Любая проблема в случае ее неадекватной оценки со временем может трансформироваться в серьезную угрозу

Информационное поле в последнее время пестрит различного рода сообщениями из стран Центральной Азии. Причем не совсем радужными.

Власти Кыргызстана проверяют сообщения о якобы проникновении на территорию республики группы террористов-смертников. При этом на юге страны проходят многотысячные митинги противников нынешней власти. Душанбе обвинил Ташкент в экономическом давлении на Таджикистан. Что происходит в регионе? Какие новые угрозы и вызовы возникают перед центральноазиатскими странами? Об этом и другом мы беседуем с известным казахстанским политологом, одним из ведущих специалистов по вопросам национальной и региональной безопасности в Центральной Азии Ерланом Кариным. У него всегда свой, не похожий на другие, интересный взгляд на известные темы.

– Ерлан, весна в Центральной Азии началась снова с многотысячных митингов в Кыргызстане. Это дало повод многим снова предположить возможность новой кыргызской революции. Тем более что бывший президент Киргизии Аскар Акаев в своем интервью нашему изданию тоже говорил о возможности новой революции в этой стране. И на этом фоне для обывателей, в том числе и у нас в стране, заявления официальных кыргызских политиков о том, что новой революции не будет, звучат как-то неубедительно. Поэтому хотелось бы услышать ваше мнение как специалиста, который внимательно следит за процессами в соседней стране. Насколько стабильна ситуация в Кыргызстане и существует ли вероятность очередной революции?
– Порой реальную погоду предсказать бывает сложно, а уж изменения в политическом климате – тем более. Большинство нынешних сторонних оценок ситуации в Кыргызстане похожи на некие язвительные комментарии: дескать, что еще ожидать от этой страны, кроме революций, выборов и митингов? Но если быть откровенным, то ситуация в Кыргызстане непредсказуема в той же степени, что и в соседних странах. То есть при всей кажущейся нестабильности политической ситуации в Кыргызстане или, наоборот, кажущейся управляемости процессов в некоторых других странах региона – в любом случае нигде ситуация не застрахована от форс-мажорных обстоятельств. Это одна из уязвимых сторон постсоветских политических систем в Центральной Азии. И, как показывают разные события, казалось бы, сверхконсолидированные режимы и те не всегда оказываются способными выстоять иногда и даже перед последствиями стихийных бедствий, не говоря уже о политических катаклизмах. Это я к тому, что, несмотря на произошедшие в Кыргызстане две революции, серьезные проблемы в экономике, нищету, бедность, коррупцию, постоянные митинги, политические конфликты и скандалы, многие страны региона в реальности не совсем-то уж далеко ушли от своего, казалось бы, неудачливого соседа. Это во-первых.
Во-вторых, говоря о Кыргызстане, сегодня должны вести речь не о вероятности третьей революции или шансах нынешней власти удержать свои позиции. Гораздо важнее, чтобы любое обострение внутриполитической ситуации в Кыргызстане не приобрело какие-нибудь крайние формы дестабилизации, как это уже произошло весной-летом 2010 года. Например, не будет ли сопровождаться очередное обострение политической ситуации нарастанием радикализации в обществе, ростом политического экстремизма, всплеском террористической активности, межэтническими конфликтами? Вот эти вопросы сегодня более важны, чем все эти гадания насчет вероятности третьей революции.
– В чем, на ваш взгляд, состоит главная угроза безопасности нашего региона? Люди, интересующиеся политикой, знакомы с различными рейтингами угроз и вызовов в Центральной Азии, но они составлялись в первое десятилетие века. Что изменилось? Есть ли основания на первое место поставить религиозный фактор или, скажем, кибертерроризм?
– Да, угрозы меняются. И если раньше мы говорили о традиционных вызовах, таких как военные конфликты, терроризм и т.д., то сейчас спектр возможных рисков и угроз намного расширился. Сегодня эксперты в своих прогнозах стали обращать внимание на такие факторы, как миграция, экология, информационная сфера и т.д. Но говорить о приоритетности той или иной сферы или пытаться ранжировать эти угрозы – по сути не самая главная задача. Мы же видим, что любой фактор, любая ситуация или проблема при неадекватной оценке и игнорировании со временем может трансформироваться в серьезную угрозу национальной безопасности. Поэтому рассуждения о потенциальности той или иной угрозы не так важны, как вопрос о способности государств региона противостоять всем этим угрозам вообще, объективно оценивать риски и вызовы. И здесь надо иметь в виду, что Центральная Азия вступила в новый период своего развития, который, возможно, будет сопровождаться некоторым нарастанием внутренней нестабильности – условно говоря, регион входит в зону политической турбулентности. В свою очередь обострение внутриполитической ситуации, а если точнее, нарастание борьбы за власть, будет ослаблять деятельность правоохранительных органов, отвлекать спецслужбы от непосредственных функциональных обязанностей и в целом ослаблять систему национальной и региональной безопасности. Это уже приводит к тому, что государства теряют способность адекватно оценивать и, соответственно, эффективно реагировать на те или иные угрозы.
– О возможности реализации "арабских сценариев" в постсоветских странах говорили неоднократно. И, заранее зная ответ, спрашивать не буду. Но есть и более близкие – "розовые", "оранжевые" и другие. На недавних парламентских и президентских выборах в России сетевое сообщество "несогласных" ярко продемонстрировало свои возможности. Оппозиция, не представляющая легитимное большинство, вполне способна создать для власти серьезные проблемы, при этом заручившись поддержкой мирового сетевого сообщества. Не кажется ли вам, что все разнообразие оттенков и терминов – условность и существует один-единственный сценарий, а остальное – технологии? По сценарию под названием "Как сменить легитимную власть в стране с активным меньшинством при безразличии или наблюдательной позиции большинства" мы знаем, кому приписывается авторство. К примеру, в одном из недавних выпусков журнала Foreign Policy был сделан прогноз, что следующим после Ближнего Востока регионом нестабильности станет Центральная Азия. Насколько обоснованны такие прогнозы?
– Какая уж тут "арабская весна", если у нас даже толком и весны не бывает?! (Смеется). А если серьезно, то вероятность перечисленных вами сценариев в Центральной Азии, конечно, существует. Тем более что подобные события в регионе уже происходили – в Кыргызстане произошла не одна, а уже две революции. Феномен "арабской весны" заключался, помимо прочего, еще и в том, что революция в одной стране спровоцировала цепную реакцию по всему региону. А мы помним, что события в Кыргызстане как в 2005, так и 2010 году не привели к аналогичным событиям в сопредельных странах региона. Но, повторюсь, это не означает что в странах региона невозможна сама вероятность повторения подобных событий. Все возможно. И здесь главный вопрос не в том, насколько вероятны "оранжевые" сценарии в странах Центральной Азии, а в каких формах и вариантах возможны подобные сценарии. Будет ли это так называемая бархатная восточноевропейская модель, когда под натиском массовых акций протеста власти идут на некие уступки, реформы, изменения в проводимой политике. Или же события будут развиваться по ближневосточному сценарию, когда конфликт между определенной частью населения и властью принимает насильственные формы. Ведь в той же Киргизии вторая революция получилась уже не бескровной, унеся жизни нескольких десятков людей.
По разным экспертным оценкам, характер и содержание таких сценариев в странах Центральной Азии будут обусловлены разными обстоятельствами – спецификой самих режимов, внешним влиянием и т.д., а также и степенью традиционности обществ. В тех обществах, где слабые институты гражданского общества или вообще их нет, где сильное влияние различных традиционных институтов (общины, кланы, роды) или, что еще хуже, эти самые институты деформированы, революционные сценарии могут проходить в более конфликтной форме. И если процессы маргинализации, коррумпированности, падения грамотности, архаизации тех или иных институтов, роста некомпетентности государственных органов будут нарастать, то вполне возможно, что в итоге они в один день "пересекутся" в одной точке, и тогда, конечно, возможно уже все. Элиты центральноазиатских стран упустили определенный момент, и мы видим, что сегодня в ряде стран региона набирает оборот процесс маргинализации, маргинализируется даже не общество, а сами местные элиты. Пример того же самого бывшего президента Кыргызстана Курманбека Бакиева, который после переворота покинув столицу, перебрался в свое родовое поместье на юге страны. Это был показатель уровня деградации элиты, поскольку такими действиями он подталкивал страну к расколу и межродовым столкновениям.
– Центральная Азия никогда не отличалась своей монолитностью. Скорее наоборот, взаимоотношения между странами напоминают склоки разведенных супругов, вынужденных жить в одной квартире. В целом же существующие между странами противоречия провоцируют общий рост напряженности в регионе. Вот и сейчас экспертное сообщество отмечает новый виток эскалации в узбекско-таджикских отношениях. На ваш взгляд, чем закончится обмен любезностями между официальным Ташкентом и Душанбе и как скажется эта серия конфликтов в целом на ситуации в Центральной Азии?
– Имея общую историю, культуру, практически сходную экономическую структуру, традиции, центральноазиатские государства не создали даже единого культурного пространства, не говоря уже о едином политическом и экономическом пространстве. И постсоветская Центральная Азия не повторила путь Прибалтики или Восточной Европы, не стала сообществом стран, объединенных некой общей идеей развития. И в итоге все пять стран региона пошли разными путями развития, сформировав совершенно разные политические режимы. И сегодняшние отношения между странами в большей степени обусловлены спецификой политических режимов – чем сильнее значение личностного фактора, тем больше отношения между странами региона наполнены субъективными моментами. Природа многих противоречий, конфликтных ситуаций кроется, к сожалению, в этом. Но тем не менее, несмотря на противоречия и проблемы, мы должны искать точки соприкосновения, наращивать сотрудничество хотя бы на гуманитарном уровне. Ведь самое страшное не политические разногласия, а то, что в странах региона растет уже целое поколение, для которых мы уже друг другу как бы чужие народы. Нас уже все меньше и меньше начинает связывать то самое, чем мы всегда гордились: общая культура, традиции и т.д. Зачастую мы хорошо знаем, что происходит в России, Европе или даже в Африке, при этом даже не имея представления, чем живут наши соседи. И эти провалы в информационном, культурном поле очень сложно завтра будет заполнить. Поэтому высказанная в свое время президентом Назарбаевым идея о необходимости центральноазиатского союза по сути очень правильная. Хотя бы потому, что нужно всегда говорить о сближении, интеграции и дальнейшем развитии отношений.
– В прошедшем году проблема терроризма приобрела актуальность и для нашей страны. Появилась своя террористическая организация, по крайней мере, такой вывод напрашивается из информационных сообщений. "Солдаты Халифата" берут ответственность за теракты уже в других странах, в частности во Франции. На ваш взгляд, действительно ли эта организация способна провести акции у нас, в других странах и какова степень террористической угрозы у нас в стране?
– В целом проблема терроризма, безусловно, существует, и ее нельзя недооценивать. Тем более что усиление террористической угрозы, помимо разных внешних факторов и обстоятельств, начинает обуславливаться появлением некоторых внутренних предпосылок. Что уж говорить, если только в одном из дел по обвинению в терроризме у нас проходит, если не ошибаюсь, свыше 40 человек! Получается, это уже не просто какие-то небольшие группы из 3–5 человек, а настоящее экстремистское подполье. А это значит, что все эти годы мы боролись больше с фактическими проявлениями экстремизма и терроризма (задерживали за распространение запрещенной литературы, арестовывали за миссионерскую деятельность, судили за участие в террористической и экстремистской деятельности) и, видимо, не обращали серьезного внимания на внутренние источники этих проблем. Но вместе с тем я скептически отношусь к факту существования так называемой организации "Солдаты халифата". Данная организация уже брала на себя ответственность за целый ряд террористических актов как в нашей стране, так и в Афганистане. И вот теперь эта организация заявляет, что "тулузский стрелок" действовал чуть ли не по их плану. Если же оценивать подобного рода заявления некритически, то получается, что это уже самая настоящая международная террористическая организация с разветвленной организационной сетью. Но как я уже говорил, многие террористические организации приписывают себе громкие акции, и с "Солдатами халифата", думается, тот самый случай. Тем более что сами французские спецслужбы достаточно оперативно опровергли информацию о причастности "тулузского стрелка" к "Солдатам халифата". Это еще раз говорит о том, что данная организация даже если и существует, то занимается больше пиаром своего бренда, пытаясь создать определенный информационный запрос на свою деятельность. Но это, хочу еще раз подчеркнуть, ни в коем случае не означает, что нельзя недооценивать угрозу терроризма.

Петр КАРАВАЕВ, Астана
17.04.2012