В номинально коммунистической системе Китайской Народной Республики бизнесмены рассматриваются уже не как чужеродные элементы, а скорее, как партнеры компартии в деле экономического развития страны и повышения благосостояния народа. Подобное положение вещей в корне противоречит классической коммунистической идеологии. Но такой ревизионизм – вполне логичное следствие нежелания лидеров Коммунистической партии Китая изменять капиталистическое общество в сторону социализма, дабы сохранить свою ведущую роль в этом капиталистическом обществе.

Критерии приема новых членов в КПК никогда не были строго регламентированными и периодически менялись – в зависимости от требований текущего момента и задач, которые стояли перед обществом и государством. В период увлечения идеями "большого скачка" в 1958 – 1960 гг. и "великой пролетарской культурной революции" в 1966–1976 гг. главными критериями приема служили политическая благонадежность, преданность партии и идеологическая "подкованность". А в периоды стабильности, когда партия отходила от радикальных преобразований и основной акцент делала на ускорении экономического развития, ей требовались специалисты и люди, способные занимать управляющие должности. Часто таких людей приходилось реабилитировать, то есть возвращать им утраченный социальный статус после завершения радикальных кампаний.

В декабре 1978-го Центральный комитет КПК заявил об окончании классовой борьбы и о том, что отныне ключевой задачей для страны является экономическая модернизация. Соответственно изменились и критерии набора: теперь партия принимала в свои ряды представителей интеллигенции, специалистов-управленцев, но не представителей буржуазии, хотя по мере разворачивания реформ рынок и становился все более открытым. Впрочем, при большом желании, возможность обзавестись партбилетом появилась и у предпринимателей, которые, чтобы обойти закон, выдавали свои частные предприятия за кооперативные или прибегали к другим уловкам подобного рода.

В 1988-м Государственный комитет промышленности и коммерции доложил о том, что членами партии являются 15 процентов владельцев частных фирм. И это в условиях официального запрета на их прием в партию!

Тенденция к размыванию критериев набора привела к тому, что в конце 1980-х консервативно настроенные члены КПК открыто выступили против попрания партийной дисциплины. События 1989-го, когда студенты вышли на центральную пекинскую площадь с требованиями демократизации страны, показали правомерность таких настроений. В протестах, не таясь, принимали участие многие члены партии и государственные служащие, что свидетельствовало о появлении не только внешней, но и внутрипартийной оппозиции. События на площади Тяньаньмэнь подействовали на верхушку КПК как ушат холодной воды, и уже в декабре 1989-го генеральный секретарь ЦК КПК Цзян Цзэминь выступил в Центральной партийной школе с речью и заявил без всяких околичностей: "Мы должны проследить за тем, чтобы ведущие места в партии и государственных органах занимали преданные марксисты". Вслед за этим заявлением последовал ряд мероприятий, направленных на то, чтобы ограничить влияние интеллигенции в компартии и укрепить подготовку кадров в высших учебных заведениях. Под предлогом борьбы с "буржуазным влиянием" руководители КПК запретили прием частных предпринимателей в партию. Те, кто уже был принят, больше не могли занимать официальные должности. Однако запрет просуществовал не так долго. В начале XXI века компартия не только начала искать пути сближения с предпринимателями, но и разрабатывать идеологическое обоснование для их приема в партию.

Теория "трех представительств", о которой Цзян Цзэминь впервые упомянул в феврале 2000-го, стала основным средством, при помощи которого можно было изменить статус КПК как представителя рабочего класса.

Согласно этой теории партия представляет интересы не только рабочих и крестьян, но и всех прогрессивных производительных сил общества, то есть способствует развитию культуры и защищает интересы подавляющего большинства народа.

Таким образом, партия поставила перед собой гораздо более широкие задачи, нежели отстаивание интересов пролетариата. Эта установка была подхвачена партийной печатью, и, в конечном итоге, наряду с идеями Мао Цзэдуна и теорией Дэн Сяопина составила идеологическое ядро КПК.

Наконец, 1 июля 2001-го в своей речи, посвященной восьмидесятой годовщине образования КПК, Цзян Цзэминь официально выдвинул предложение об отмене запрета на прием предпринимателей в компартию. Давая оценку проводимым реформам и политике открытости, он отметил, что в китайском обществе появились частные бизнесмены и научно-технический персонал, состоящий на службе китайских и иностранных фирм. "Большинство представителей новых социальных слоев внесли немалый вклад в развитие производительных сил и способствуют построению социализма с китайской спецификой", – резюмировал партийный лидер. Упомянув о том, что рабочие и крестьяне останутся основной опорой партии, Цзян Цзэминь добавил, что партии также нужно "вобрать в себя лучшие элементы из других слоев общества".

С точки зрения консервативных членов партии, прием капиталистов в КПК равноценен измене коммунистическим идеалам.

С точки зрения сохранения жизнеспособности политической партии – это закономерный ход. Кроме того, стоит вспомнить, что история Китая имела давнюю традицию кооптации предпринимателей в когорту власть имущих. В средневековом Китае, в отличие от Запада, землей владели одни, а властью обладали другие. Поэтому землевладение и политический статус чаще всего не являлись взаимосвязанными понятиями. Политический статус определялся не размерами наследственной или купленной земли, а занимаемым местом в деспотической иерархии. Для обретения власти частному землевладельцу надо было стать функционером госаппарата. Привилегии и материальные блага распределялись чаще всего через государство, то есть через систему должностей, чинов, рангов и степеней. Богатство приносило власть и обеспечивало политический статус лишь при обмене денег на власть, то есть, попросту говоря – при покупке должности, чина или ученой степени. В этом случае доходы от землевладения конвертировались во власть, место в госаппарате. В Китае богач мог купить себе место в управляющей, а то и в правящей структуре. Этим объясняется высокая социальная мобильность и глубокая консервативность китайского общества, где зарождающиеся капиталистические силы не формировали оппозицию императорской бюрократии, а просто поглощались ею.

Сегодня ситуация выглядит аналогичным образом: предприниматель получает политическую власть лишь в том случае, если становится коммунистом.

Согласно опросу, проведенному западными исследователями несколько лет назад, 40 процентов опрошенных ими капиталистов уже вступили в партию (это вдвое больше, чем в 1980-м), а еще 20 процентов хотели бы вступить. Достаточно высокая цифра, если учесть, что всего в КПК состоит лишь около 5 процентов населения страны.

Цели такого сотрудничества, как для одной, так и для другой стороны очевидны. Партия избавляется от потенциальной, исходящей от капиталистов, угрозы политической стабильности общества. При этом для контроля над предпринимателями создаются партячейки на предприятиях; правда, их эффективность вызывает большие сомнения. Дело в том, что в связи с длительным запретом на прием бизнесменов в партию предприниматели прохладно относились к попыткам создания ячеек на их предприятиях. Если же ячейки и существуют, то их роль может быть легко доведена до абсурда. Так, Чжан Жуйминь, президент корпорации "Хайер" – крупнейшего в Китае производителя бытовых электроприборов – на вопрос о том, как получилось, что он, председатель компании, является и руководителем своей парторганизации, ответил: "Я сам себя назначил парторгом. Вот и получается, что с самим собой конфликтов у меня быть не может, правильно?".

Большинство предпринимателей на вопрос о целях создания ячеек заученно отвечают, что, дескать, партком существует для духовного и морального наставничества, очень важно иметь духовный центр, иначе станешь пустой скорлупой. На самом же деле партячейка – это своего рода политический страховой полис, а задача КПК – иметь "своих людей" в каждом институте страны. Кроме политической подоплеки такое сотрудничество выгодно партии и по другим причинам. Ведь частные "партийные предприниматели" развивают производство и тем самым повышают спрос на рабочие руки, а также принимают активное участие в общественной деятельности, чаще всего связанной с социальным обеспечением.

Что касается капиталистов, то они, в свою очередь, получают государственную опеку, доступ к финансовым ресурсам (банки в стране принадлежат государству и не идут на сотрудничество с частными предпринимателями), юридическую защиту и могут быть спокойны за свои накопленные капиталы.

"Одеть красную шапку" – таким выражением в Китае обозначается необходимость получения государственной поддержки, которую многие предприниматели считают жизненно важной при ведении большого бизнеса.

О том, какие выгоды может сулить капиталистам поддержка КПК, можно лишь догадываться, исходя из примеров, когда такое сотрудничество не заладилось. Достаточно вспомнить историю корпорации "Хайер", которая в девяностые годы одним росчерком пера представителя власти была преобразована в муниципальную собственность города Циндао. Произошло это именно в тот момент, когда ее частные владельцы собирались выгодно продать свои акции на фондовой бирже…

Предприниматель Ян Жун, который владел первым в истории КНР предприятием, получившим регистрацию на нью-йоркской фондовой бирже, в 2003-м бежал в США из-за угроз со стороны властей города Ляонин. Список его прегрешений был достаточно длинным, но в их основе лежала политическая подоплека. Во-первых, Ян рассорился со своими покровителями из числа ляонинских чиновников, когда вздумал расходовать средства за пределами провинции. Затем вступил в полемику с Центробанком по вопросу владения крупного пакета акций его собственной компании. В результате Ян Жун лишился "красной шапки", после чего был вынужден спасаться бегством.

А вот предприниматель Ван Ши – руководитель "Чайна ванке", крупнейшего жилищного девелопера страны – проявил себя, как более тонкий и умелый игрок, понимающий, насколько важна лояльность партии для роста его личного благосостояния. В 1989-м Ван оказался в первых рядах своих работников, выступивших в поддержку пекинских демонстраций. По слухам, за проявленное фрондерство он провел год в тюрьме. Через много лет Ван, поднявшийся к тому времени по карьерной лестнице, заявил, что сильно сожалеет о своем участии в манифестациях. Даже назвал это ошибкой. Чем ближе Ван приближался к десятке богатейших людей страны, тем сильнее ему отказывала память. В результате в 2008-м, когда Ван Ши стал одним из самых богатых людей страны, она изменила ему полностью: на все соответствующие запросы он отвечал через своего пресс-секретаря, что никогда не принимал участия в выступлениях 1989-го.

Достоянием гласности стал недавний инцидент, свидетельствующий о коррупции и финансовых махинаций в высших эшелонах власти. В апреле с.г. известного политика Бо Силая исключили из состава Политбюро и ЦК Компартии Китая, а его жену Гу Кайлай, которая консультировала британских и американских предпринимателей, задержали по подозрению в причастности к убийству английского бизнесмена Нила Хейвуда. Скандал разразился незадолго до перемен во властных структурах Китая, запланированных на конец года. Бо Силай был одним из претендентов на вступление в высший партийный орган Китая – Постоянный комитет Политбюро ЦК.

Только вот не всем понравилось, что глава парторганизации города Чунцин принялся бороться с коррупцией, невзирая на лица и должности, а заодно стал возрождать интерес к коллективистским ценностям времен Мао…

Сегодняшняя коммунистическая риторика партийных руководителей, прежде всего, рассчитана на малообразованную часть населения. Рядовому китайцу внушают, что страна провозгласила "особый путь", что в Поднебесной идет построение "социализма с китайской спецификой", хотя на самом деле все политические вопросы решаются сугубо прагматично. Чем грозит компартии кооптация бизнесменов, а Китаю – скатывание на путь "партийного капитализма?". Очевидно, что власть будет существовать до тех пор, пока партия сможет контролировать нарождающиеся политические силы, путевку в жизнь которым и дали экономические реформы КПК.

Вполне приемлемым выходом для власти мог бы стать возврат к идее построения социалистического общества – естественно, без левацких утопий в духе Мао Цзэдуна. Но партийные лидеры, по всей видимости, рассматривают этот вариант в качестве запасного. Пока же китайский бизнес охотно примеряет "красные шапки".

Евгений Матяш
02.07.2012