Зачем рабам свобода?

("Плетенье чепухи", 16-я тетрадь)

Как это будет по-казахша?

Все реже звучит ныне высокословная казахская речь. Ее огрубили, лишили красок, примитизировали, абортировали душу, довели до средства общения глухонемых. Она стала "кхазакхча-руссча". Тьфу! Высокохвальный казахский язык уходит в небытие.

Ухам сомнение

Пишут в газетах, что русский психолинг­вист, уникум-политолог Дмитрий Петров считает, будто казахский язык можно просто выучить за месяц.
Апырай, а! Надо же как просто!
Знакомый аульный казах в таком случае говаривал: "Ухам сомнение". Те же сомнения одолевают и меня. Я живу среди казахов 70 (!)
лет, вырос в ауле, окончил казахскую школу, пишу по-казахски, перевожу с казахского, но никак не считаю, что полностью проникся духом казахского речестроя. Следовательно, то, что утверждает русский психолингвист, - сущая профанация, то есть "ухам сомнение". Русский Виктор Храпунов, к примеру, за сорок лет выучил два слова-обращения ("құрметті қауым"), а произносил так ("кхурметти кхәум"), что казахский язык корчился в судорогах. Боюсь, что месячные курсы Дмитрия Петрова застряли на этом же уровне.

Пока брага терпит

Внимательно следил за выборами в президенты России. Пришел к выводу: либо было что, либо будет что. Второй вывод напрашивается: лидеры заметно мельчают. Во всем мире.
И еще: терпит брага долго, а через край пойдет - не уймешь.

Дела - делишки

Есть казахская присказка: "Бала... Баланың ісі шала".
Прекрасно перевел ее на русский Бекет Карашин:
"Детишки… Дела их - делишки".

Страна советов

Ах, какая шикарная фраза прозвучала в "ЛГ" еще двадцать лет назад: "И дурак может стать советником. У другого дурака".

Время бесов

Лицезрею московскую митинговую коловерть и диву даюсь: до чего же расплодились лихоимцы и враждолюбцы. Бесы бешеные сеют зло, жаждут смуты, крови. Отчего это? Не по человеческому закону людишки живут. И у нас, в доморощенном краю, то же: мечетей понастроили тьму, а они пустуют. И посетителей нет, и настоятелей нет. Всекозненный, вселукавый люд лишь на словах почитает Вседержителя.

Чехову и не снилось

Фраза в одном из писем Чехова: "В наш век лжет все". Что бы Антон Павлович сказал, живя в наше время, когда и телеграфный столб врет?

Из области фантастики

В своем послании народу 2011 года Елбасы определил координаты: к 2020 году 80 процентов казахстанцев должны говорить на государственном языке, а к 2030 году - 95 процентов.
Мед ему в уста! Да сбудутся его благие намерения!
Я это всей душой приветствую.
Однако, если честно, сомневаюсь.
Во-первых, язык - это такая сфера, какую вообще-то процентами не измеряют.
Во-вторых, по своему многолетнему опыту знаю, что это нереально. Откуда такие показатели возьмутся, если нынешняя база шаткая? Если человек усвоил два десятка казахских слов (да еще с дурным произношением), его никак нельзя причислять к носителю языка. Так что 80-90 процентов владетелей языка - миф, нонсенс. "Хал қалай?", "Амансың ба?", "Ассалаумағалейқум" - еще не язык.
В-третьих, язык развивается, если он востребован всеми сферами производства, науки, техники, искусства, здравоохранения, сельского хозяйства, политики, культуры, литературы и т.д. Насколько мне позволительно судить, казахский язык, к которому я всю жизнь отношусь с любовью, за 20-30 лет такого уровня не достигнет. К сожалению. Просто-напросто база не та. Не та общественная востребованность.
Значит, добрые намерения Елбасы скорее из области фантастики.
Был бы рад, если бы я ошибся.

Большой хапок

В советское время было как? Все понемногу тащили.
Строитель после смены непременно прихватывал брусок дерева, фанеру, пару реек или кирпичей. Или горсть гвоздей. Какой-нибудь напильник или гвоздодер.
Садовник набивал большую грелку выжимками винограда. На сусло для домашнего вина.
Косарь тащил клок сена.
Сеятель - пару жменей семенной пшеницы.
И т.д.
Это была репетиция перед будущим хапком.
Когда я в 70-х годах прошлого века навестил тетушку Амалию в Сары-Агаче и удивился их зажиточности, она усмехнулась: "Ну воровать-то ныне даже немцы научились".
Так было принято повсеместно. "Несун" было самое распространенное понятие.
Не своруешь чего-нибудь из того, что плохо лежит, даже собака во двор не пустит.
А теперь что?
Теперь подобной мелочовкой никто не занимается. Не те масштабы. Теперь хапают по-крупному: табунами, возами, машинами, вагонами, эшелонами, самолетами, тоннами, миллионами. Приспособились! И все нипочем!

Лизать - не привыкать

По моим давним наблюдениям, человеки искони бывают двух видов: а) человек, который сопротивляется, и б) который подлаживается. По Далю: встрешник и потасовщик.
Первый сызмальства сопротивляется (неправедному обществу, лжи, демагогии, фальшивым канонам, болезням-хворям, пакостям-неудачам и т. д.), сопротивляется-ощетинивается-перечит, идет не в струю, строптивится, естественно, раньше времени надрывается и, обессилев, набив себе шишек, удаляется в мир иной. Даже на смертном одре, как Бетховен, кому-то кулаком угрожает. Кстати, именно неистовому Бетховену принадлежит фраза: "Правила запрещают, а я разрешаю". Потом, случается, таких встречников вспоминают, славят, посмертно награждают, ставят в пример, даже памятники ставят. Как, скажем, казахскому нацио­нальному герою Бауыржану Момышулы. Но им, обитателям иных пределов, все эти запоздалые людские почести до лампочки. Барибир.
Другой - раб с рождения, у него, по-казахски говоря, такой ТЕК - генетический код, он зачат рабом, он так запрограммирован, он обречен приспосабливаться ко всему - к житейским лишениям, подлости, низости, бездуховности и, как правило, живет-прозябает, как Мафусаил, как премудрый пескарь долго, испытывая довольство от своего рабства и ничтожества. Казахи называют таких коротким словом "тексiз" - слово жесткое, беспощадное, унизительное.
Первый тип в неизбывной мечте о свободе ломает себе хребет. Второй склонен плодиться, как мыши, как тараканы, как Бака-шаян. Бывает, на каком-то историческом этапе стечением обстоятельств страна объявляет себя свободной и независимой, а в ней - о, Алла-ай! - преобладают рабы. Ну почему так? Ведь предки веками бились-боролись за это, а свобода вожделенная досталась рабам. Почему? В чем тут кiлтипан-закономерность?
Вот смотрю я на наших славных (и не очень) азаматов, мелькающих на экранах телеящиков и страницах газет. Герои и кахарманы, академики и доктора наук, лауреаты-дипломанты аж согнулись под тяжестью регалий, орденами-медалями увешаны до самого пупа (и даже ниже), сидят в высоких креслах, в президиумах, стоят на трибунах, а по всем поступкам и речам - раб презренный, самоупоенный, счастливый, серый-пресерый потаковщик, тэжэ ("табан жалағыш" - термин
М. Шаханова), ему важнее всего у кого-нибудь что-нибудь лизать - хоть зад, хоть перед.
Ну что тут поделаешь? Тьфу ему в подхалимскую рожу!
И еще: чем громче декларируется свобода, тем больше в обществе рабов. В чем тут дело? Диалектика, что ли, такая?

Басня для соловья

Ох, говорун! Ай, болтун! Бөспебай! Красно баит. На все приветы у него заготовлены ответы. Ничего не скажешь, словом скор, да в делах не спор. Видели, убедились неоднократно. Но трепливый язык, видно, кому-то понадобился. Как же: любой бочке затычка. Кукарекает раньше всех. И бежит впереди паровоза. Язык - что помело. Он им и лижет, и пашет, и молотит, и колотит. Доит шибко, да молоко жидко. Знаю я его. Да и все знают. Как говорится, знают Фоку и сзади, и сбоку.

Конец литературы

Молодые журналистки-казашки (как правило, милые создания) то и дело берут у меня интервью. Называю, к слову, имена моих усопших лет пятнадцать-двадцать назад друзей-литераторов: Аскара Сулейменова, Тахави Ахтанова, Ануара Алимжанова, Куандыка Шангитбаева, Саги Жиенбаева, Сабырхана Асанова и по глазам, по мимике, по реакции вижу, чувствую: они их не знают. Может, и слышали что-то краешком уха (как-никак университеты кончали), но не знают, не читали, воспринимают их как экспонаты далеких лет. Едва ли не как Гомера.
Меня это ввергает в оторопь. "Ведь завтра и тебя наверняка забудут на третий день".
Более того, то поколение, которое выросло за последние двадцать лет, не читало не только "Войну и мир", "Анну Каренину", Достоевского и многих русских классиков, но и Абая, "Путь Абая", Султанмахмуда Торайгырова и многих выдающихся казахских писателей, на произведениях которых выросли мы.
Меня это потрясает до глубины души.
Не читают Есенберлина, Нурпеисова после 90-х годов прошлого века. Последний, например, продолжает шлифовать, редактировать, рихтовать, приспосабливать к новым временам трилогию "Кровь и пот", а его издают тысячным тиражом и не читают. Кинорежиссер-документалист Александр Головинский, снимая фильм о Нурпеисове, приехал в его родную школу в сопровождении именитых людей и с ужасом убедился, что из нынешних учащихся и учителей такого великого писателя никто не читал. А сам Нурпеисов продолжал искренне верить, что он патриарх, корифей и великий художник.
Уму непостижимо!
В 60-80-х годах прошлого столетия его переводили на иностранные языки, издавали и переиздавали большими тиражами, читали. А трилогия рухнула вместе с советской властью Власть рухнула, ситуация в жизни и в романе радикально изменилась, а писатель все вымурыживал вожделенный канонический текст, оспаривая и отстаивая каждое слово перед редакторами.
Вот она - трагедия писателя.
Трагедия литературы.
Короток стал ныне ее век.
А литература, которой мы зачитывались - "Мать", "Как закалялась сталь", "Что делать?", "Молодая гвардия! и пр. и т.д., - и вовсе канула в небытие.
Я даже не знаю, кого нынешнее поколение читает. Коэльо, что ли? Мураками? Пелевина? Донцову? Улицкую? Маринину?
Молодежь с мобильниками я вижу. С книгами - нет.
Писатели больше воображают, что они нужны.
Произведения многих умирают значительно раньше, чем они сами.

Герольд БЕЛЬГЕР, писатель,
19 апреля 2012 |