"Скрывается от меры пресечения…"

Зачем понадобился России узбекский правозащитник из Мюнхена Анвар Усманов?

"Анвар Дехканович Усманов. Дата рождения: 10.04.46 г. Пол: мужской. Место рождения: г. Самарканд. Вид розыска: федеральный. Причина розыска: скрывается от меры пресечения, не связанной с заключением под стражу. Номер розыскного дела: 05919/92. Мера пресечения: заключение под стражу. Подразделение, объявившее в розыск: ГУВД г. Ташкента Мирзо-Улугбекский р-н. Дата приема розыскного дела: 18.06.2008. Серия паспорта: 5-ЮС. Номер паспорта: 700 414".

Все это я прочел на сайте "База данных федерального розыска по России" и очень удивился. Объясняю почему. С Анваром Усмановым мы знакомы лет сорок, из которых последние двадцать с лишним живем в Мюнхене. Естественно, встречаемся и, естественно, я знаю, что, появись он в Узбекистане, его наверняка арестуют. Скорее всего, прямо в аэропорту или на железнодорожном вокзале. Смотря на каком транспорте он на родину возвратится.

За что Усманова арестуют? Об этом поговорим позже. А сейчас я о своем удивлении: зачем Анвар Дехканович правоохранительным органам России вдруг понадобился? И вообще, как понимать: разыскивают за то, что "скрывается от меры пресечения, не связанной с заключением под стражу", но именно за это намерены "заключить под стражу"?

Ну, хорошо, допустим, Усманов появляется в России и его там арестовывают. Но на основании чего? На основании решения Мирзо-Улугбекского РОВД г. Ташкента, возбудившего против него дело в далеком 1992 году? Но Ташкент и РОВД Мирзо-Улугбекского района это ведь не Россия. Это – Узбекистан.

Так что же такого совершил Анвар Усманов, что ищут его аж с 1992 года, но никак не найдут? Как удается ему двадцать с лишним лет скрываться от правоохранительных органов Узбекистана, а теперь и Российской Федерации? Как он изловчился покинуть пределы родной республики и пробраться через Казахстан и Россию в Германию? Эти и некоторые другие вопросы не дают мне покоя, и я решил задать их непосредственно герою, объявленному в международный розыск. Но прежде кратко представлю его.

Анвар Усманов: 20 лет в розыске – 20 лет в Мюнхене

Профессиональный журналист, окончил факультет журналистики МГУ. Работал в республиканской и всесоюзной прессе. В конце 80-х прошлого века поддержал Демократическое движение Узбекистана "Бирлик", преобразованное позже в партию, за что, в частности за статьи в прессе, а также за выступления на волнах Радио Свобода, "Немецкой волны", Би-Би-Си подвергался административным преследованиям, арестовывался. Уже когда он находился в эмиграции ему было предъявлено обвинение по статье 191 ч. 2 УК Узбекистана: "оскорбление чести и достоинства президента Узбекистана через средства массовой информации", предусматривающее заключение на шесть лет в колонии строгого режима. Был вынужден эмигрировать.

Сегодня Усманов считается одним из ведущих специалистов по современным проблемам Центральной Азии. Но это здесь, на Западе, а вот дома… Впрочем, пусть лучше он сам расскажет о том, за что на него так осерчали официальный Ташкент, а теперь и благожелательная некогда Москва.

– Очень часто здесь, в эмиграции, – говорит Усманов, – я слышу от бывших соотечественников, что, дескать, они чуть ли не всю жизнь боролись за права людей, были гонимы официальными властями и прочее в этом роде. Не стесняясь они выставляют себя героями, достойными если не Нобелевской премии, то бронзового бюста на родине как минимум. Я же, занимаясь правозащитной деятельностью, героем себя никогда не считал и не считаю. Честно признаюсь, вплоть до перестройки я в основном ограничивался ворчаньем на кухне, а если и критиковал власти, то в узком кругу близких друзей и знакомых. Есть и такое, о чем мне стыдно вспоминать до сих пор. Например, о том, как на партийных и профсоюзных собраниях необоснованно клеймили близких мне людей, а я, тупя взор, молчал, голосуя как воздержавшийся. И только перестройка, в общем-то, явилась той вехой, с которой начался иной для меня отсчет времени. Когда на жизнь и происходящее я стал смотреть совсем по-другому.

Захотелось изменить наше тогдашнее рутинное существование, прекратить участвовать в приукрашивании, в общем-то, серой жизни, говорить людям правду, пусть и не всегда для себя и для них приятную.

Но все и всегда, как известно, начинается с малого. Работая собственным корреспондентом общесоюзной "Учительской газеты" в Узбекистане, я стал регулярно писать статьи о неформалах, о тех, кто выходил на митинги и демонстрации, пытаясь разобраться, что движет этими людьми, да и как я сам отношусь ко всему происходящему. Время, напомню, было тревожное, и никто не знал, чем так называемая перестройка обернется.

В июне 1989 года в Ферганской области Узбекистана произошли массовые столкновения и погромы, в ходе которых жестоким нападениям подверглись месхетинские турки. Все случившееся тогда до сих пор во многом остается невыясненным. Неясно, почему начались эти столкновения, почему были столь массовыми, кто руководил погромщиками, хотя версий существует достаточно. Но что примечательно: пресса тогда молчала, а если и писала, то ограничивалась в основном рассуждениями общего характера.

Единственно журнал "Огонек" попытался объективно рассказать об этой трагедии. Ну и я тоже, как говорится, не промолчал, а честно выразил свое мнение, опираясь на факты, многочисленные свидетельства очевидцев, с которыми встретился, собственные впечатления. Но власть предержащим это не понравилось. А через год новая трагедия: межнациональный конфликт между киргизами и узбеками в киргизских городах Ош, Узген и прилегающих к ним кишлаках. По неофициальным данным, погибло около 2000 человек.

Я выехал в Киргизию. Побывал также в Андижане, Намангане. С группой единомышленников снял документальный фильм о случившемся, который демонстрировался едва не во всех странах мира. Опубликовал цикл статей в различных изданиях, в том числе зарубежных. Стал одним из организаторов пикета в Москве, у входа на Красную площадь, участники которого потребовали от Верховного Совета СССР немедленно рассмотреть положение на юге Киргизии и дать политическую оценку происходящему. Кстати, тогда нам очень помогали российские правозащитные организации.

Да и взаимоотношения с властными структурами у меня были не такими уж жесткими. В какой-то момент я даже симпатизировал новому руководителю Узбекистана Исламу Каримову, отмечая его готовность к конструктивному диалогу с оппозицией. Не раз с ним встречался. Беседовал, спорил.

Конечно, глядя из сегодняшнего дня, могу сказать: тогда я крепко заблуждался. Но многое, если не все, прояснил августовский путч 1991 года. Вся узбекская оппозиция единодушно выступила против ГКЧП. От ее имени я написал Обращение к народу и властным структурам республики, за что был немедленно арестован. Затем путч провалился, и через десять дней меня выпустили, но именно с этого момента меня начали прессовать и перевоспитывать. Несколько раз арестовывали, судили. Правда, административным судом. В частности, за участие в митингах, выступления в прессе.

Однажды надежные люди, имена которых, по понятным причинам, не имею права назвать даже сегодня, предупредили, что принято решение о моем аресте в самые ближайшие дни и заключении. Причем надолго.

Посоветовавшись с соратниками, в июне 1992 года я на автомобиле тайно покинул Ташкент, уехав через Казахстан в Москву. А через месяц мой дом сожгли, объявив это случайным пожаром. Да и в Москве меня не оставляли в покое. Но об этом сегодня не хочется даже вспоминать.

Друзья из партии "Демократическая Россия" посоветовали уехать на несколько месяцев в Европу. Я улетел в Мюнхен, рассчитывая переждать, пока все не уляжется. И вот "пережидаю" более 20 лет.

В Ташкенте, обвинив в "оскорблении чести и достоинства президента через средства массовой информации", против меня возбудили уголовное дело по статье 191 ч. 2 УК Узбекистана. Смешно сказать, но по этой статье за мнимые оскорбления можно загреметь на 6 лет в лагерь строго режима.

Мое имя регулярно полощут во всех узбекских СМИ. Из эпитетов, которыми меня награждали, особенно позабавили "лягушка, квакающая на болоте Запада" и "клеветник, опившийся баварского пива". С земельным участком, на котором находится мой дом и который принадлежит мне, началась непонятная возня.

Поначалу райисполком попытался его у меня конфисковать. Через адвокатов и правозащитные организации я, не выезжая в Ташкент, смог отстоять этот участок. Но власти, собрав всех жителей нашей махали, предложили им подписать петицию с просьбой передачи моего земельного участка и дома государству ввиду отсутствия хозяина. Спасибо соседям – подавляющее большинство проголосовало "против". На время возня вокруг участка и восстановленного на нем дома вроде бы стихла. Но несколько лет назад земельный участок по подложным документам, подписанным якобы моей дочерью, был продан сотруднику ташкентской прокуратуры.

А теперь о том, кто и почему меня разыскивает, объявив едва не главным государственным преступником. Я знал, что в Ташкенте против меня возбуждено уголовное дело по причине того, что я нарушил подписку о невыезде. Но ведь с тех пор минуло более двадцати лет, и вдруг Россия, руководствуясь Минской конвенцией стран СНГ "О правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам", принятой в январе 1993 г. и частично измененной в марте 1997 г., объявляет меня в федеральный розыск. Как итог: в поисковой системе Google при введении моих анкетных данных появляется сообщение о том, что я нахожусь в федеральном розыске с указанием заведенного на меня в 2008 г. уголовного дела, но без разъяснения причин розыска. А ведь именно в 2008 году был незаконно продан принадлежащий мне земельный участок в престижном районе Ташкента. И это, согласитесь, символично.

Человек, которого нельзя сделать несчастным

Также символично, но это уже мнение правозащитного центра "Мемориал" и московского комитета "Гражданское содействие", что "Узбекистан является одним из самых репрессивных постсоветских государств, в котором только в 1998–2003 гг. более 10 тыс. граждан были привлечены к уголовной ответственности по политическим и религиозным мотивам.

Сотни жителей Узбекистана по аналогичным обвинениям были объявлены в межгосударственный розыск. Масштабные репрессии продолжились в 2004–2007 гг. В настоящее время число политзаключенных в республике составляет не менее 5000 чел. Подобная политика привела к появлению большого числа узбекских беженцев в государствах СНГ. Многие из них покинули родину, пытаясь избежать ареста, пыток и несправедливого осуждения по сфабрикованным обвинениям в рамках той или иной кампании, санкционированной правительством…"

Людям, вписавшим имя Анвара Усманова и сотен, если не тысяч других фамилий узбекистанцев в "Базу данных федерального розыска по России" это наверняка известно. Если нет, то теперь, надеюсь, они это знают. Попутно сообщаю им: о том, что Анвар Усманов живет в Германии в качестве политического беженца, официальному Ташкенту и лично президенту Исламу Каримову ведомо. По крайней мере, компетентным органам солнечной республики даже номер его домашнего телефона известен. Как говорит Усманов, иногда ему звонят неизвестные и на хорошем узбекском языке сообщают малоприятные, как они думают, вещи. Но дело в том, что Анвар, это уже мое личное наблюдение, относится к редкой категории людей, которых невозможно сделать несчастными. Хорошее настроение у них круглосуточно, а трудности и проблемы только бодрят. И все же есть один момент, который Усманова печалит.

По причине несовпадения его и официального Ташкента точек зрения на происходящее в Узбекистане он не может преклонить колени к могилам отца и матери, похороненным в Ташкенте. Родители постоянно снятся ему, и что примечательно, возвращаться на родину не советуют.

А в заключение снова о России. Ведь я так и не понял, зачем вдруг ей понадобился Анвар Усманов?

Александр Фитц

№ 12, 2013. Дата публикации: 22.03.2013