Казахстан 2012: исчерпан ли потенциал запроса на стабильность?
Г.Илеуова: Понятие "патриот" итак в значительной степени искажено и опошлено, но придавать ему смысл только в значении национальном, т.е. этническом, идя на поводу некогда вброшенного в общественную мысль определения, я думаю, как минимум, контрпродуктивно

Илеуова Гульмира, доклад на международно-практической конференции "Общественное единство и стабильность как ключевые факторы модернизации в Казахстане", 22 мая

В рамках своего короткого выступления я бы хотела затронуть три аспекта по названной теме, поэтому будет присутствовать определенная схематичность, но в дальнейшем готова ответить на вопросы.
В последнее время в общественно-политическом дискурсе все чаще стали появляться мнения о том, что стабильность, как главный идеологический постулат во внутриполитической сфере, начал себя изживать, более того, приобретать негативные качества – "подмена развития имитацией", "уход от прогресса", "возрождение архаических форм общественной жизни", "опора власти только на застойную апатию и постсоветский конформизм" и т.п. Это только несколько наиболее показательных цитат, которые я нашла в современной литературе и публицистике, описывающих указанное явление.
Не вдаваясь в политологический анализ современной ситуации, хотела бы в своем выступлении обратиться к главному для меня выразителю мнения – населению Казахстана. Что оно думает о внутриполитической ситуации?
На протяжении длительного периода времени наша организация задает вопросы, касающиеся самых разных социально-политических аспектов. Сегодня я бы хотела проанализировать ответы на вопрос, которые мы получили в мае т.г. Вопрос звучал так: "На Ваш взгляд, необходимы ли какие-либо изменения в жизни страны?". Итак, только 11% опрошенных сказали, что заинтересованы, чтобы все оставалось как есть (для удобства я буду приводить целые показатели); но вместе с тем, лишь 3% ответили, что нужны кардинальные изменения любой ценой. Основная доля опрошенных – более 80% – хотела бы изменений, но с разницей в их объеме. Так, 54% респондентов в целом довольны ситуацией в стране, но считают, что отдельные сферы требуют изменений. Другая часть – 30% – полагают, что менять в нашей жизни необходимо многое. (3% затруднились с ответом).

Таким образом, видим, что в обществе накопился заметный объем неудовлетворенности, который в настоящее время проявляется в запросе на некоторые изменения, коррекцию проводимого в стране курса.
Рассмотрим, в каких именно социальных группах наиболее проявился этот запрос, кто может выступать, если не субъектом, то, во всяком случае, базой для проведения изменений. Можно предположить, памятуя о мировом опыте, что этими группами должны выступать наиболее социально активные слои – молодежь, представители среднего класса, более образованные слои.

По результатам опроса, единственным, не имеющим существенного значения, выступил гендерный признак – и среди женщин, и среди мужчин примерно одинаковое отношение к необходимости изменений в жизни страны.

Из других социально-демографических характеристик обращают на себя внимание возраст и образование. Последнее играет определяющую роль в выражении запроса на изменения: чем выше уровень образования, тем более выражена потребность в изменениях (от пятой части среди лиц со средним и ниже образованием до одной трети среди лиц с высшим образованием). Но при этом молодежь, а именно студенческая молодежь, является одним из самых удовлетворенных, в разрезе изучаемого вопроса, слоев населения. Вообще, в возрастном разрезе, наша молодежь (в возрасте 18-24) демонстрирует уникальную (давно уже нами подмеченную и по другим опросам) схожесть взглядов с самой старшей возрастной группой (старше 65 лет). Наиболее активными сторонниками изменений являются возрастные группы от 45 до 65 лет.

В социально-профессиональном разрезе запрос на перемены наиболее сильно прозвучал среди: предпринимателей, государственных служащих, сельхозработников и безработных. Меньше всех изменения волнуют: работников бюджетной сферы; как уже указывалось, студентов; работников сферы услуг и, как ни странно, самозанятых.
Казахи, уже традиционно, проявили бОльшую степень удовлетворенности по сравнению с русскими и представителями других этнических групп. Так, среди казахов доля тех, кто считает, что в нашей жизни многое нужно менять составляет 27%, а среди русских – 35%.

В поселенческом разрезе ситуация выглядит следующим образом: перемен в большей степени хотят жители Алматы и сел, в то время как в Астане и областных центрах этот запрос существенно (по ответу "многое нужно менять" на 10%) ниже. Среди регионов помимо уже указанной Алматы запрос на изменения проявился в областях с преобладанием казахского населения – ЮКО и Актюбинской, и в этнически менее однородных областях – ВКО и Павлодарской (более 30%). В то время как, например, в Алматинской области считающих, что в нашей жизни многое нужно менять только 5% (в данном случае наблюдается тесная корреляция между региональным и этническим признаками).

Таким образом, 80% опрошенных хотят изменений, но при этом характер этих изменений не должен быть резким, революционным – менять многое, но не все. Пока что трудно точно выделить в социальном плане, какие именно слои и группы являются субъектами изменений в полном смысле этого слова: присутствует размытость границ с точки зрения такого важного для Казахстана признака, как поселенческий (т.е., место жительства – город/село, область проживания). В социально-профессиональном отношении также присутствует аморфность: среди сторонников перемен представители и государственного, и негосударственного сектора. В то же время, исходя из полученных данных, видно, что на данный момент ядро сторонников перемен составили люди с высоким образовательным уровнем, представители средних и старших возрастных групп. (Вопрос: кто именно хочет перемен: те, кто не смогли себя найти в этой системе и поэтому хотят изменений, либо те, кто нашел себя, но хочет дальнейшего развития, т.е. против застоя).

2. После событий в Жанаозене в декабре 2011 года, часть экспертов заговорила о том, что эти события послужат неким водоразделом в развитии страны, что "мы теперь не можем говорить о прежнем спокойном и стабильном Казахстане".
На самом деле, этот беспрецедентный случай в истории нашей страны заставляет задуматься над многими вопросами. В том числе и над такими: повлияли ли эти события на внутриполитическую стабильность? Если да, то в какой степени? Я не смогу сейчас ответить на данные вопросы, но могу оценить, как восприняты жанаозенские события в общественном мнении и на этой основе попытаться сделать некоторые выводы. Мы делали замеры по восприятию событий в ноябре 2011 года, когда шла забастовка, и в мае т.г. Остановлюсь на более свежих данных.

Более 90% знают в той или иной мере, что в Жанаозене произошли беспорядки (53% – хорошо информированы, 43% – слышали, но не знают подробностей). Только 4% ничего не слышали. В массе своей эти 96% информированных получили сведения о событиях из: информации центральных СМИ (61%); местных СМИ (26%); близкого окружения (8%) и интернета (4%). Т.е. основной канал подачи и получения информации – это республиканские электронные и печатные СМИ.
Какое мнение у населения в итоге сформировалось?
• Это было формой протеста нефтяников, которые выступили против произвола и ущемления их прав со стороны работодателей и местных властей – 43%.
• Это было провокацией оппозиционных и других деструктивных политических сил, стремящихся дестабилизировать ситуацию в Казахстане – 30%.
• Это было актом хулиганства бандитов, мародеров и безработной молодежи – 16%.
(при 11% затруднившихся с ответом).

При этом в разрезе различных социально-демографических групп заметно, что бОльшую поддержку и понимание нефтяникам оказывают следующие группы (показатели выше среднего по первому варианту ответа): казахи, жители областных центров и сел; жители нефтедобывающих областей. На уровень поддержки не оказывают влияния такие факторы, как возраст и профессиональный статус респондента. Т.е. в этих группах уровень поддержки одинаково высок.

На что мне хотелось обратить внимание в связи со всем вышесказанным? Несмотря на то, что подавляющая часть населения получила информацию о событиях в Жанаозене из казахстанских, более того, официальных СМИ (из материалов иностранных СМИ только 0,2%), тем не менее, в обществе не сформировалось единой позиции по данному вопросу. Прослушав официальную информацию, около половины опрошенного населения сделало свой, отличающийся от государственного, вывод в поддержку бастующих нефтяников. Сообщу также, что в ноябре доля респондентов, поддерживающих нефтяников, была еще более высокой – более 80%. Говорит ли это о расколе в обществе? Считаю, что нет. Речь идет о проявлении отношения именно к данным, конкретным событиям. В то же время обществу был дан повод серьезно задуматься над тем, что происходит. И в определенном смысле нам, экспертам, следует понимать, что "вирус сомнения" уже посеян. Как будет проведена работа по осмыслению данной темы в обществе – покажет время и, безусловно, уровень политической культуры общества. Можно также предположить, что влияние окажут и результаты судебных решений. Но уже сейчас становится понятным, что в таких важных вопросах нельзя уповать исключительно на информационные и политтехнологические приемы. Нерешенность социальных проблем в стране и в дальнейшем будет оказывать дестабилизирующее влияние.

3. И, в заключение, хотела бы поднять вопрос о роли новых националистических веяний в развитии страны. ОФ "Стратегия" регулярно проводит исследования по этнической и межэтнической тематике. Но в данном случае я не стану приводить результаты опросов населения, некоторые из них опубликованы на сайте организации или озвучены в прессе.

Мне представляется более актуальным обсудить следующую тему. В последнее время для обозначения представителей националистического крыла в общественно-политической мысли наиболее употребимым стал термин "национал-патриоты". В этом я вижу этакое слегка стыдливое отношение к вполне легальному и в мировой практике широко используемому термину, как "национализм". Поднять эту тему меня заставило то отношение, которое проявляют представители данного лагеря по поводу участия казахстанцев во второй мировой войне. Высказывания типа – "это была не наша война", "нас заставили участвовать в ней насильно" можно назвать националистическими. Но в какой мере они являются патриотическими? Понятие "патриот" итак в значительной степени искажено и опошлено, но придавать ему смысл только в значении национальном, т.е. этническом, идя на поводу некогда вброшенного в общественную мысль определения, я думаю, как минимум, контрпродуктивно. Может, кто-то сейчас и получает свой политический профит, раскачивая тему пересмотра истории, но мы должны помнить, что это крайне зыбкая и в тоже время требующая наличия социальной ответственности, тема, раскачивание которой может привести в будущем к плачевным, раскалывающим общество, последствиям. Ни одно из исследований, проводимых нами, в том числе по восприятию исторического прошлого, не подтверждает наличия в общественном мнении запроса на пересмотр истории. А высказывания в таком ключе иначе как национал-популистскими не назовешь.

Отвечая на поставленный в названии выступления вопрос, я бы ответила, что запрос на стабильность в обществе есть, и он все еще силен. Но мы должны понимать, что само восприятие стабильности меняется со временем, приобретая новые качества. Речь идет о том, что стабильность имеет динамическую основу и с развитием общества происходит переформатирование его понимания не как цели развития, а его условия – стабильные условия жизни, понятные "правила игры". И при этом целью стабильного развития начинает выступать уверенность населения в будущем своем и своих детей. Т.е. в настоящее время, позволю себе креатив, запрос на лозунг "стабильность+", т.е. + развитие, +прогресс.