Турниры теней XXI века

Борьба между ведущими странами за влияние на Центральную Азию постепенно переходит в "духовную сферу"

Казахстан, как и другие центральноазиатские государства, с распадом Советского Союза стал участником новой "Большой Игры" региональных и международных держав.
Желая получить контроль над странами региона, большинство крупных игроков начали рассматривать ислам как силу, способную содействовать или, наоборот, препятствовать осуществлению их интересов в регионе. Однако планы зачастую стали расходиться с получаемыми результатами.
В зависимости от того, в каком аспекте – позитивном или негативном – рассматривают эти "центры сил" исламизацию Казахстана, их, соответственно, можно разделить на две группы: те страны, которые хотели бы видеть Казахстан "более исламским" (в соответствии с собственной моделью исламизации), и те, для которых Казахстан был бы более желателен в качестве светского государства, в котором ислам выполнял бы только роль культурной традиции, не задевая при этом экономическую и политическую сферы государства.
На основании этого признака в первую группу стран можно включить ряд исламских государств, прежде всего Иран, Пакистан, отчасти Египет, Турцию и Саудовскую Аравию. Несмотря на все различия во внешнеполитическом курсе этих стран, существование "своего" исламского лобби в Казахстане представляется для определенной части их политической элиты достаточно желательным.
Ко второй группе можно было бы отнести таких "участников Игры", как США, европейские страны, Россию, Израиль, Китай и, отчасти, Индию (хотя к числу "участников" ее можно отнести лишь условно). Все эти государства разделяют опасение, что усиление позиций ислама в Казахстане может повлечь за собой изменение политического и экономического курса республики и, как еще одно возможное следствие, создать дополнительный источник нестабильности в регионе, обладающем большими возможностями для экономической кооперации.
Наконец можно выделить и третью группу, которую составляют страны, не входящие непосредственно в число "участников", однако в силу своей географической, этнической и культурной близости к Казахстану способные оказывать влияние на религиозную ситуацию в республике. Это все центральноазиатские государства СНГ, а также Афганистан. В отличие от участников "Большой Игры", эти государства влияют более прямо и непосредственно на ситуацию в республике, в том числе и религиозную. Ключевыми государствами здесь являются Узбекистан, Таджикистан и Афганистан.
Рассмотрим теперь динамику и степень влияния каждой из групп стран на положение ислама в Казахстане по отдельности. Первая группа – "исламизация как желательный путь развития Казахстана". Конец атеизма и вызванный этим "религиозный бум" в 90-х годах, вызвавший быстрое и значительное усиление позиций ислама в социальной и политической жизни республики, породил у ряда исламских государств представление, что отныне ислам может стать эффективным инструментом влияния на экономический и политический курс страны в желательном для этих стран русле. И хотя с первых же дней независимости руководство республики провозгласило свою приверженность светскому пути развития, уверенность в том, что "инвестирование" процесса исламизации в Казахстане (по своему сценарию) является одним из путей влияния на его внешнюю политику, еще разделяется отдельными политическими кругами этих стран.
Так, Исламская республика Иран (ИРИ) была одной из первых мусульманских стран, активно поддержавших усиление позиций ислама в стране и возлагавших на этот процесс вполне определенные надежды. Однако на этом пути Тегеран вскоре столкнулся с большими трудностями. Кроме разделяющих Иран и Казахстан конфессиональных (казахи, в отличие от иранцев, являются суннитами) и языковых (казахский относится к тюркской семье языков) различий между двумя государствами, препятствовал пресловутому "экспорту исламской революции". К тому же начало 90-х годов совпало с двумя неблагоприятными для Ирана внешнеполитическими факторами, связанными со все той же религиозной стратегией ИРИ: обострением конфликта с США и определенной вовлеченностью в конфликт в ЦА. Необходимо учитывать также и начавшиеся приблизительно в это же время изменения внешнеполитического курса Тегерана, ослабление в нем религиозно-идеологической доминанты (например, предпочтение "немусульманской" Армении "мусульманскому" и к тому же "шиитскому" Азербайджану; сближение с Россией).
Вместе с тем нельзя и недооценивать религиозную доминанту иранской политики в регионе. Прежде всего Тегеран подспудно продолжает поддерживать отдельные религиозно-политические движения, члены которых продолжают нелегальную деятельность в регионе Каспия и ЦА, Иран стремится наладить связи и с суфийскими орденами, существующими в республике. Кроме того, в Иране до сих пор есть силы, ратующие за создание мощного исламского фундаменталистского государства (так называемое "Иранское плато").
Более уверенно чувствует себя в этом плане Турция. Несмотря на то что так называемая "турецкая" (то есть светская) модель была выбрана Астаной в качестве альтернативы "иранской", тот факт, что по степени влияния ислама на социально-политическую жизнь общества Казахстан является более секуляризованным государством, чем сама Турция, вряд ли может полностью ее устраивать. Это делает сомнительными ее притязания на роль "посредника" между "цивилизованным" Западом и вновь созданными "исламскими тюркскими" (иначе они в турецкой прессе не назывались) государствами Центральной Азии; время показало, что ни Запад, ни сами эти государства в таком дополнительном "посредничестве" не нуждаются.
Поэтому Турция объективно заинтересована в более исламизированном Казахстане, что дало бы Анкаре возможность вернуть свои притязания на посредничество. Кроме того, поворот к политике "исламизации сверху" (пока на уровне политической риторики) делает потенциально возможным влияние Турции на позиции ислама в Казахстане.
Правящие элиты ни Саудовской Аравии, ни (отчасти) Египта не проявляют (по крайней мере, внешне) заинтересованности в исламизации Казахстана и других центральноазиатских государств, однако определенные круги этих государств оказали в период "религиозного бума" значительное влияние на развитие неортодоксального ислама в республике. Основными "каналами" этого влияния были и частично остаются: подготовка по специальной программе мулл из Казахстана, обеспечение легальных и нелегальных религиозных центров в Казахстане соответствующей литературой и техническими средствами, финансирование строительства мечетей и медресе неортодоксального толка, а также обучение в них студентов; "обработка" студенческих групп из университетов Казахстана, стажирующихся в этих странах, и т.д.
С начала 90-х годов подобную активность Саудовской Аравии подогревало опасение, что роль религиозного "донора" в регионе будет полностью присвоена Ираном или Турцией. Затем прибавилась и озабоченность усиливающимися связями Казахстана с Израилем и Турцией – еще одними региональными конкурентами Саудовской Аравии. Хотя прогнозы зарубежных экспертов о возможности роста поддерживаемых некоторыми кругами в Саудовской Аравии неортодоксальных экстремистских течений, сделанные в конце 90-х годах, и не оправдались, "ближневосточный" фактор влияния на динамику религиозной ситуации в Казахстане все еще сохраняет силу.
Таким образом, при всем различии целей страны первой группы продолжают оставаться силами, способными оказать влияние на динамику ислама в Казахстане как путем непосредственной "адресной" помощи различным религиозным и религиозно-политическим центрам в республике, так и путем воздействия на страны "третьей группы" – непосредственных соседей Казахстана, прежде всего Узбекистан, Таджикистан и Афганистан.
Относительно второй группы, условно именуемой "сторонниками светского развития республики", можно отметить, что цели США и ведущих европейских государств в Цент-рально-Азиатском регионе совпадают далеко не полностью, но тем не менее обе силы продемонстрировали одинаково настороженное отношение к процессу исламизации в Казахстане. Это объяснялось опасением, что Центральная Азия станет новым центром религиозного экстремизма, что ситуация в регионе начнет развиваться по "конфликтному" ("таджикскому" или "афганскому") сценарию, что возрастет региональное влияние Ирана или Турции. Поэтому приверженность идеалам светского развития стала фактически одним из главных условий приема Казахстана и других центральноазиатских государств в мировое сообщество. Кроме того, были приняты и дополнительные меры: в частности, значительную поддержку в регионе стали получать различные протестантские конфессии.
В отличие от позиции стран Запада, позиция России в отношении исламизации Казахстана гораздо менее одно-значна. Наличие значительного русского, немусульманского населения (около 30 процентов населения), с одной стороны, и многочисленного мусульманского населения в самой России (около 20 процентов населения), с другой, объективно делает Россию крайне настороженной в отношении усиления позиций ислама в Казахстане и в Центральной Азии в целом. Кроме этого в российской прессе стали появляться публикации, неоднозначно оценивающие усилия республики по сдерживанию влияния религиозного экстремизма, часто связывающих действия боевиков Северного Кавказа с гражданами Казахстана. В этой связи стоит отметить, что Россия вряд ли будет поощрять процесс исламизации в Казахстане и Центральной Азии.
Индия и Китай, преследующие разные региональные цели, также не заинтересованы в исламизации Казахстана, поскольку это могло бы оказать нежелательный эффект на сепаратистские движения в штатах Пенджаб и Кашмир (в Индии) и Синьзянь-Уйгурском автономном районе (в Китае), основное население которых является мусульманским. Особенно это беспокоит Китай, так как усиление позиций ислама среди уйгуров приводит к росту сепаратистских настроений. Однако позицию обеих этих стран на данный момент можно характеризовать как пассивное наблюдение, вполне адекватное их преимущественно экономическим интересам в регионе. Таким образом, страны, заинтересованные в светском развитии Казахстана, обеспечивают определенный "противовес" усилиям стран первой группы и в целом поддерживают усилия руководства республики по ограничению влияния ислама сферой культуры и быта.
Очевидно, что ситуация вокруг ислама в стране вступила в очередную стадию развития. Учитывая, что первый этап (конец 90-х – начало 2000 года) характеризовался быстрым и фактически бесконфликтным расширением места и роли ислама как в повседневной жизни, так и в государственной идеологии, а второй – с 2011 года – связан с активизацией исламистских движений на западе Казахстана, все это заставило руководство республики принять самые энергичные меры по деполитизации религии, что постепенно стало стабилизировать отношения ислама как с другими религиозными конфессиями, так и со светскими формами духовной жизни. Вместе с тем работа в этом направлении не ограничивается "действиями по ситуации". В этом плане обращает на себя внимание позиция главы государства Нурсултана Назарбаева, который отметил, что: "Мы должны совместными усилиями формировать позитивный образ ислама как религии мира, добра, терпимости и справедливости".
И хотя влияние внешних факторов, дестабилизирующих религиозную ситуацию в республике, все еще сохраняется, нужно отметить, что религиозная доминанта уже самостоятельно не является источником социальной и политической нестабильности и все больше уступает место экономическим и этническим факторам. Учитывая стабильную социально-экономическую ситуацию в стране, а также поступательное движение республики в направлении сохранения межэтнических и межконфессиональных отношений, можно прогнозировать постепенное выравнивание положения, которое вкупе с грамотной политикой государства в отношении религиозных учений способно укрепить и усилить Казахстан.

Канат КАНАФИН, ведущий эксперт ИМЭП при Фонде первого президента, Лидера Нации
22.02.2012