Ось отрицания

Как "арабская весна" сделала из Москвы и Пекина случайных союзников.
Помните советско-китайский раскол? Похоже, что Москву и Пекин это не касается. По крайней мере, ввиду нынешних событий на Ближнем Востоке и в Северной Африке, Китай и Россия стали более близкими союзниками. В Совете Безопасности ООН они или выступают против инициатив западных стран, или выдвигают свои оговорки. Для некоторых это выглядит как солидарность между двумя авторитарными правительствами; для других – как скоординированное усилие для того, чтобы ослабить и, в конце концов, разрушить американское и западное господство в мировой политике. Хотя оба эти элемента присутствуют, реальность намного шире, и западное общество и политики должны лучше понять это.
Для начала, здесь нет никакой идеологии. Несмотря на то, что Китай все еще называет себя коммунистической страной, он давно отверг маоистскую догму, в том числе в международных отношениях. Россия бросила коммунизм ровно двадцать лет назад. Это правда, что обе страны являются авторитарными, хотя одна является умеренной, а другая более жесткой автократией. Тем не менее, не существует такого понятия, как "авторитарный интернационал" для пробуждения солидарности между правящими автократиями. Прежде всего, Россия и Китая являются прагматичными.
Между ними также существует предельно небольшая геополитическая региональная конкуренция. Глобальные интересы Китая, в сущности, являются материальными. К примеру, он зависит от импорта нефти из Ближнего Востока. Китайские компании участвуют в ряде проектов по всему региону. Война в Ливии оставила без средств к существованию 20 тыс. китайских рабочих. Такое же количество российских туристов оказались в безвыходном положении в Египте после падения режима Мубарака.
Однако Пекин и Москва не чувствуют особой близости к ближневосточным правителям. В конце концов, Хосни Мубарак был давним союзником США, президент Туниса Зине ель-Абидин Бен-али был близок с Парижем, а Каддафи заключил мир с Западом в 2003 году. Несомненно, сирийский президент Ассад – совсем другое дело: Дамаск был союзником Москвы во времена "холодной войны", и сохранил дружественные связи с Россией по сегодняшний день. Сирийская армия получала российское военное оборудование с 1960 гг., а средиземноморский флот Тартус используется российским флотом.
Конечно, Россия не хочет потерять Сирию. Поскольку судьба Ассада оказалась на чаше весов, Москва вошла в контакт с сирийскими оппозиционерами. Принимая врагов Ассада в Москве и сожалея о происходящем, русские призывали Дамаск начать политические реформы, несмотря на то, что они заблокировали резолюцию Совета Безопасности ООН, осуждающую сирийское правительство за жестокие действия. Тактика Пекина, по сути, являлась такой же: требуя реформ от Дамаска, при этом проводя переговоры, как с правительством, так и с оппозицией, Китай отказывался поддерживать санкции против Сирии.
Официальная позиция Китая заключается в "оказании поддержки сирийскому народу". Однако существует большое различие между этой позицией и позициями, которые заняли западные правительства. Для многих на Западе такая "поддержка" означает активное участие, не исключающее использование силы. Для китайцев это означает позволить сирийцам выяснить отношения без постороннего вмешательства и в итоге признать выбор народа как, в конечном счете, и поступил Пекин в Ливии.
Как и Китай, Россия отвергает военное вмешательство Запада во внутренние дела других стран, будь то во имя человечества или демократии. Но это касается больше, чем просто обеспокоенности Пекина или Москвы за собственную безопасность. Ливия продемонстрировала обеим державам, что Запад, действуя под давлением лозунга прав человека (которых, конечно, не существует в России и Китае), может ошибиться и быть вовлечен в гражданские войны других стран.
Но Ливия всегда была периферийной страной, говоря стратегическим языком. Ни Сирия, ни китайцы и даже русские – у которых самая лучшая разведка – не имеют представления о том, что произойдет в случае падения режима Ассада. Ливия не выдержит никакого сравнения с полномасштабной гражданской войной в Сирии. Русские и китайцы утверждают, что такой конфликт будет гораздо полезен для сектантской войны и религиозного радикализма, чем для демократии и верховенства закона.
Местоположение Сирии прямо в центре региона также означает, что масштабный внутренний конфликт может повлиять на соседей – прежде всего, на Ливан и Израиль – и привлечь в игру таких региональных актеров, как "Хезболла" и ХАМАС. Русские, обеспокоенные исламским экстремизмом в Северном Кавказе и Центральной Азии, и китайцы, импортирующие основную нефть из Ближнего Востока, вряд ли хотят конфликта в Сирии.
В принципе, давление на Дамаск и одновременное содействие внутреннему диалогу помогут предотвратить этот наихудший сценарий. Однако в действительности Москва и Пекин, должно быть, пришли к заключению о том, что Запад списал Ассада со счетов, и готовится к смене режима. С точки зрения этой вероятности, санкции – это шаг в игре, которая приведет к более действенным мерам – как это произошло на примере с Ливией.
Политика Китая и России в отношении Сирии отличается от политики США и Европы по двум основным причинам. Во-первых, Москва и Пекин не считают, что активно участвовать в гражданских конфликтах других стран – это мудрое или полезное решение. Во-вторых, у них нет интереса в устранении Ассада как части антииранской стратегии. В любом случае китайцы и русские не видят во всем происходящем никакой стратегии; они думают, что удивленные арабским восстанием американцы и их союзники теперь следуют краткосрочным, а не долгосрочным политическим подсчетам.
Полностью или частично эти опасения могут быть обоснованы. Все же Москве и Пекину необходимо признать, что критика – это не лидерство, которого жаждет Россия и которого не может вечно избегать Китай. Современное лидерство требует реальных альтернатив, установления контактов с другими, достижения согласия. Одного только "нет" - недостаточно.

Дмитрий Тренин
"Foreign Policy", 23 ноября 2011 года
Перевод – "InoZpress.kg"