Может ли целый народ сойти с ума? - Ян Бурума, профессор демократии и прав человека

Слезы Северной Кореи

ХОШИМИН. Изображения сотен тысяч северокорейцев, воющих от горя по поводу смерти Ким Чен Ира, вызывают некоторое очень тревожное чувство. Но какое? Это упражнение в массовом заблуждении? Ритуал коллективного мазохизма?

Ким был жестоким диктатором, который баловал себя лучшими французскими коньяками (предположительно на 500 000 долларов США в год), свежими суши, доставляемыми самолетом из Токио, а также блюдами лучших шеф-поваров, которые только можно было купить за деньги, в то время как миллионы его подданных умирали от голода. Тем не менее, вот они, массы запуганных, угнетенных им субъектов, громко выражающих свой траур по поводу его смерти, как будто они потеряли любимого отца.

Конечно, люди, публично выражающие скорбь в Пхеньяне, принадлежат к самому привилегированному классу, а драматический рев является традиционным корейским способом выражения горя. Тем не менее, поведение, транслируемое из Северной Кореи, выглядит помешательством. Есть ли этому правдоподобное объяснение?

Во-первых, северные корейцы не являются уникальными. Немногие страны пострадали больше от жестокости Иосифа Сталина, чем Польша, и все же многие поляки также публично плакали после его смерти. Конечно, не исключено, что это было принуждением ‑ ужасной формой принудительного самоуничижения. Людям приходилось мириться не только с пощечинами; они также должны были благодарить своего мучителя и плакать по его смерти.

Понятно, что северокорейцы, которые отказываются демонстрировать глубокую печаль в случаях общественного траура, рискуют нажить серьезные неприятности – детей могут исключить из школы, карьеру могут заблокировать, а возможно, эти люди даже могут попасть в лагерь рабского труда. Вера в пропаганду в тоталитарном государстве может быть формой самосохранения. Чем больше человек сомневается, когда это нельзя показывать открыто, тем мучительнее становится его жизнь.

Может ли интеллектуальный человек заставить себя поверить в нечто совершенно безумное ‑ это интересный вопрос. Можно ли подавить человеческий скептицизм? В любом случае, нет сомнений в том, что его можно заставить замолчать.

Но принуждение, хотя, конечно, и является фактором сцены из Пхеньяна, возможно, не является единственным объяснением. Массовая истерия может принимать различные формы. Было бы слишком просто предположить, что такое унизительное поведение всегда ложно и представляет собой форму лицедейства.

Рассмотрим, например, менее зловещий всплеск общественной истерии: чрезвычайные эмоции выражались многими людьми в Великобритании после гибели принцессы Дианы. Мужчины и женщины, которые знали ее только по журнальным статьям или телевизионным передачам, заявляли, что смерть Дианы повлияла на них сильнее, чем смерть их собственных родителей. Они, вероятно, не лгали. Возможно, это звучит гротескно, но чувство, казалось, было искренним.

Мы часто подавляем реальную боль, например, вызванную потерей члена семьи. Онемение, а не истерия, является нормой. Но наши чувства как-то должны найти выход, и они могут нахлынуть, когда умирает знаменитость.

Все сдерживаемые эмоции по реальным личным утратам выплескиваются во время общественных событий. Люди, которые якобы плачут по принцессе Диане, на самом деле выражают траур по своим близким. Чувство замещается – в действительности выражается неуместно. Траур такого рода является одной из форм сентиментальности, но, тем не менее, он может быть искренним.

Иногда смерть общественного деятеля заставляет нас скорбеть по нашей собственной жизни. Независимо от того, был ли человек, который умер, любимой принцессой, популярным певцом или кровавым диктатором – это не имеет значения. Мы выросли вместе с ними; они являются частью нас самих. Когда они умирают, частичка нас умирает вместе с ними.

Массовая истерия очень заразна. Я был в Северной Корее в год, когда умер отец Ким Чен Ира ‑ Ким Ир Сен (вождь). Частью нашей обязательной туристической программы было выражение уважения его памятнику – его гигантской статуе в центре Пхеньяна. Мы стояли на мраморном постаменте Великого Вождя в окружении цветов и похоронных венков, в то время как голоса рыдающих женщин воспроизводили через огромные громкоговорители.

Я наблюдал за бесчисленными рядами одетых в форму школьников, которых подводили к памятнику их учителя. Сначала они смотрели бесстрастно, с лицами людей с покерных карт, которые привыкли к ожиданию того, что власти скажут им, как себя вести. Затем учителя начали воспроизводить соответствующий шум общественной скорби. Тихий стон сменялся громкими воплями, а затем криками: "Отец, отец, почему ты покинул нас?" Мало-помалу, дети следовали примеру своих учителей, горько плача. Они плакали, глядя на плач своих учителей.

Было ли это подлинным выражением горя? Кто может сказать? Слезы выглядели достаточно реальными. Учителя и ученики, вероятно, что-то чувствовали, возможно, даже переживали глубокие страдания. Некоторые, возможно, были вполне проникнуты идеей того, что Великий Вождь действительно олицетворял образ отца, которому они обязаны всем.

Другие, несомненно, замещали свои эмоции, которые могли вытекать из любой личной или общественной печали. В конце концов, у бедных северных корейцев есть много причин для плача. Жизнь в тоталитарной диктатуре – это ежедневные страдания. И поэтому они плачут по людям, которые в значительной степени ответственны за это.

Ян Бурума - профессор демократии и прав человека в Бард-колледже. Его последняя изданная книга называется "Приручение богов: религия и демократия на трех континентах".

6 января 2012,