Армия и арабские революции на Ближнем Востоке. Часть 4

Армия в интерьере "арабской весны"

Вышеизложенный анализ политической роли вооруженных сил на Арабском Востоке свидетельствует о преждевременности утверждений о снижении риска вмешательства армии в политику как об уже устойчивой тенденции. Даже в последней четверти XX-го - начале XXI вв. военные неоднократно вмешивались в политическую жизнь в различных арабских государствах. Так, в конце 1980-х южнойеменская армия установила контроль над югом страны и фактически способствовала его объединению с севером. Похожая ситуация сложилась в Алжире в начале 1990-х, где военные отменили выборы в представительные органы власти, чтобы снять возможную угрозу прихода к власти исламских радикалов. Подобное развитие ситуации нельзя было исключать и в ряде других арабских стран Ближнего Востока, где в первой декаде XXI в. сложилась весьма напряженная внутренняя ситуация, которая усугублялась общим негативным фоном региональных процессов и воздействием внешнего фактора. К тому же на переходном этапе развития, начавшемся в результате революционного подъема в арабских странах в декабре 2011 г., предпосылки для интервенционистского поведения армии кратно усиливались. Как показывал опыт стран Латинской Америки и ЮВА, в этот период консервативному генералитету нередко удавалось толкнуть армию или какую-то ее часть на выступления против незрелой демократизирующейся власти и попытаться вернуться к прошлому военно-авторитарному правлению (10).

В то же время, в отличие от периода 1950-1960-х гг., характер вмешательства армии в политику в ходе арабских революций заметно отличался от прежних лет. Прежде всего это касалось степени вовлеченности военных в политический процесс, объема власти, находившегося в их руках, характера ставящихся ими целей и решаемых задач. В условиях "арабской весны", начавшейся в Тунисе и получившей мощное продолжение в Египте, участие военных в политике сводилось к выполнению функции "арбитра". Они стремились не столько к захвату политической власти и длительному личному управлению государством, сколько к "наведению порядка" в нем. Целями таких политических интервенций чаще всего являлись: сохранение баланса сил между соперничающими политическими группировками, укрепление конституционных основ власти, предотвращение резких перекосов в системе распределения экономических благ. В ряде случаев военные ставили целью изменение политического курса предыдущего правительства, повышение эффективности управления, перераспределение части властных полномочий и общественных богатств, дабы избежать серьезных политических потрясений в стране. Как правило, они не стремились к коренным преобразованиям экономической и политической системы. Более того, все чаще военные предпочитали действовать руками гражданских политиков, однако если им не удавалось таким образом достичь намеченных целей, они брали бразды правления в свои руки, но затем, как правило, достаточно быстро возвращались в казармы.

В условиях "арабской весны" главной движущей силой революционных движений стали арабские народы, а не армии. В то же время вооруженные силы сыграли определяющую роль с точки зрения успеха или неуспеха этих революций, определили их рамки и пределы, а также сценарии развития событий. При этом в зависимости от страны эта роль выражалась абсолютно по-разному. Действия военных определялись рядом факторов. Во-первых, характером взаимоотношений военной корпорации и власти. Во-вторых, природой и культурой взаимоотношений, сложившихся внутри военной корпорации. В-третьих, особенностями военно-гражданских отношений. В-четвертых, сутью политических расчетов, которые военные строили в отношении происходящих событий. В-пятых, структурой вооруженных сил, внутрикорпоративной поведенческой этикой и соответствующими стереотипами, прежде всего в руководящих структурах силового корпуса. Общим же для этих стран являлось то обстоятельство, что военные стали одним из главных факторов перехода к новой власти и общественному устройству.

В Тунисе командующий армией генерал Рашид Аммар предпочел революцию сохранению прежнего режима. Находившиеся под его командованием войска не открывали огонь по мирным демонстрациям и восставшему народу. В какой-то степени подобная позиция тунисских офицеров была предопределена сложившимся накануне революции балансом сил в силовом блоке. Позиции спецслужб и сил безопасности (прежде всего, в лице МВД) были значительно весомее и влиятельнее в государстве, чем позиции армии. В результате армия встала на сторону революции, нейтрализовав аппарат подавления собственных спецслужб. При этом у тунисских революционеров на переходном этапе не возникало опасений, что армия установит свой контроль над политической властью гражданских лиц.

В политической культуре Египта (11) с давних времен укоренилось представление о том, что во главе государства должен находиться военный, который знает искусство войны и цену мира. Однако революционная молодежь, поддержанная широкими народными массами, изменила эту установку и выступила против вековой практики. С 25 по 28 января 2011 г. армия занимала нейтральную позицию в отношении выступлений на площади Тахрир в Каире. Однако уже вскоре на ряде армейских БМП и БТР стали появляться антиправительственные надписи и лозунг "Народ и армия - одна рука". После 28 января 2011 г. армия стала постепенно вмешиваться в политический процесс (12). 11 февраля указом покинувшего свой президентский пост Х.Мубарака ей было приказано взять бразды правления в свои руки. Однако еще раньше - 1 февраля - созданный армейским руководством Высший военный совет Египта своим указом №1 выступил в поддержку египетской революции и в защиту ее завоеваний. Затем был распущен парламент и образован Военный совет, который фактически организовал в течение 6 месяцев законодательные выборы, создал временную конституцию и приступил к подготовке выборов президента. Позиция, занятая египетскими военными в отношении революционных событий во многом определялась историческими традициями армии, ее местом и ролью в египетском обществе. Исторически (со второй половины XIX в.) армия Египта увязывала свою судьбу и миссию с интересами народа и никогда с ним не воевала. К тому же за последние десятилетия она была достаточно деполитизирована в том смысле, что не имела каких-то особых политических обязательств перед властью и была слабо связана с ней идеологически.

В Ливии структура вооруженных сил разительно отличалась от того, что наблюдалось в сопредельных государствах. В отличие от регулярных армейских частей, которые были плохо оснащены и слабо финансировались, М.Каддафи создал параллельные военные структуры, поставив во главе их своих родственников и преданных людей. Именно эти структуры играли роль "настоящей" армии. В то же время они были функционально предназначены не столько для защиты внешних рубежей страны, сколько для охраны режима. К тому же их личный состав рекрутировался в основном из наемников. Именно это обстоятельство во многом предопределило военное поражение режима М.Каддафи после вооруженного вмешательства в ливийские дела сил НАТО.

В Йемене армия фактически раскололась на ряд отдельных подразделений, которыми командовали сыновья, ближайшие родственники президента, соплеменники и люди из его верного окружения. В противоположность этому ряд дивизий и военных округов фактически возглавили революцию, пытаясь придать ей мирный характер и не допустить насилия над гражданским населением. Сторонники бывшего йеменского президента А.Салеха в армии использовали ее боевую мощь для убийства сотен тысяч мирных граждан. Таким образом, в отличие от Египта и Туниса, действия йеменской армии в отношении революции не имели под собой единой позиции, что и предопределило ее раскол.

Похожая ситуация сложилась и в Сирии. В течение первых 6 месяцев с начала революционного движения значительная часть сирийских вооруженных сил поддержала режим и фактически выступила против собственного народа с оружием в руках. Из-за позиции военных сирийский феномен стал уникальным в истории "арабской весны". Во многом подобная их позиция объяснялась тем, что армия в Сирии была сильно идеологизирована и политически тесно связана с режимом, с которым высший командный состав армии и спецслужб ассоциировал себя больше, чем с народом и обществом.

События на Бахрейне закономерно поставили вопрос, - отличается ли поведение военных и спецслужб в отношении революционных событий в странах с монархическим и республиканским строем. Тем более что в ходе бахрейнских волнений военным было выдвинуто много разного рода обвинений в неправомерности использования насилия против мирных демонстрантов, особенно на Жемчужной площади. Однако, как показали протестные движения и реакция на них силового блока ССАГЗ, поведение военных в арабских монархиях Персидского залива в отношении революции не сильно отличается по основным параметрам от реакции их коллег из Йемена и Сирии. И там, и там военные сохраняют преданность прежде всего власти, а потом уже своей стране и ее народу. Другое дело, что режимы в республиканской Сирии и саддамовском Ираке в действительности не сильно отличались от монархических по своему способу управления страной и отношению к народу. С другой стороны, как показали события на Бахрейне и реакция на них арабских монархий, возможность военного переворота или раскола в армии в них крайне маловероятна. Подобное обстоятельство связано в первую очередь с природой легитимности власти в монархиях и ее характером. Нельзя не учитывать также характер формирования и особенности структуры вооруженных сил, иные в отличие от республик сочетания военно-гражданских отношений в этих государствах.

Таким образом, роль армии в "арабской весне" стала весомым фактором с точки зрения итогов революционных движений. В случае, когда армия вставала на сторону восставших, успех революции был обеспечен, если же она выступала против, то противостояние сторон затягивалось, превращаясь нередко в пролог масштабной гражданской войны или осуществления контрреволюции.

Продолжение следует

Ахмедов Владимир, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН.

10. Восток, 2006. №3, с.72-78

11. Подробнее см.: Ахмедов В. Особенности политической культуры и делового этикета в Египте в эпоху глобализации и модернизации. В сборнике "Политическая культура и деловая этика стран Востока". М., 2006, с.299-313

12. Любопытно, что именно в это время руководство египетских "Братьев-мусульман" также определилось со своей позицией в отношении происходящих событий и поддержало революцию

30.01.2013