Все, что происходит на Аравийском полуострове, непосредственно имеет отношение к внешнеполитической проблематике Исламской республики Иран. Два этих великих и самодостаточных пространства самых первых лет истории Ислама являются внутренними полюсами Дар уль-Ислам (мусульманского мира, земли Ислама), между которыми всегда было взаимодействие, напряжение, взаимопроникновение и соперничество.

Последние десятилетия 20 века крупнейшая страна полуострова - Саудовская Аравия крайне болезненно восприняла крах персидской монархии, существовавшей 2500 лет. Разумеется, и раньше, во времена Пехлеви, Сауды, появившиеся на мировой сцене практически одновременно с последней иранской династией, не питали особой любви к Ирану. Однако после 1979 года нелюбовь перешла в активную вражду и геополитическое противостояние.

С самого начала Иран поддержал те влиятельные и широко распространенные в исламском мире силы, которые ставили и ставят под сомнения право коррумпированных и морально разложившихся Саудов контролировать две величайших святыни мусульманского мира - Мекку и Медину, величаясь титулом Хадим уль-Харамейн (Хранитель двух святынь), что для подавляющего большинства верующих неприемлемо. Иран после революции также ставил вопрос, что Мекка и Медина должны находиться под контролем исламского мира, его международных организаций. Это позиция Исламской республики привела к конфликту с эр-Риядом и отлучению иранских паломников от возможности совершить хадж с 1984 по 1992 годы.

И вот теперь оказалось, что в географическом пространстве самого Аравийского полуострова существует режим, который бросает вызов эр-Рияду, полагая, что у саудовцев нет никаких эксклюзивных прав на контроль духовных центров, к которым устремлены глаза и сердца полутора миллиардов верующих. Насколько серьезно это противостояние и его последствия в какой-то степени выражается в недавних событиях, произошедших в столице упомянутого режима.

Хамад бин Халифа ат-Тани совершил переворот против своего отца в очень непростой и во многом судьбоносный 1995 год. В это время Первая чеченская война была в самом разгаре, российское общество находилось в глубоком кризисе после узурпации власти Ельциным и развязывания им агрессии на Северном Кавказе. Отношения между русскими и мусульманской уммой России претерпели фундаментальный слом и находились практически на точке замерзания. В этот период окончательно была уничтожена парадигма интернациональной солидарности, выработанная в течение советской истории. Параллельно с этим шли активные процессы в различных регионах исламского мира: в Афганистане успешно наступали и брали под контроль территорию страны талибы, в Судане активно работала Хартумская исламская конференция под руководством доктора Хасана ат-Тураби; внезапно мощной силой оказалась мусульманская община Южной Африки, организованная в Islamic Unity Convention. В Великобритании в это же время начинает действовать исламский парламент, созданный по инициативе идеолога политического Ислама британца пакистанского происхождения Калима Сиддыки. Последний, кстати, формулирует доктрину трансграничного внегосударственного халифата, который существует как бы сквозь и помимо юридических субъектов международного права, действуя как глобальная контрсистема.

Иными словами, в 1995 году шла очередная волна исламского пробуждения, происходила стремительная интеграция политически ориентированных слоев уммы, которые преодолевали сектантские противоречия и в полный голос общались друг с другом, вырабатывая общую платформу. Авторитет Саудовской Аравии был довольно низок, статус Ирана рос и под вопросом стояла сама перспектива западного контроля над исламским миром.

Новый правитель Катара пришел к власти при поддержке американских демократов как некий туз, вынутый ими из рукава, чтобы попытаться перехватить инициативу, уже очевидно упущенную саудовской династией. Это был запроектированный Западом (точнее той его частью, интересы которой выражались четой Клинтонов) новый ресурс, расширение внутреннего фронта, направленного против исламского пробуждения.

Как всегда американцы "хотели как лучше…". Возникновение нового полюса влияния в действительности принесло Западу больше проблем, чем решений.

Саудовская Аравия с 1945 года являлась клиентом США. Это было предопределено поддержкой, которая саудовская династия оказывала во время Второй мировой войны Третьему Рейху, и которой после его разгрома американцы стали шантажировать короля Абдул -Азиза. На борту американского военного корабля Эйзенхауэр принял присягу на верность Америке у саудовского монарха на все будущие времена.

Правящий дом Катара на протяжении ряда поколений был связан с британской монархией. Катар, как и другие королевства Залива, входил в традиционную англофильскую партию, объединявшую по всему миру наследственную знать. Кроме того, в отличие от темного и сомнительного происхождения Саудов, пропагандисты которых намекают на их генеалогическую связь с Муавией (крайне невыгодная рекомендация с точки зрения подавляющего большинства мусульман), правители этих малых аравийских монархий, как правило, возводят себя к трем первым халифам, то есть являются теми, кого в исламском мире называют "Ходжами" (ходжа – господин). Именно с этим связаны намеки пришедшего к власти Хамада, что, дескать, именно ему по праву должна принадлежать центральная позиция в исламском мире. Без сомнения, ставку на неверного сына, отстранившего от власти отца, когда тот отдыхал в Швейцарии, делали и традиционалистские монархические круги Европы, заинтересованные в новой интеграции исламского пространства под контролем близких им авторитетных элит.

Катарский эмир сразу понял, что гранты кораническим ученым и финансирование проповедников не так перспективно как новейшие средства коммуникации. Канал "аль-Джазира" стал действенным орудием в реализации далеко идущих амбиций катарского правящего дома. И очевидно, что эти амбиции во многом связаны с динамикой событий, происходящих в арабском мире на протяжении последнего года. И катарский телеканал, и катарские военные инструкторы плотно сопровождали все перипетии борьбы, развернувшейся между "улицей" и прозападными компрадорскими режимами.

Исламское пробуждение - это сила, которая подобна льющейся воде, - она стремится, прежде всего, туда, где есть максимальные шансы выиграть. Так в первую очередь пал тунисский режим, затем египетский. Марокко и Алжир были попробованы на зуб и отложены до лучшего времени (Алжирская военная хунта с 1991 года воюет против собственного народа и представляет собой относительно "крепкий орешек" для революционных сил).

В Йемене был первый прорыв прозападного фронта на Аравийском полуострове: Абдалла Салех вынужден был уйти и процесс там пошел. Однако главным призом остается Саудовская Аравия.

Перспективный крах монархического режима в крупнейшем государстве Аравии открывает огромные возможности для развития исламского пробуждения, прежде всего тем, что упраздняет главного врага Ирана в арабском мире. Кроме того, Саудовская Аравия является организатором контролируемых симулякров повсюду в мире - от постсоветского Казахстана до Сомали. С уходом саудовской династии удар по американскому присутствию на Ближнем Востоке будет не менее мощным чем конец династии Пехлеви 33 года назад.

Мало кто знает, что главный штаб саудовской оппозиции и основная часть эмигрировавших из Саудовской Аравии оппозиционеров находятся в Лондоне. В самой Саудовской Аравии в застенках томятся порядка 7000 политических заключенных, большинство из них - религиозные деятели, в том числе убежденные салафиты, противостоящие политики династии. Вспышки протеста в восточных провинциях, рост недовольства в среде саудовского среднего класса, наконец, активная работа лондонской оппозиции, которую, кстати говоря, поддерживает Катар, - все это делает положение монархического истеблишмента в стране все более шатким. Ко всему этому добавляется то, что ныне действующие президент США, в отличие от своего предшественника, - отнюдь не фанат саудовского режима. На этом фоне и была подготовлена саудовскими спецслужбами попытка переворота.

Структурирование самого переворота наводит на мысль, что саудовцы реально имели ввиду только направить "черную метку" Хамаду бин Халифе. Скорее всего, готовя выступление группы офицеров-заговорщиков, они же организовали утечку, которая позволила катарскому дому принять соответствующие меры. Реальный переворот делается, конечно, не так, да и в случае его успеха у Саудовской Аравии возникло бы больше проблем, чем дивидендов от смены катарского режима. Кстати, еще одним аргументом в пользу предположения, что переворот был виртуальным, представляется отсутствие явного бенефициара внутри катарского семейства, креатуры тесно связанной с саудовцами, ради которой имело бы смысл такой переворот совершать. На самом деле эр-Рияд не контролирует внутреннюю ситуацию в Катаре.

Разумеется, американцы воспользовались ситуацией для того, чтобы задействовав своих рейнджеров, навязать Катару прямую зависимость в сфере безопасности. Кроме того, для сегодняшнего обамовского Вашингтона было бы нежелательно иметь дело с эр-Риядом, восстановившим былой контроль над Аравийским полуостровов, не говоря уже о всем ближневосточном пространстве.

Многие наблюдатели отмечают, что Обама принадлежит к "левому" (космополитическому) крылу Демократической партии США. Это крыло давно лоббирует интересы так называемой пробританской международной партии и ведет сложную многоходовую игру за захват реального контроля над Соединенными Штатами. Под этим следует понимать превращение американской империи в инструмент международной элиты, то есть говоря иными словами, конец самой империи как национально-почвенной государственной организации. Обама больше всего боится внутриамериканского переворота, который, как он полагает, может исходить из среды высшего генералитета, культовых фигур, сделавших себе рекламу в широкой публике благодаря войнам последнего десятилетия. Поэтому Белый дом нейтрализует и убирает одного за другим всех так называемых "сильных людей" из командного слоя американской военной машины. Меньше всего на свете Обама и его покровители хотят сегодня войны с Ираном. Это был бы совершенный крах всей стратегии "демрадикалов".

С другой стороны, Обама понимает, что Саудовцы как клан исторически завязаны на крайне правое крыло республиканцев, и иначе это быть не может. Поэтому, по большому счету, он не возражал бы против того, чтобы ветер "арабской весны" отправил в мусорную корзину истории и саудовский режим заодно с теми, кому эр-Рияд патронировал на протяжении жизни целого поколения.

Обобщая выводы из событий в Дохе, следует исходить из того, что Катар, среди всех монархий региона, при Хамаде бин Халифе занимал особую позицию. В частности, он открыто отказался поддержать Абдаллу Салеха, когда остальные страны полуострова под руководством саудовской монархии выступили спонсорами диалога между йеменским президентом и оппозицией. Не секрет, что и по проблеме отношений с Ираном Катар так же не является типичным арабским консервативным субъектом.

Нынешняя акция саудовцев - будь она символической или совершенно реальной - только усилит инаковость политического курса крошечного, но влиятельного государства по отношению к эр-Рияду. Поскольку Ближний Восток сегодня не богат выбором среди центров силы, серьезное расхождение с домом Саудов неизбежно сделает Катар сговорчивее в отношении Тегерана.

Иран вполне заинтересован поддержать Катар в его претензиях на лидерство внутри арабской стороны Залива, поскольку главным врагом Исламской республики остаются саудиты. Сближение Катара с Ираном способно подорвать все планы Запада на развязывание новой арабо-иранской войны. И, кстати говоря, агрессивность Израиля, рассчитывающего на иранофобию нефтяных монархий, тоже лишится почвы под ногами.

24.04.12
Гейдар Джемаль,