Теперь, когда Владимир Путин покончил с формальностями, связанными с возвращением себе поста президента, многие задаются вопросом о его дальнейших действиях в отношении своего любимого детища – проекта по созданию Евразийского союза. (Фото: Официальный сайт Правительства Российской Федерации)

Комментарий EurasiaNet

НОВОСТИ / АНАЛИТИКА. Теперь, когда Владимир Путин покончил с формальностями, связанными с возвращением себе поста президента, кремленологи могут сосредоточиться на более существенном вопросе о том, как верховный правитель России намерен очерчивать контуры своего третьего срока правления. В частности, многие задаются вопросом о его дальнейших действиях в отношении своего любимого детища – проекта по созданию Евразийского союза.

Евразийская интеграция, вдохновляемая и направляемая Россией, является в путинском идеологическом арсенале, пожалуй, последней "большой идеей", которая может помочь укрепить его ослабленные позиции. И все же российский проект интеграции постсоветской Евразии представляется сегодня еще менее осуществимым, чем прежде.

Как показывают акции протеста последних месяцев в России, созданная Путиным политико-экономическая система – авторитарная по своей сути, но рядящаяся в демократические одежды – переживает кризис доверия. Незашоренные россияне, особенно из числа относительно финансово благополучных представителей среднего класса в Москве и других крупных городах, желают принимать реальное участие в политической жизни страны. Идеологические клише и штампы, использовавшиеся в прошлом путинской администрацией для мобилизации своих сторонников – лозунги типа "порядок и стабильность против хаоса девяностых", "Россия – энергетическая супердержава" и "возрождающаяся Россия поднимается с колен" – во многом потеряли свою былую привлекательность.

Концепция региональной гегемонии в форме Евразийского экономического союза может показаться той самой идеей, которая вдохнет новые силы в уставшее население. И с геополитической точки зрения путинскому Кремлю требуется объединить усилия с бывшими советскими республиками для укрепления своих позиции в экономическом соревновании с США, ЕС и Китаем.

Идея экономического союза звучит особенно привлекательно для путинистов, так как якобы способна "исправить вред", нанесенный распадом СССР в 1991 году, снова наставив народы Евразии на путь исполнения своего "исторического предназначения". Следует отметить, что видение Путина в отношении Евразии было впервые озвучено в его программной статье "Новый интеграционный проект для Евразии – будущее, которое рождается сегодня", опубликованной в октябре прошлого года в газете "Известия".

Реинтеграция бывшей "советской Евразии" под началом Москвы в путинской концепции может показаться простым делом. Реальность же гораздо сложнее. Пространство для маневра у Кремля будет ограничиваться рядом сильнейших сдерживающих факторов.

Ряд российских стратегов постоянно обращаются к европейской модели. Но опыт европейской интеграции вряд ли подойдет для постсоветского пространства, где над всеми остальными потенциальными партнерами доминирует Россия. Учитывая экономический потенциал и военную мощь РФ, она будет "естественным лидером" в любом союзе. Вместе с тем диспропорциональное присутствие России создает проблему восприятия. Другие, меньшие по размеру потенциальные члены новой структуры будут обоснованно опасаться превращения экономического союза в инструмент ослабления их политической независимости в пользу Кремля. Российское руководство порой само подпитывает подобные опасения, рисуя образ России как великодушного гегемона.

Конечно, даже самый неопытный политолог знает, что "великодушие" – слово не из политического лексикона Кремля.

Второй сдерживающий фактор проистекает из самой природы общественно-политических систем России и других предполагаемых членов экономического союза. Системы эти имеют тенденцию ставить сохранение своей политической власти превыше благосостояния народа. Сохранение авторитарных систем на территории, которую российская политическая элита считает своей геополитической сферой влияния, представляется непременным условием выживания этой элиты в долгосрочной перспективе.

Как ни парадоксально, но именно стремление Москвы поддерживать авторитарных постсоветских правителей становится тормозом на пути любого потенциального интеграционного процесса, поскольку на бывшем советском пространстве авторитарная власть считается единой, неделимой и не подлежащей передаче наднациональному органу. Наилучшей иллюстрацией подобной неразрешимой головоломки являют собой непростые взаимоотношения России с Беларусью: технически две страны являют собой союз, но их взаимодействие вряд ли можно назвать единым.

И, наконец, надежды Путина на создание Евразийского союза обречены уже по той простой причине, что Россия явно неспособна предотвратить ослабление своих экономических позиций на постсоветском пространстве. Геополитические соперники Москвы сумели резко усилить свое стратегическое и экономическое присутствие в регионе. Немаловажно и то, что Россия, похоже, утратила свой контроль над гигантскими газовыми запасами Туркменистана, главным торговым партнером которого все отчетливее становится Китай.

В последнее время Россия стремится позиционировать себя как "законодателя мод" в области стандартов и норм поведения, претендуя на роль противовеса ЕС. Однако кремлевские идеологи так четко и не обозначили, чем конкретно "особый" набор российских ценностей отличается от европейского. Пока Россия не может представить альтернативной общественно-политической модели, способной показаться привлекательной обществам на постсоветском пространстве.

Евразийское видение Путина – это идеология, лишенная практических идей. Так что Кремль со своими планами создания Евразийского союза имеет все шансы стать жертвой так называемого "комплекса императора Павла". Те, кто изучал российскую историю, может помнить, что в конце XVIII века император Павел был одержим идеей обеспечить присутствие России на Средиземном море. Тогда эта идея имела свои стратегические достоинства, но, как показала история, Павел I и его мечта не имели ничего общего с реальностью.

От редактора:
Игорь Торбаков является старшим научным сотрудником Центра российских и евразийских исследований университета Упсалы в Швеции.
19 марта 2012