От "тирании кузенов" к единению и развитию

Чем опасен регионализм? Почему Таджикистан не развивается должным образом?

Эксперт "АП", известный таджикский историк Камолуддин Абдуллаев рассуждает об особенностях развития таджикского общества. Статья была опубликована в 2005 году, но и по сей день выводы автора сохраняют актуальность.

В далеком уже 2000 году японский коллега, приехавший в Душанбе изучать таджикский мирный процесс, спросил меня, как формируется правящая политическая элита и осуществляются подготовка и отбор в государственные руководящие и исполнительные структуры. Ему было интересно узнать, каким образом Таджикистан намеревается мобилизовать национальные ресурсы для выхода из кризиса. В ответ я пустился в рассуждения о сложной структуре таджикского общества, чувствительности общин, региональном балансе и прочей местной "архаике". Тогда мой собеседник, обычно деликатный в том, что касается национальных чувств, воскликнул: "Если это так, то у вас нет будущего!"

В тот момент я не придал особого значения этим его "нет будущего". Пять лет назад в таджикском обществе царила эйфория, связанная с окончанием гражданской войны, и все виделось в радужном цвете. Общество залечивало раны; стараясь забыть о войне, оно ловко уклонялось от всяких конфликтов. Да и сама власть не теряла времени даром. Она укрепила главное звено – связь с районами.

Жизнь страны в науке политики, так же, как жизнь религии в науке религии. Государю надобно быть сведущим в политике и с помощью политической науки наносить другим поражения, самому при этом оставаясь невредимым.

Мухаммадали ибн Мухаммадсаид Балджувони, "Таърихи нофеъ-и",1927 г.

О махалгарои

Душанбе сам по себе традиционно не решал и не решает ничего в таджикской политике. Это не столько город, сколько территория, желанный плацдарм с цитаделью посередине. У современных таджиков нет объединяющего национального центра, "плавильного котла" городской цивилизации, но зато есть упрямая аграрная периферия. Соответственно, главным элементом воспроизводства власти в стране являются субнациональные (региональные) структуры, а главной составляющей национального сознания – поддерживаемый государством этнический (негражданский) национализм, круто замешанный на местничестве. Те, кто опасается возрождения коммунизма или радикализации исламистов в нашей стране могут расслабиться. Неуловимого Усамо бинни Лодана в Таджикистане ждет глубочайшее разочарование. Все его "неофундаментализмы" и "джихады", рожденные в грязноватых мусульманских гетто европейских городов и пыльных пакистанских медресе, бьет одной левой наше доморощенное местничество – "махалгарои".

Государство создает нацию, а не нация создает государство.

Маршал Польши Юзеф Пилсудский, 1920-е гг.

Махалгарои - это таджикский вариант местничества с элементами трайбализма. Размежевание в таджикском обществе проходит не по политическому (левые-правые, коммунисты-исламисты и т. д.), а по этнорегиональному признаку. Махалгарои - это ситуация, в которой мулла или коммунист района "А" вряд ли окажут поддержку мулле или коммунисту района "Б". Скорее, мулла сговорится с коммунистом из своего района. Точно также филолог, спустившийся некогда (давным-давно, сам не помнит когда!) в Душанбе из района с преобладанием холмистой местности проголосует на выборах в академию против своего коллеги, не потому, что тот плохо разбирается в филологии, а потому, что имел несчастье спуститься в столицу с противоположной стороны.

Главная причина живучести общинных привязанностей – историческая, а именно несытое аграрное прошлое (когда, для того чтобы выжить, необходимо было убивать), отсутствие достаточного опыта проживания в едином государстве и стойкое недоверие к центральной власти, вызванное непропорциональным развитием регионов в советское время.

Региональное сообщество само по себе не клан и уж тем более не преступная организация, постольку поскольку оно живет по правилам традиционного общества и управляется авторитетными лидерами. Однако в постсоветскую эпоху в его функционировании и руководстве произошли важные изменения. На смену белобородым старцам (чаще, религиозным авторитетам, ветеранам войны и героям труда) пришли более молодые и эгоистичные политические предприниматели. Будучи скорее продуктами современности, чем продолжателями укоренившихся культурных традиций, эти субнациональные политические элиты вступили в борьбу за лидерство. При этом они коррумпировали коммунальные региональные структуры для обслуживания своих собственных – индивидуальных и групповых – интересов. Общины же так и остались оторванными от реальной политики и неспособными противостоять персонифицированной власти этих местных паразитирующих политических предпринимателей. Традиционные общественные структуры хоть и пронизаны высоким гражданским духом взаимовыручки и поддержки, оказались слишком архаичными, чтобы выработать концепцию народного суверенитета хотя бы на уровне районов. Региональным (а также этно-лингвистическим и конфессиональным) сообществам, хотя и сделанным из прочнейшего материала не удалось превратиться в политические ассоциации, чтобы выдвигать из своей среды истинно народных – легитимных – лидеров.

Неудивительно, что властный центр в Душанбе предпочитает иметь дело с лидерами из регионов в ущерб прямому диалогу с нарождающимся гражданским обществом и политическими партиями. При этом он пытается узаконить неравенство регионов и обеспечить собственное доминирование. Чтобы выжить в противостоянии с центром, подчиненные регионы вынуждены развивать групповое сознание в ущерб общенациональному. В свою очередь, правящая элита, вздумай отказаться от исключительной поддержки своих земляков, чтобы подняться на национальную орбиту и обеспечить равные права всем регионам, рискует потерять доверие своего региона. Собственно национальные интересы при этом отступают на второй план. Таким образом, слабое государство не только допускает местничество, оно его культивирует. И наоборот, местничество делает государство слабым. Круг замыкается. Известный антрополог Энст Геллнер назвал такой тип отношений "тиранией кузенов". Власть держится на контракте, заключенном обитателями цитадели в Душанбе с ее однородным квази-кровнородственным составом с одной стороны и региональных квази-лидеров – с другой.

В центр внимания такой власти помещены не столько экономика и устойчивое развитие, сколько забота о том, как распределить поступающие извне и имеющиеся в наличии ресурсы, чтобы обеспечить собственное благополучие, а также политическое и физическое долголетие. Главным негативным следствием регионализма является сохраняющееся фактическое неравенство между представителями различных регионов. Оно ставит непроходимый заслон для развития нормальных рыночных отношений, а также гражданского национализма, отправной точкой которого является равенство всех членов нации. Меритократия (то есть власть талантливых, независимо от происхождения и социальной принадлежности), подразумевающая профессиональный отбор во власть несовместима с махалгарои. Космополитов, технократов, профессионалов, а также лиц с размытым или неподходящим региональным происхождением, не говоря о нетаджиках, просят не беспокоиться. То же относится к особам женского пола. Балом правят земляки, облаченные в дорогие костюмы и связанные между собой эмоциональными, кровными и потому чрезвычайно крепкими узами. Их власть персонифицирована и проявляется в скрытой форме, оставаясь вне досягаемости судебной власти. Она не терпит контроля со стороны, чревата возобновлением межобщинного кровопролития. Она сопротивляется институционализации, гласности, прозрачности и идеальна для развития и поддержания коррупции. "Тирания кузенов", наконец, препятствует возникновению бюрократии как важного звена социального контроля и аполитичного, устойчивого, рационального механизма достижения долгосрочных организационных целей. Бюрократия в Таджикистане - не отдельный класс, а придаток правящего класса.

Имеющееся согласие между региональными элитами, впрочем, временно и непрочно. Консенсус основан на далеко неравном распределении политической власти и ресурсов. Как ни дели пирог – все равно кому-то достанется меньше. Да и сам пирог невелик. Таджикистан – бедная страна, и ресурсов для неослабевающих аппетитов "кузенов" не хватает. Кроме политической власти и административных ресурсов есть живые деньги в виде зарубежных инвестиций, кредитов, гуманитарной помощи и грантов, но которые – вот незадача – поступают с интервалами. Как жаловался прижимистый подпольный миллионер Корейко очаровательной Зосе Синицкой, "это просто возмутительно, что жалование платят крайне нерегулярно!" Нехватка внутренних ресурсов и нерегулярность поступающих извне материальных и денежных потоков вызывают нервозность и текучку кадров на политическом Олимпе. У изгнанных остается быстро тающая заначка, привычка жить на широкую ногу, несколько "вторых" жен-любовниц с детьми, кое-какой бизнес, который вот-вот вырвут из рук, что называется "с мясом" и… смертельная обида. Недавняя таджикская история показала, как вчерашние союзники и соратники, выбывая из круга "сильных мира сего", превращаются в непримиримых врагов власти. Чтобы обезопасить себя, правительству приходится тратить немало времени, усилий и ресурсов на их нейтрализацию.

Там, где статус важней контракта, где нет равенства и свободного соревнования, там нет и не может быть развития.

(Окончание следует)

(Печатается в сокращении, полная версия на сайте http://kamolkhon.com)

09.01.2012