Евгений Пожидаев: Первая мировая 2.0. Предпосылки для новой глобальной войны
За последний десяток лет мир изменился весьма радикально. С 2003-го началась эпоха откровенно неоколониальных войн, все более превращающихся в рутину. По странам третьего мира прокатилась волна мятежей. При этом за вспышками войн и революций все более проглядывает противостояние между Западом и формирующимся антизападным блоком во главе с КНР. При этом оно имеет не только "периферийный" характер. США наращивают свое военное присутствие в Восточной Азии - так, основные силы американского флота "дрейфуют" в Тихий океан, расширяется и реконструируется сеть баз. Китай стремительно наращивает ВВС и флот, формируя собственную сеть опорных пунктов, уже доходящую до "ворот" Персидского залива. По сути, мы вступаем в эпоху биполярного мира и новой холодной войны. Вопрос в том, останется ли она холодной.

Насколько далеко может зайти противостояние? Заглянем в предыдущую "эпоху войн и революций" - точнее, в период перед Первой мировой. Каковы были предпосылки для начала глобальной войны, фактически шедшей с перерывами более тридцати лет?

Во-первых, мир 1913-го года - это мир дорогих ресурсов. Цена на уголь, являвшийся тогда основным энергоносителем, достигла своего пика, который был превзойден только во время предкризисного ценового ралли "нулевых". То же касалось практически всего остального сырья и его непосредственных производных - хлопка, меди, железа, чугуна и т.д. Быстро росли и цены на продовольствие - иными словами, развивалась агфляция. Так, в традиционно аграрной России оптовые цены на пшеницу в 1901-1912 гг. возросли на 44%.

При этом добыча угля проделала примечательную эволюцию. Изначально уголь добывался из легкодоступных месторождений в непосредственной близости от потребителя - например, в Англии. Однако к 1860-м эти месторождения были истощены и наступил период "сырьевой глобализации" - энергоноситель стал ввозиться из стран периферии. На третьем этапе легкодоступные запасы закончились и там. Результатом стал вынужденный переход к добыче угля из глубоких месторождений, тонких пластов и т.п. Между тем, потребление быстро росло. В итоге эпоха дешевого угля закончилась - после 1907-го года мир пережил ценовое ралли. Разумеется, уголь как таковой не "иссяк" - так, США в 2008-м добыли вдвое больше, чем в 1913-м. Однако сейчас для этого используются технологии, в начале ХХ века недоступные. "Угольную" ситуацию можно считать более или менее типичной для ресурсной базы в целом.

Во-вторых, это мир "первой глобализации". К 1913-му доля международной торговли в мировом ВВП достигла 33% - второй раз это случилось только в середине 1990-х. Тогда же был воспроизведен и уровень 1913-го года в приложении к иностранным инвестициям (3,3% мирового ВВП). Иными словами, в начале ХХ века интенсивность экономических связей между странами мало чем уступала достигнутой в процессе "второй" глобализации.

В-третьих - это эпоха впечатляющего развития финансовых рынков. Так, в большинстве стран величина рынков акций относительно ВВП, имевшая место быть в 1913-м году, была вторично достигнута только в конце 1990-х.

При этом глобализация и бурное развитие финансового сектора имели вполне очевидный подтекст. По мере того, как технологический уклад "угля и стали" распространялся по миру, росла конкуренция. Как следствие, в погоне за ускользающей прибылью капитал покидал реальный сектор и отправлялся на финансовый рынок, многократно увеличивая его объем. Другим вариантом был экспорт капитала на периферию, где дешевая рабочая сила и дешевые ресурсы еще могли обеспечить его приемлемую доходность. Однако промышленный рост на периферии дополнительно усиливал конкуренцию и увеличивал потребность в ресурсах. Как и сейчас, глобализация в долгосрочной перспективе усугубляла проблемы, которые была призвана решить.

При этом рост цен на сырье, глобализация и опережающее развитие финансовых рынков в действительности были разными симптомами одной болезни. Технологический уклад угля и стали, успешно развивавшийся весь XIX век, подошел к пределам своего роста. Элементы нового уклада развивались быстро - но недостаточно быстро, чтобы компенсировать кризис предыдущего.

Нетрудно заметить, что нынешняя ситуация во многом воспроизводит положение дел столетней давности - причем в более жесткой форме. Так, чудовищное раздувание финансового сектора в "нулевых" и колоссальная по масштабам деиндустриализация развитых стран далеко превосходят "аналоги" начала ХХ века. Столь же показательна динамика сырьевого и аграрного секторов. Например, пик производства нефти в США был достигнут в 1971-м году - и с тех пор шел процесс, аналогичный истощению легкодоступных месторождений угля в Англии второй половины XIX века. Вторая стадия ("сырьевая глобализация") тоже себя исчерпала. Сейчас мир находится на этапе, аналогичном периоду после 1907-го в пределах "угольной эры" - идет вынужденный переход к разработке "проблемных" месторождений с высокой себестоимостью добычи. При этом производство угля в начале ХХ века все же быстро росло, несмотря на все затруднения. Напротив, добыча нефти в 2005-2012 гг., по сути, стагнировала, и явно намерена продолжать стагнировать дальше. Сходная ситуация характерна и для длинного списка других ресурсов. Между тем, их потребление будет неизбежно расти - подъем Азии далек от завершения.

Практически такая же ситуация и в сельском хозяйстве - в отличии от периода перед Первой мировой, производство продовольствия растет ограниченными темпами при громадном росте потребления. В итоге цены на продовольствие в течение "нулевых" практически удвоились, и вырастут еще в 2-3 раза к 2030-му году.

Иными словами, нынешний технологический уклад "выдохся" в гораздо большей степени, чем уклад "угля и стали" к 1913-му. Между тем, ситуация в экономике непосредственно влияет на ситуацию политическую.

Посмотрим на мир начала ХХ века. Достижение пределов роста тогда вылилось, во-первых, в цепочку революций (иранская 1905-11, русская 1905-07, младотурецкая 1908-09, синхайская 1911-13) - зачастую прямо стимулированных агфляцией. Во-вторых, усиление конкуренции и дефицита сырья спровоцировало вспышку конфликтов за рынки сбыта и доступ к ресурсам. С 1884 г. резко усиливается колониальная активность - так, происходит раздел Африки. К началу ХХ века мир оказывается поделен - и начинаются войны за его передел (испано-американская 1898, англо-бурская 1899-1901, русско-японская 1904-05, итало-турецкая 1911-12, балканские 1912-13). Нетрудно заметить, что кризис "экономики нефти" породил практически те же эффекты.

Между тем, финальным аккордом в серии войн за передел мира стала Первая мировая, корни которой лежат все в том же кризисе технологического уклада "угля и стали". Рост цен на сырье и продовольствие при параллельном росте конкуренции привел к тому, что торговый баланс большинства развитых стран стал отрицательным - стоимость ввоза превысила стоимость вывоза. Англия покрывала дефицит платежного баланса за счет доходов от инвестиций в странах империи, Франция - за счет международного "ростовщичества". Однако Германия, лишенная обширных колониальных владений и финансовой мощи "старых" игроков, оказалась неспособна это сделать. Платежный баланс Берлина оказался хронически отрицательным - и проблему пришлось решать с помощью шрапнели.

Сейчас торговый баланс большинства развитых стран отрицателен. Для США и Еврозоны характерен и дефицит платежного баланса, покрываемый за счет эмиссии резервной валюты. При этом выход из кризиса скорее усугубит проблему, чем решит - новый виток повышения цен на сырье в этом случае неизбежен. По сути, изрядная часть мира оказалась в "германской" ситуации.

Перейдем теперь на более локальный уровень. Как и в наши дни, период перед Первой мировой - это эпоха подъема новых "центров силы", теснящих некогда безусловных гегемонов. При этом и тогда, и сейчас автоматически возникала ситуация, когда противоречия рано или поздно становились непреодолимыми. Посмотрим, как происходило взаимодействие между "гегемонами" и "претендентами" в конце ХIХ - начале ХХ веков.

Нынешняя пара крупнейших экономик мира - Китай и США - по сути, дублирует взаимодействие между Германией и Англией столетней давности и экономически, и геополитически. К 1913-му году быстро растущая (с 1870-го промпроизводство во Втором рейхе выросло в шесть раз) Германия превратилась во вторую индустриальную державу мира, далеко обогнав британцев по основным показателям. Однако внутренний рынок страны оставался узким - заработная плата рабочих была примерно в полтора раза ниже английской, а все еще многочисленное (около 40%) сельское население оставалось бедным по европейским меркам. В итоге Второй рейх превратился в крупнейшего экспортера промышленной продукции - с 1900 по 1913-й год его экспорт увеличился в 2,4 раза.

В Англии происходили противоположные процессы. Между 1870-м и 1913-м страна по объемам промышленного производства переместилась с первого места на третье. Однако при этом она оставалась финансовым лидером. Лондон сохранял позиции мирового финансового центра, количество колониальных отделений британских банков превышало те же показатели у конкурентов даже не в разы - на порядки. Великобритания являлась эмитентом тогдашней международной валюты - английский фунт выполнял нынешние функции американского доллара. При этом, несмотря на формальное господство золотого стандарта, британцы, по сути, проводили ту же валютную политику, что и нынешние США. Хотя золотой запас страны давно уступал германскому, эмиссия фунта продолжалась в нарастающих масштабах. В итоге Англия оставалась богатейшей страной мира и важнейшим рынком сбыта.

Как следствие, германская и британская экономики оказались весьма взаимосвязаны. Для Германии Англия была важнейшим торговым партнером, для Англии Германия - вторым по значимости после "своей" Индии. При этом немецкий экспорт активно вытеснял английские товары с британского рынка и рынка стран империи. Так, за 1871-1889 годы немцы увеличили свое присутствие в Австралии на 400%, в то время как британцы потеряли там 20%. Побочным эффектом германских (и американских) успехов стала постепенная сдача позиций фунта как ключевой международной валюты - при этом марка выступала в качестве одного из самых серьезных конкурентов.

Иными словами, Англия и Германия взаимодействовали примерно так же, как США и Китай. Существенная разница состоит в том, что нынешние Штаты объединяют британские черты "уходящего гегемона" с "германскими" перекосами экономики, толкнувшими Второй рейх к переделу мира. Если Британия компенсировала дефицит торгового баланса в основном за счет доходов от иностранных инвестиций, то США покрывают его за счет импорта капитала - источника куда более шаткого. Как следствие, подъем новых центров силы, способных оттянуть потоки инвестиций на себя, чреват для США сваливанием в чисто германскую ситуацию принципиально не покрываемого дефицита платежного баланса.

Вернемся в 1913-й. Экономические противоречия между Лондоном и Берлином перед Первой мировой усугублялись геополитическими. Быстро растущая экономика Германии критически зависела от импорта сырья и экспорта готовой продукции - однако между рейхом и внешними рынками стояли Британия и ее Гранд Флит. По сути, немцев держали за горло - и активно этим пользовались. Так, германская экспансия в Южной Африке была оборвана англо-бурской войной. Как следствие, появился "план Тирпица", предусматривающий создание флота, способного противостоять британскому. Однако такой флот автоматически превращался в смертельную угрозу для островной Англии.

Сейчас в западной части Тихого океана воспроизводится почти идентичная ситуация. Между критически зависящим от морских коммуникаций Китаем и внешним миром стоят американский флот и союзники США (Япония, Южная Корея, Тайвань и др.). При этом политика США в отношении партнеров КНР приобретает все более "англо-бурский" характер. "Поднебесная" отвечает вполне в духе Тирпица, наращивая флот и ВВС. Однако флот, достаточный для того, чтобы гарантировать морские коммуникации Китая, автоматически превращается в смертельную угрозу для сферы влияния Штатов в Восточной Азии. Все их ключевые союзники в регионе - либо островные страны, либо страны, полностью зависящие от морских перевозок (Южная Корея). Между тем, переход восточноазиатских сателлитов США под протекторат Китая - это примерный эквивалент перехода Западной Европы под контроль СССР в 60-х - 70-х. Речь идет о радикальном изменении баланса сил - с соответствующими последствиями для США.

Иными словами, сейчас мы видим ситуацию, во многом повторяющую положение дел начала ХХ века. При этом кризис нынешнего технологического уклада выражен в гораздо большей степени, а "интенсивность" противоречий между ключевыми игроками уже сейчас вполне сопоставима с той эпохой. По сути, "наш" 1898-й (старт этапа войн за передел мира) пришел еще в 2003-м. Наш 1905-й - настал в 2011-м. Далее противоречия будут только нарастать.