Прежде чем начать речь о дунганах, обратимся к их истокам. А их истоки в Китае, где живут хуэйцзу или хуэй, из среды которых и вышли в пределы центральноазиатских владений Российской империи, в основном в Семиречье и Прииссыккулье, во второй половине XIX века дунгане. Хуэй или дунгане, как их называют в Центральной Азии, говорящие по-китайски, насчитывают в Китае от 15 до 20 млн. человек. Они обладают в современном Китае (КНР) высшим уровнем национально-государственной автономии - автономным районом, каковой в КНР, кроме хуэй, имеют уйгуры, тибетцы, монголы, чжуаны.

К мусульманам из числа коренного населения собственно Китая относятся хуэй. Различные группы хуэй неоднородны по своему происхождению. Хуэй северо-запада Китая - это смесь ряда этносов, где одной из весомых была тангутская струя, народа, говорившем на языке близком к тибетскому, чье исчезновение как этноса, государства с самобытной цивилизацией, было предрешено в XIII в. завоеванием Чингиз-хана. Силой, внедрившей ислам в Китае, были монгольские завоеватели, а именно потомок Чингиз-хана, правитель северо-запада Китая по имени Ананда - ярый приверженец ислама в отличие от большинства своих соплеменников монголов. Ананда стал мусульманином потому, что его отец, у которого часто умирали дети, доверил его воспитание "туркестанскому мусульманину Мехтару Хасану Ахтачи. Жена этого человека Зулейха выкормила его грудью, поэтому мусульманская вера укрепилась в его сердце и была непоколебима…".

На Ананду последовал донос монгольскому повелителю Китая хану Хубилаю, но его спасло то, что его преданность и войска были нужны Хубилаю для сохранения престола. Хубилай-хан решил не обращать внимания на то, что "все то войско и население области Тангут (т.е. северо-запада Китая и смежных территорий Восточного Туркестана) – мусульмане и упорствуют в этом", предоставив Ананде возможность "самому разбираться в своей вере". Преемник Хубилая на юаньском троне хан Тимур благосклонно относился к исламу и при нем Ананда "много радел о мусульманстве". Как писал великий историк той эпохи, персидский летописец Рашид-ад-Дин: "Из положения Ананды и его войска можно сделать вывод, что в ближайшее время дело ислама в тех областях достигнет совершенства и, по изречению Корана, "они войдут толпами в веру Аллаха" и станут "правоверными и единобожниками-мусульманами… и их дети и внуки".1

Рашид-ад-Дин прав: хотя Ананда в 1307 году "был пожалован смертью" за попытку захватить юаньский трон, дело его не пропало – дети и внуки тех, кто населял область Тангут – китайцев, тангутов, монголов, тюрок, тибетцев, а также таджиков, персов, арабов, пришедших с монгольскими завоевателями в этот регион, уже в XIV столетии слились в единую группу мусульман, жителей Юаньской империи, говоривших в основном по-китайски.2

Религиозные искания монгольской правящей элиты известны, еще Чингиз-хан при всей жестокости его завоеваний завещал терпимо относиться ко всем религиям и его потомки следовали его завету. Поэтому среди Чингизидов были и христиане, и буддисты, и мусульмане. В 1279 г., став правителем северо-запада Китая, Ананда обратил в ислам 150 тысяч монголов, находившихся под его началом и все население подвластной ему области - тангутов, китайцев, выходцев из Центральной Азии и стран Персидского залива - тюрков, персов, таджиков, арабов, где последние уже были мусульманами.

При правлении монгольской династии Юань в Китае с 1271 по 1328 гг. "мусульманский язык" фарси или новоперсидский был одним из государственных языков вместе с монгольским и китайским,3 а мусульмане выходили на первые роли в монгольском управлении Китаем, оставив в истории имена главных министров Юаньской империи - Ахмада, Темудара, Давлатшаха, а также Пу Шоугэна, ранее служившего китайцам богатого судовладельца, обеспечившего монгольскую победу над китайской империей Сун на море, - выходцев из Центральной Азии и стран Персидского залива. Среди мусульман, достигших высот на поприще китайской учености, известны выходец из Бухары Сейид-Аджаль и его сыновья Шамсутдин и Хусейн, писатели и художники Као Кэгун и Садулла, поэты Бегликшах, Али Яоцин с сыном Ли Сиыном, знатоки учения китайского мудреца Конфуция - Худубудин, Мула ад-дин, Хайрудин, алхимик бухарец Риза, градостроители юаньской столицы Ханбалыка на месте современного Пекина - Якдар с сыном Мухаммедшахом, астроном перс Джамаль ад-Дин, географ Шамсы, автор энциклопедий и книг по географии стран, лежащих к западу от Китая, изобретатели и создатели новейших для того времени образцов военной техники - осадных орудий доогнестрельной артиллерии - Исмаил, Ала ад-Дин, Абу Бакр, Ибрагим, Хасан, Якуб; Ифтихар ал-Дин и врач Дин Хонянь4 - переводчики с арабского и персидского на китайский медицинских трактатов египетского врача Ибн-ал-Байтара, других мусульманских лекарей – "Врачебный канон Ал-Канунфи ал-Тибба", "Хуэй-хуэй яофан"-(Мусульманские лекарства) и индийского литературного памятника "Панчатантра".

В юаньское время в Китае получили распространение лекарственные препараты из мусульманских стран, часть из них с тех пор широко использовались в китайской медицине, в летней столице юаньских правителей Кайпине были созданы медицинские учреждения, подчиненные ведомству "Императорские госпитали" и первоначально укомплектованные только мусульманскими врачами. В 1292 году в Ханбалыке и Кайпине были официально учреждены мусульманские медицинские заведения. А ранее, в 1271 году был учрежден институт мусульманской астрономии, а около восточной крепостной стены Ханбалыка на месте современного Пекина персидскими астрономами была построена обсерватория. Китайские источники свидетельствуют об использовании мусульманского календаря в Китае в это время. Персидско-среднеазиатское и арабское влияние сказалось на цветовой гамме китайских фарфоровых изделий периода Юань. Свою лепту внесли мусульмане и в развитие астрологии. При юаньском дворе звучали и пользовались успехом мелодии и песни на персидском и арабском языках, о чем свидетельствует знаменитый путешественник XIV века из Марокко Ибн-Баттута, побывавший в юаньском Китае.

В эпоху Юань мусульмане составляли значительную часть населения северо-запада Китая, в городах Ганьчжоу и Сучжоу, крупные мусульманские общины появились на равнине Хуанхэ, на юго-западе, в Юньнани, не говоря уже о столице Ханбалыке и южных портовых городах Гуанчжоу, Ханчжоу, Цюаньчжоу, где находилась самая древняя и красивая мечеть в Китае. Еще в 30-х годах XIII века ремесленники-мусульмане, три тысячи человек, выходцы из Самарканда основали город Сымали в северном Китае и прославили его большими садами, выращенными по типу самаркандских. Китайские источники упоминают о существовании этого города в 1331 году через 100 лет после его основания. Тогда же, в период Юань, вошло в обиход традиционное наименование китайских мусульман - хуэй ( что в переводе с китайского дословно означает "мусульманин".-Авт.), а среди самих хуэй или дунган – "ло-хуэй-хуэй" - "почтенные мусульмане".5 Никогда еще, ни раньше, ни в последующие времена истории Китая мусульмане не играли такой заметной роли в государственной, научной и культурной жизни этой страны, как это было в эпоху Юань при власти монголов, что способствовало возникновению такого феномена как симбиозная юаньская культура, неотъемлемой частью которой является и мусульманский компонент.

Таким образом, приверженцы Аллаха следовали заветам Пророка Мухаммада, который, как утверждают, говорил: "За знаниями не ленитесь даже идти в Китай, так как овладение знаниями обязательно для мусульман".

Известна такая старинная легенда. Когда-то Чингиз-хан вел свои войска через перевал Сан-Таш (по-тюркски "Множество камней") и повелел каждому воину положить по камню и так образовалась каменная куча. По возвращении из похода Чингиз-хан приказал каждому воину опять взять из этой кучи по камню и переложить их в другую кучу, которая оказалась намного меньше первой. На печальный возглас своего военачальника, указавшего на первую кучу: "Это те, кто навеки остались на полях битвы!" – Чингиз-хан кивнул на вторую кучу: "Главные, что остались здесь". С тех пор, будто-бы оставшиеся воины, по-тюркски "турган" ("оставшиеся, ожидающие подсчета") расселились по долинам рек Джунгарии и стали предками дунган. Согласно другой версии, в войсках Чингиз-хана было много мусульман из разных стран, что соответствует исторической действительности, и, уходя из завоеванного Китая, он оставил править там своего сына, а с ним и мусульман, получивших прозвище "тургане" – "оставшиеся".6

Как видно из вышеизложенного, в фольклоре дунган нашли отражение реальные события. Важно и символично здесь то, что истоки своего происхождения в народной памяти дунган связываются с событиями монгольского времени, с XIII веком, и это подтверждается историческими источниками.

После падения власти монголов в Китае в 1368 г. и воцарении китайской династии Мин, хуэй были полностью китаизированы в языковом отношении и составили основу хуэй северо-запада Китая. Из хуэй был видный персонаж китайской истории эпохи Мин - знаменитый адмирал Чжэн Хэ, с именем которого связано первое известное кругосветное путешествие китайцев, когда китайские моряки вышли на просторы Индийского океана и достигли его берегов. Ознакомление с жизнью народов "южных морей", где в это время происходило укрепление позиций ислама, особенно в Индии и Юго-Восточной Азии, способствовало процессу проникновения мусульманства в Китай с юга и синтезированию ислама с китайской культурой, что нашло отражение в формировании хуэй юга и юго-запада. В минский период продолжился численный рост и географическое распространение мусульманской общины в Китае, когда сложился традиционный для нее тип расселения в виде небольших общин, равномерно разбросанных по всей территории страны.

Повседневные и тесные контакты мусульман с китайцами приводили их к заимствованию местного уклада жизни. При Мин китайские мусульмане уже повсеместно носили китайское платье, говорили по-китайски, имели китайские имена, при строительстве мечетей следовали традиции китайской архитектуры. Но мусульмане в Китае сохранили отчетливое сознание своего единства и своей обособленности. Мусульманские общины в китайских городах жили своей замкнутой жизнью, где все было подчинено утверждению религиозных и культурных традиций ислама. Вместе с тем, последователи ислама в Китае заявляли о том, что их вера ничуть не противоречит заветам китайских мудрецов. Так, надпись на стеле в старой мечети в Шэньси гласит: "Великий мудрец Запада Мухаммад жил в Аравии много позже Конфуция, мудреца Срединного государства (Китая.-Авт.). Хотя они разделены веками и землями, у них – один разум и одна истина". Ученый мусульманин XVIII в. утверждал, что Бог в исламе есть не что иное, как высшее божество китайской традиции – Шан-ди, т.к. все религии за "почитание одного бога и одной истины". Другой исламский автор утверждал, что мифический первый правитель Китая Фуси был потомком Адама. Проповедники ислама в Китае подчеркивали сходство их религии с учением Конфуция, на котором основывались китайские традиции.

Заверения мусульман в их лояльности "великой традиции" конфуцианской империи не мешали китайским мусульманам соблюдать основы исламской системы образования, приветствовать друг друга по-мусульмански, называть друг друга по своим мусульманским именам, которые они сохранили, несмотря на все китайское культурное влияние. Свою веру они называли не "хуэй цзяо" - "мусульманское учение", как было принято в Китае официально, а "Цин-чжэнь цзяо" – "Чистое подлинное учение".

В этногенезе хуэй юга Китая, живущих в Юньнани, Гуандуне, Фуцзяни, на острове Хайнань, определенную роль сыграли потомки смешанных браков арабов и иранцев, торговые общины которых с VIII по XIII века поколениями жили в портовых китайских городах, с китаянками, что нашло отражение в фольклоре хуэй, в их легендах. Одна из легенд, бытующих и поныне среди хуэй и дунган, относит их появление как следствие браков арабов, живших в Китае и женатых на китаянках, хотя и проецирует эти события на еще более ранние времена эпохи Тан.7

Хуэй на острове Хайнань в заметной своей части потомки тямов из Индокитая, смешавшиеся с местными китайцами. С конца XVI в. в связи с упадком международной торговли на северо-западных окраинах минского Китая регулярно происходили восстания хуэй как реакция на притеснения китайских властей.

В 1758 году маньчжурские богдыханы из династии Цин, с 1644 года правившие Китаем, сокрушили кочевую империю западных монголов – ойратов Джунгарское ханство и завоевали Восточный Туркестан, населенный в основном мусульманскими народами. Разобщенность местных народов, которых не смогла объединить даже общая религия региона – ислам, междоусобицы их теократических правителей – ходжей или ходжаган привели к покорению Восточного Туркестана Цинской империей. Традиция сопротивления власти Китая под религиозными мусульманскими лозунгами родилась именно при ходжаган, неизменно до середины XIX в возглавлявшими антикитайские восстания. Цинские власти приняли ряд мер, стеснявших свободу вероисповедания мусульман в Китае. В 1731 г. мусульманам было отказано в праве на ритуальное заклание животных, позднее маньчжурский богдыхан Цяньлун запретил постройку новых мечетей и паломничество в Мекку.

Неудивительно, что в это время в жизненном укладе хуэй появились черты конспирации: религиозные службы в их кругу подчас производились тайно, хуэй пользовались в общении между собой системой шифров, тайно путешествовали, находя приют у своих единоверцев. На рубеже XIX-XX вв. иностранный путешественник в Юньнани отмечал, что местные мусульмане "организованы как тайное общество, и к их религии принадлежит большинство возчиков. В своих поездках они действуют как связные, не возбуждая подозрений, благодаря их занятию".8

Ко второй половине XIX в. относится особенно жестокое подавление "мусульманских восстаний" тюркских народов в Восточном Туркестане, ныне называемом китайцами Синьцзян ("новая граница" по-китайски), и северо-западном Китае в провинции Ганьсу, где в 1864 г. появилось государство дунган - Урумчинский султанат, просуществовавшее недолго и павшее под натиском Китая. Итогом этих драматических событий было бегство 4 тысяч хуэй и 40 тысяч таранчей, с начала XX в известных как уйгуры, в Казахстан, Кыргызстан и Ферганскую долину, бывших тогда частью Российской империи. Следует отметить, что среди них было немало жителей Кульджинского края, который с 1870 г. управлялся российскими властями в течение 10 лет, когда после передачи его Китаю местные мусульмане в заметной своей части предпочли остаться под русской властью и уйти в пределы Российской империи. Эта часть хуэй получила название дунгане и ныне 40 тысяч дунган граждане Казахстана, а 100 тысяч - Кыргызстана. Интересно, что уже в первые годы после переселения дунган в пределы Российской империи, благодаря их труду Русский Туркестан решил проблему обеспечения рисом, в котором раньше испытывал недостаток и даже стал его вывозить за пределы региона. Дунгане и поныне являются непревзойденными в Центральной Азии мастерами поливного земледелия. 9

В 1928-1929 гг. в Ганьсу на северо-западе Китая вспыхнуло антикитайское восстание хуэй. Их лидером стал молодой генерал Ма Чжунин, заметная политическая фигура. После подавления этого восстания он остался не у дел и в 1931 г. принял участие в восстании мусульманских народов Восточного Туркестана, при этом заручившись моральной поддержкой главы Китайской республики в Нанкине Чан Кайши, обещавшего утвердить его губернатором Синьцзяна при условии, если он обретет контроль над ним. Прибыв в Синьцзян, Ма Чжунин стал фактически вождем повстанческого движения в Восточном Туркестане.

Противоборство шло с переменным успехом и отличалось крайним ожесточением, в том числе по отношению к мирному населению с обеих сторон. К исходу 1933 г. в восстании участвовали в той или иной мере большинство народов Восточного Туркестана, в том числе и хуэй., причем религиозные мотивы отошли на второй план. Поддержали восстание басмачи Средней Азии, изгнанные в свое время советской властью из Туркестана, которых немало было в эмиграции в Синьцзяне, а также казахи, сотни тысяч которых ушли из Казахстана при проведении там коллективизации в 1929-1930 гг. из-за разразившегося по ее причине массового голода. Счет повстанцев шел на десятки тысяч.

Неспособность китайского губернатора Цзинь Шужэня подавить восстание обострило междоусобную борьбу в китайском руководстве Синьцзяна и 12 апреля 1933 г. в результате военного заговора он был свергнут командующим китайскими войсками в регионе Шэн Шицаем, ставшим губернатором. Все более разгоравшееся восстание заставило синьцзянские власти в 1932-1933 гг. призвать на борьбу с ним все свои силы и привлечь на службу русских эмигрантов - бывших белогвардейцев, создав из них боеспособную часть в две тысячи бойцов. Власти Синьцзяна обратились за военной помощью к СССР и, хотя это вызвало негативную реакцию Коммунистического Интернационала, эта помощь была ими получена в виде продажи оружия и боевой техники. СССР перебросил интернированные в СССР на дальневосточной границе с Китаем китайские части - 5 тысяч солдат, отступившие на его территорию под натиском японцев, в распоряжение властей Синьцзяна. В ноябре 1933 г. в Синьцзян была направлена так называемая "Алтайская добровольческая армия", сформированная из различных частей Красной Армии, которой в оперативном отношении подчинялись бывшие белогвардейцы. Им были обещаны амнистия и советское гражданство в случае победы над мусульманскими повстанцами.

Вместе с тем, Шэн Шицай понимал, что силы оружия для победы недостаточно и предпринял шаги, чтобы хоть в какой-то мере сбить остроту противостояния между китайскими синьцзянскими властями и коренными народами Восточного Туркестана. Он обнародовал принципы своей политики, основными из которых провозглашались - борьба с империализмом, дружба с СССР, расовое и национальное равенство, строительство новой экономики Синьцзяна.

Предусматривалось соблюдение равноправия всех национальностей Восточного Туркестана при приеме на работу и оплате труда, свобода слова и собраний, помощь крестьянству, развитие просвещения и народного образования. Эти документы были выдержаны в духе демократии, социального и национального примирения. Все шаги Шэн Шицая были во многом ориентированы на СССР, без помощи которого справиться с ситуацией генерал был не в состоянии. После обнародования своего обращения Шэн Шицай предпринял действия по поиску примирения с повстанцами, обещая привлечение в состав синьцзянского правительства представителей народов Восточного Туркестана. Летом 1933 г. в стане повстанцев произошел раскол и на сторону губернатора перешел лидер уйгуров Ходжа Нияз из-за нежелания Ма Чжунина видеть в уйгурах равноправных партнеров в управлении будущим мусульманским государством. Вскоре на сторону Ходжа Нияза перешли казахи Алтайского округа и карашарские монголы.

Упрочению власти Шэн Шицая способствовала официальная поддержка СССР, считавшего неприемлемым отделение Восточного Туркестана от Китая и оказавшего всестороннюю помощь властям Синьцзяна вплоть до участия советских войск в боях с повстанцами. Помощь СССР китайским властям региона вызывала возмущение и протесты коренного населения Восточного Туркестана, наносила авторитету Советского государства известный ущерб, поскольку имидж страны Советов, гражданами которой являлись родственные коренным жителям Восточного Туркестана народы Средней Азии и Казахстана, был в глазах первых неизмеримо выше по сравнению с Китаем и несмотря даже на советскую поддержку китайцев, СССР рассматривался повстанцами как возможный плацдарм отступления и даже как союзник, хотя и не оправдал ожиданий повстанческих лидеров.

Попытка примирения Шэн Шицая с Ма Чжунином не удалась и боестолкновения их частей продолжались. С другой стороны 20 февраля 1933 г. в Хотане "Уйгурский комитет за национальную революцию" образовал временное правительство во главе с Сабитом Домулло, связанном с Британией, т.н. "правительство хотанских эмиров". А 12 ноября 1933 г. в Кашгаре Сабит Домулло как глава "правительства хотанских эмиров" провозгласил создание независимой Тюрко-Исламской республики Восточного Туркестана (ТИРВТ). Президентом вновь созданной республики был заочно избран Ходжа Нияз, создана и обнародована основанная целиком на мусульманском праве - шариате конституция.

Лидеры ТИРВТ установили контакты с Турцией, Афганистаном, Британией, Германией и Японией, добиваясь дипломатического признания и помощи. В частности, не остались безучастными к восстанию власти Афганистана. Они не препятствовали выезду в районы восстания среднеазиатских эмигрантов, бывших басмачей, живших в Афганистане, конфессионально и этнически близких мусульманам Синьцзяна. Более того, афганский премьер-министр Хашим-хан и лично король Афганистана Захир-шах принимали представителей восставших, в январе 1934 г. прибывших из Кашгара, рассчитывавших установить официальные отношения с Афганистаном, а также получить помощь деньгами и оружием. Хотя официально афганская сторона придерживалась политики нейтралитета, его власти и народ "с большими симпатиями" относились к созданию в Восточном Туркестане мусульманского государства, а лидер повстанцев Ходжа Нияз пользовался в Афганистане большим авторитетом.

Афганская территория использовалась как перевалочная база для многих волонтеров, желающих помочь повстанцам. Кашгарцы действовали сразу на ряде направлений – прибывшие в Кабул – столицу Афганистана встретились с германскими посланниками. Другие направились в Пешавар, где установили связи с Союзом спасения Бухары и Туркестана, пользовавшегося поддержкой англичан. Ранее, осенью 1933 г. из Кабула в Кашгар был направлен турок Мустафа Али, прочно осевший в Афганистане, через которого велись переговоры о закупках для восставших большой партии стрелкового оружия – 4 тысяч винтовок. Вовлеченность Афганистана в восточнотуркестанские дела сохранялась и после подавления восстания. Так, в июне 1935 г. в Кабуле вновь побывали эмиссары из Урумчи с целью вербовки среднеазиатских эмигрантов для борьбы с китайскими властями в Синьцзяне. Причем эти эмиссары были приняты в МИДе Афганистана. Они также установили контакты с японской миссией в Кабуле. Итогом этой деятельности стало прибытие в Синьцзян среднеазиатских эмигрантов во главе с курбаши - лидерами басмачей Файзул Максумом и Камильджаном.

Подобные шаги лидеров повстанческого движения вызывали негативную реакцию советской стороны, склонявшееся к более действенным формам помощи синьцзянским властям. Провозглашение ТИРВТ стало поводом для участия советских войск в боях с Ма Чжунином. Используя военную авиацию, они разгромили дунганских повстанцев. Отступая на юг, Ма Чжунин в 1934 г. занял Кашгар - столицу ТИРТВ, после чего республика прекратила свое существование. Ее руководство было разогнано или арестовано людьми Ходжа Нияза - союзника Шэн Шицая. Ма Чжунин ушел на территорию СССР, где был интернирован, но не выдан властям Синьцзяна, несмотря на требование Шэн Шицая. Причем об этом было опубликовано в советской печати, чтобы подчеркнуть лояльность СССР к потерпевшим поражение повстанцам. А к началу 1935 г. в строгом согласовании с китайской стороной из Синьцзяна вывели последние части Красной Армии, оставив китайцам всю материальную часть этих соединений.

События в Восточном Туркестане в 1931-1934 гг., в которых столь активное участие приняло Советское государство, укладываются в логику противоречивого и многопланового движения в Центральной Азии, получившего свое развитие еще в начале 20-х гг. и проявлявшего себя до начала второй мировой войны. В Восточном Туркестане, как в и в большинстве центральноазиатских стран, эти события при очевидном национально-освободительном характере движения имели исламскую окраску. При этом участники восстания столь разнились по интересам и были так разнородны в социальном и этническом отношении, что ислам не смог стать для повстанцев цементирующей идеологией. Межэтнические противоречия повстанцев, особенно между хуэй и уйгурами, очевидное влияние на них зарубежных сил, прослеживающийся антисоветизм способствовали поражению в 1934 г. восстания мусульманских народов Восточного Туркестана. 10

Хуэй и дунгане - мусульмане суннитского направления ханифитского масхаба. Попытки их ассимиляции китайцами на протяжении столетий, в том числе и в сравнительно недавнее время (1949-1979 гг.), были безуспешны. Среди причин живучести мусульманской общины в Китае, прежде всего их истовая вера в исламские духовные ценности, поскольку именно ислам стал основой формирования хуэй как этноса, народа. Способствовали выживанию хуэй их географическая распыленность и многоликость. С одной стороны, китайские власти не имели перед собой компактной массы мусульман, которую можно было бы расчленить и тем самым ослабить. С другой стороны, хуэй выступали одновременно и как религиозная, и как этнокультурная, а нередко и как профессиональная группа населения. В результате у властей не было единого критерия квалификации мусульманских подданных. Таким критерием оказывалось поведение самих мусульман. Пока хуэй вели себя смирно, они были частью "доброго народа", хотя и весьма своеобразной по своим обычаям в пестром составе жителей "Поднебесной империи". Стоило им возмутиться, как они в глазах китайских властей теряли само право на жизнь.

Хуэй, близкие по языку и многим особенностям культуры китайцам, вне сомнения отдельный от них этнос с четко выраженным этнорелигиозным самосознанием, что признается современным китайским государством. В КНР хуэй имеют статус национального меньшинства и имеют национально-государственную автономию - Нинся-Хуэйский автономный район, сопоставимый с нашим понятием края или республики. С 1979 г. и до наших дней после прихода к власти "патриарха китайских реформ" Дэн Сяопина началось возрождение ислама в Китае и восстановление связей его мусульманских народов с исламским миром, что в целом способствовало укреплению лояльности хуэй по отношению к китайскому государству. На китайский язык была переведена священная книга мусульман – Коран. Именно народ хуэй является исламским лицом одной из величайших цивилизаций мира – китайской.

Дунгане, близкие к хуэй, уже почти полтора века живут в окружении народов Центральной Азии, сначала в составе Российской империи, затем СССР, а ныне в независимых постсоветских государствах, в основном в Кыргызстане и Казахстане. В советское время и сегодня дунгане пользуются определенной национально-культурной автономией. Издавалась в Кыргызстане межреспубликанская газета на дунганском языке "Ленин кичи" - "Ленинское знамя", на кыргызском республиканском радиовещании отведены часы для передач на дунганском языке, в Академии наук Кыргызстана существует сектор дунгановедения. Дунганский язык подвергся сильному культурному влиянию со стороны русского и тюркских языков Центральной Азии, функционирует на русском алфавите – кириллице. В Казахстане дунгане компактно живут в Таразе, Джамбульской и Алматинской областях.


Литература

1. Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т.2, М.-Л., 1952, с. 206-209.

2. Кычанов Е.И. Новые материалы об этногенезе дунган. Советская этнография. М., 1978, №2.

3. Huang Shijian. The Persian language in China during the Yuan dynasty. Paper on Far Eastern History, 34, September, Canberra, 1986, p. 86-88; Ян Чжицюй. Юань-дай хуэй-хуэй-жэнь ды чжэнчжи дивэй (Место мусульман в управлении при Юань). Лиши яньцзю (Исторические исследования), 1984, № 3, с. 112.

4. "Юань-ши" (История династии Юань), в сер. Соинь-бонабэнь, 24 династийные истории, Шанхай-Пекин, 1958, цзюани 387, 81, 125, 196, 48, 203, 128, 7, 138.

5. Крюков М.В., Малявин В.В., Софронов М.В. Этническая история китайцев на рубеже средневековья и нового времени. М., 1987, с.148-151.

6. Дунганские народные сказки и предания. Перевод с дунганского. М., 1977, с. 5-7.

7. Там же.

8. Крюков М.В., Малявин В.В., Софронов М.В., с. 150-151.

9. Моисеев В.А. Новые данные о международных съездах на русско-китайской границе в Центральной Азии в 80-х гг. XIX-начале XX в.- Центральная Азия и Сибирь. Первые научные чтения памяти Е.М.Залкинда , 14 мая 2003 г. Барнаул, 2003.

10. Бармин В.А. СССР и Синьцзян в 1918-1941 гг. Барнаул, 1998, с.99, 121-130..


Александр Кадырбаев
д.и.н., в.н.с. ИВ РАН




Иран-наме, научный востоковедческий журнал, №3(19), Алматы, 2011, с. 25-36.