Чулпан Хаматова рассказала "МК" о своей новой роли
Популярная актриса сыграет Марию Стюарт

В "Современнике" предпремьерная суета, хотя премьера, как таковая, не объявлена. В первый весенний день здесь сыграют один из лучших спектаклей театра "Играем Шиллера", который слетел с афиши после ухода Елены Яковлевой. Теперь роль мятежной Марии Стюарт будет играть Чулпан Хаматова.

"Играем Шиллера" - первая российская постановка Римаса Туминаса, поставленная им в "Современнике" в последний год ХХ столетия. Роль Елизаветы была отдана Марине Нееловой, ее противницу Марию Стюарт играла Елена Яковлева, и, может быть, это была лучшая роль актрисы. Поэтому в первую очередь я спрашиваю Чулпан:

- Тебе не страшно выходить после Лены? Все помнят ее Стюарт: то ли женщина, то ли птица ходила по сцене...

- Мне страшно по трем причинам. В первую очередь - это спектакль Римаса, я с ним никогда не работала. Вторая - рядом быть с чудесной Мариной Нееловой. И в третьих - это прекрасный спектакль. Но здесь такое удовольствие прикоснуться к этому материалу, что я плюнула на свой страх. Я ожидаю любую реакцию, вплоть до пошлого сравнения, тем не менее… При том малом количестве репетиций я готова.

Репетиций было мало, всего пять. Я видела этот спектакль в самом начале, а потом уже в записи. И то, что я видела в первый раз, меня потрясло, ощущение чего-то невероятного. Понравились тогда и Лена, и Марина. А спектакль в записи был другой. Я даже его не сразу узнала. Он у меня оставил много вопросов, на которые я хотела бы получить ответы. С чем это связано - время подошло, и спектакль изменился? Все дело в видео? Или актрисы его под себя подминали?

- Но мне-то кажется, что Мария Стюарт по характеру тебе очень подходит - ты такой же боец.

- Не знаю… Пока мне не чего особенно сказать. Я только понимаю, что роль не рождается за пять репетиций, тем более в такой жесткой театральной форме, какая есть у Римаса. Я прочитала о ней все, что нашла в Интернете. Даже на немецком языке.

- У тебя хороший немецкий?

- У меня плохой немецкий, но я прочитала все свои сцены. Римас поставил даже не Шиллера, а срез, сектор одной темы, разобранной достаточно подробно. Она была красавица, даже по сравнению с портретами Елизаветы. Еще мне помог Бродский со своим посвящением Марии Стюарт. Страх пока один - забыть текст, который белеет в глазах и куда-то растворяется. Но, может, потому что это мой родной театр, я надеюсь. Я вижу, как мне все пытаются помочь. От этого страх уходит и обостряется азарт.

- При таком жестком графике ты успеваешь работать в своем фонде? Что там нового?

- Да все хорошо. 4 марта у нас будет большая акция. Все готовят ее, меня не трогают, берету, наверное. Мы дышим.

- Год назад, извини, что напоминаю, произошла омерзительная история на "Нике" (спровоцированная г-жой Собчак). И на тебя, так же как и на Женю Миронова, буквально набросилась социальная сеть, оппозиция с обвинениями: вы обслуживаете власть, ваши фонды - спекуляция. Я помню, как ты переживала. Теперь все прошло?

- Пусть это будет на совести людей, которые могут так легко вешать на других людей ярлыки. У меня никогда рука не поднимется. Переживать, что есть такие люди, я не буду. Это присутствует во мне, но теперь уже не ранит. У меня они не вызывают уважения. Чтобы перестали о тебе говорить, надо, чтобы ты перестал что-либо делать. Или делал, но только для себя, любимого. И все будет в шоколаде.

- Мне кажется, за этот год у многих произошла переоценка событий. За год диаметрально поменялись мнения.

- Судя по отголоскам - не очень.

- Почему ты так считаешь?

- Потому что получаю письма и вижу, как люди постарались их принести в театр, чтобы они до меня дошли. Что в них? Ну, например, мне предлагают сжечь себя, нецензурная лексика в этих письмах. Мне кажется, что это спланированная акция. Но это настолько же нелепо, насколько и объяснимо.

У меня вчера была прекрасная встреча с Юрием Норштейном. И он мне рассказал, как очень давно, в перестройку, в Доме кино собрались люди, какое-то мероприятие, даже не важно, с чем связанное. И на сцену вышла дама абсолютно советского вида - какое-то кружевное платье, орден на груди. Она стала искренне говорить, что не знала всех ужасов строя, которому она служила так много лет. Ей даже не дали договорить, ее освистали и согнали со сцены. "И вот тогда я понял, что ничего не изменилось, - сказал мне Норшнтейн. - Человек не интересен никому. Душами владеют другие мотивы. В стране идут тектонические сдвиги. И забывают о человеке". Это к нашему разговору о переменах во мнениях за год. В мире много несправедливости. Так что по сравнению с тем, что бывает, мои переживания - капля в море.

материал: Марина Райкина

26 февраля 2013