковников образца Греции 60–70-х годов прошлого века и серых мундиров Пиночета чилийских 70-х? Ждать ли нам появления хунты на новый, азиатско-арабский лад?

" Вне зависимости от этих моделей никто из экспертов – авторов сборника не указал на монолитность армейской среды " Пасьянс, разложенный регионоведами, включает менее десятка государств: Алжир, Гвинею, Индонезию, Мьянму, Пакистан, Таиланд, Турцию и Египет. В основном это так называемые третьи страны, в которых в разные годы уже совершались перевороты с помощью армии. А в Мьянме и Египте военные режимы действуют и поныне. Эксперты соотносят с выбранными для исследования странами две модели существования вооруженных сил в системе государственной власти. Одна отмечена пребыванием силовых структур у руля правления. Другая (переходная модель) характеризуется постепенным переходом армии под контроль государства и гражданского общества.

Вне зависимости от этих моделей никто из экспертов – авторов сборника не указал на монолитность армейской среды. Да, генерал и офицер в арабско-азиатском мире – это белая кость. Именно кастовость отличает их от гражданского населения. "К началу 2011 года офицерский корпус Египта оставался очень кастовым, живущим практически автономно от египетского общества", – указал один из авторов-востоковедов.

Но его коллегам вопреки этой главной объединяющей черте военного сообщества пришлось все же говорить о мире цвета хаки как о многоликом, многоуровневом и нестабильном по составу. Клановому несходству позиций по актуальным проблемам государственной политики и противоречивой реакции на революционные события военные обязаны своему высшему образованию, полученному в странах-соперницах. В Северной Африке предпочтение отдавалось военным вузам Франции и СССР. Например, в Алжире, как указывается в сборнике, насчитывается среди действующих офицеров и уже уволившихся со службы четыре тысячи выпускников советских вузов. Не с их ли подачи он выстраивает курс на превращение страны в региональную военную державу? Этот настрой проявляется и у современных "кадетов" из африканских стран, которые выбирают сейчас военные училища и академии США и Китая.

Несмотря на столь полярные по выбору предпочтения, этот офицерский корпус корпоративен по отношению к землякам-противникам, так называемому проарабскому клану из выпускников военных вузов арабских стран. Объединительной чертой в каждом из этих кланов эксперты называют принадлежность к кадетским выпускам. Действительно, совместная учеба в какой-то мере ломает сословные и межэтнические перегородки и становится одним из условий продвижения и проталкивания военных к олимпу государственной власти.

Но межэтнические перегородки не настолько хрупки, чтобы их не учитывать. В вооруженных силах Гвинеи, Индонезии и Мьянмы принадлежность к определенному этносу – это тоже элемент кастовости, который в равной степени работает на монолитность армейского коллектива и на затяжные конфликты и противоречия в нем. Конфликтный потенциал, заложенный в межэтнической поляризации, чрезвычайно высок в Гвинее, предостерегают военные аналитики.

Безусловно, никто не отменял конфликта между молодыми офицерами и старым генералитетом. Это древнее, как мир, противоречие не столь банально, как кажется на первый взгляд. Военная молодежь впитывает ислам. А это по современным меркам не только повод, как предостерегает история Египта, расстреливать своих президентов на военном параде, но и более изощренное по скрытности сращивание офицерства с терроризмом, как свидетельствует повседневность того же Египта и его стран-соседей. В этой связи один из авторов исследования объясняет временное невмешательство армии в события февральской "революции" противоречиями "между хорошо оплачивавшейся военной верхушкой и младшими офицерами", политическое кредо которых, по его оценке, "может быть полярным – от исламистского до левого".

Разматывая клубок противоречий в офицерском корпусе, эксперты выделяют главенство сухопутных войск во всех рассматриваемых вооруженных силах, называя доминирующим видом. По отношению к пехоте другие виды – военно-воздушные и военно-морские силы – малочисленны в разы и финансируются по остаточному принципу. Но считаться с ними в повседневной жизнедеятельности сухопутному генералитету, представляющему в большинстве исследуемых стран верхушку государственной власти, приходится. Авторы сборника указывают, в частности, на особую степень автономии видов ВС Таиланда, которая долгие годы сопровождалась противостоянием между ними. Военные моряки даже решились на путч, но потерпели поражение. У молодых офицеров из ВВС Египта во все времена была особая позиция по поводу социалистических и демократических реформ в стране. Здесь, как указывают востоковеды, летный состав традиционно комплектуется из представителей относительно зажиточных слоев населения.

Авторы исследования провели десятки очных ставок нескольких поколений офицеров на перекрестках истории. В этих мозаичных фресках видно, когда руками служивых строились государства. Просматривается и то, как военные режимы создавались предшествующим гражданским руководством страны, например в Пакистане. Не везде и не всегда в полосу света попадает уверенный в себе человек во френче. Мы видим и мятущееся существо в камуфляже. Все чаще оно напоминает лысоватого персонажа из фильма "Три толстяка", который, сорвав капюшон, близоруко щурится в поисках топора. Так год за годом военная элита в структурах государственной власти отдаляется от раннего этапа развития с более высокой степенью политического влияния к таким, как законодательное отлучение военнослужащих от политики в Египте или растворение офицерской массы, по преимуществу из спецслужб, в десятках мелких, постоянно меняющих свое название политических партиях и движениях в Турции.

Генералы-коммерсанты
Но есть одна сфера деятельности военной верхушки исследуемых вооруженных сил, где персонажи и образы неуловимы. Это бизнес. В нем скрыты от общественного контроля пути и способы добывания денег на нужды обороны, самофинансирования армии, а бюджетная политика подернута завесой тайны.

Коллаж Андрея Седых
Тем не менее кое-что можно разглядеть на примере Алжира. Там в период перехода от командно-административной системы хозяйствования к рыночной генералы получали доступ к нефтяной ренте. А после приватизации госпредприятий, по оценкам экспертов, "выжили главным образом те из них, в советы директоров которых генералы ввели своих родственников". Еще одной сферой приложения интересов генералитета, по наблюдениям исследователей, стали "бесчисленные экспортно-импортные фирмы". Они ничего не производили, а их хозяева наживались на спекулятивных операциях.

Экономическая активность генералов в этой стране облегчена тем, что кадровые и привлеченные сотрудники службы военной разведки работают "под прикрытием на всех ступеньках бюрократической иерархии министерств и ведомств, провинций, на всех крупных государственных предприятиях, в банках, страховых компаниях, СМИ". Нелишне добавить, что под контролем военной верхушки находятся три основные спецслужбы страны. Армия в Алжире как институт коррупции и патроната сейчас на пике своих возможностей.

Генералы Гвинеи, напротив, еще в начале этого пути. Эксперты указывают на то, что "значительная часть генералитета помимо своих основных обязанностей занята в коммерческих предприятиях". В их компетенции, в частности, выделение подрядов доверенным бизнесменам за определенную комиссию и предоставление им политического покровительства. Указывается также, что "военные в Гвинее контролируют импорт риса и бензина", что крупные армейские начальники "вовлечены в наркотрафик".

Это самофинансирование, по общему мнению авторов издания, похоже на индонезийский вариант в недавнем прошлом, когда армейские подразделения свое существование обеспечивали, занимаясь контрабандной, торговлей, а также "сбором налогов, присвоением государственных ресурсов, "крышеванием" бизнеса". Они выживали и за счет создания коммерческих компаний, кооперативов, благотворительных фондов и ассоциаций помощи вооруженным силам. Да и сейчас, по оценке специалистов, основным источником средств для армии служат криминальная экономика, рэкет населения и международных компаний, которые вынуждены платить военным за обеспечение безопасности своей деятельности. Не случайно основным приоритетом государственной политики в современной Индонезии в области финансирования армии объявлены постепенное ограничение участия ВС в бизнесе на национальном уровне и увеличение финансирования на бюджетной основе.

Такая ситуация актуальна и для Мьянмы, где "вооруженные силы представляют собой огромную перераспределительную систему, охватывающую не менее 10 процентов населения". Военные здесь, как отмечено в издании, являются "крупнейшим корпоративным игроком". В компании и на предприятия, деятельность которых построена на сотрудничестве с ВС и пенсионерами, вовлечены их ближайшие родственники.

Вскрытие механизма и этого экономического "наступления" военных на жизнь государства укрепляет большинство экспертов во мнении, что генералитет удержал свое влияние на развитие ситуации в странах, где наметился переход от авторитаризма к демократии под влиянием "арабской весны". Прослеживается также намерение военного руководства и дальше следить за функционированием политической системы и за работой различных государственных органов.

Важнейшая черта – многофункциональность
Быть ли военной хунте Азии и Африки? Эксперты российских институтов, знакомя с разнополюсными по развитию государствами, уходят от прямого ответа. И это понятно. С ними, раскинувшимися от Алжира до Индонезии, нам жить. Оценочный позитив плодотворнее для межгосударственных отношений, чем черная метка. Однако символично вот что. В аналитической мозаике стремительного врастания вооруженных сил в уровни и слои общества, в структуры и ячейки государства и политических объединений, а также в экспертных исследованиях обратных процессов, когда налицо отслаивание военных от гражданских структур и их изоляция от политической жизни, ученые выделяют важнейшую черту армии – ее многофункциональность.

Очень много работы у ВС Алжира, которые вместе со спецслужбами перешли от обороны к широкомасштабным войсковым операциям по вытеснению исламистских бандформирований в своей стране, а затем и к массированному подавлению исламского экстремизма, к точечным ударам по мобильным группировкам, к руководству войсковыми операциями со специальных воздушных командных пунктов, к боевым действиям в ночных условиях.

"Многофункциональность ВС Пакистана является основой их влияния в стране", – за этим выводом наших экспертов стоят такие невоенные функции армии, как помощь властям в борьбе с последствиями стихийных бедствий, решении отдельных проблем, поддержании правопорядка. Кто, если не армия? И население в этом строю мундиров песочного цвета видит не черных полковников, не серых генералов латино-американского засола, а своих защитников, готовых протянуть руку помощи.

В перечисленных нишах разноэтапности развития вооруженных сил азиатских и африканских стран аналитики отводят России надежное место. Российская сфера – это военно-техническое сотрудничество. Оно цепко обозначилось в генетическом коде армий Алжира, Египта, Индонезии, входит в повседневность военной жизни Таиланда и Турции, имеет неплохие перспективы и в других упомянутых в сборнике регионах и странах.

Сергей Останин

№ 39 (405) за 05 октября 2011 года